— Сегодня иду последний раз в поле, а там уже до всходов, — Виктор остановился у калитки. — Жена, тебя с обедом ждать?

— Приду, — кивнула та, и на её лице расплылась редкая, почти что ласковая улыбка. — С соседками веселее идти. А Марина обед приготовит, я горяченькое принесу.

Довольный Виктор кивнул и зашагал по дороге. Марине же некогда было вздыхать о ленивой невестке, ей нужно было успеть посадить замоченные семена. Младшие — Аля и Сеня — с радостью включились в работу, помогая разбивать аккуратные грядки и с важным видом вымерять расстояние между будущими лунками с помощью заветной палочки с зарубками.

К обеду, уставшая, но довольная, Марина снимала с огня дымящуюся кашу и выкладывала на блюдо отварную рыбу, пойманную детьми. Ничего изысканного она приготовить не могла — банально не хватало продуктов. Но девушка с надеждой смотрела на засеянные грядки.

«Скоро будет свой укроп, салат, петрушка, редис… Будут витамины, будет зелень к столу», — мысленно перечисляла она, и на душе становилось светло.

Марина помнила, что старшие просили её сходить в лес за хворостом, но у неё был на сегодня иной, куда более важный поход. Поэтому едва Карина с соседками скрылась в пыльной дали, Марина вручила детям несколько медяков и попросила сбегать на опушку, к дровосекам, — купить охапку-другую хвороста. Как же она устала от этой бесконечной лжи, от необходимости выкручиваться и придумывать оправдания! Но и на этот раз она решила солгать, что дети выменяли собранную в лесу черемшу на дрова.

Аля и Сеня, кивнув с полным пониманием, стремглав бросились к лесу, а Марина, умывшись студёной колодезной водой и приведя в порядок скромное платье, направилась к одному из домов, что располагался на улочке, где жили зажиточные крестьяне.

Ей несказанно повезло, что местная сваха, Аграфена Карповна, жила именно здесь, в их деревне, хоть и обслуживала все окрестные селенья. Возле ее аккуратного домика с резными наличниками частенько толклись незнакомые люди из соседних деревень, а иногда и сама Аграфена, заложив лошадь, укатывала в город — общаться с другими свахами или пристраивать особенно ценные «экземпляры». Слава о ее цепкой памяти, подвешенном языке и умении быть как медом сладкой, так и желчью едкой, гремела по всему уезду.

Марине повезло — возле дома было пустынно, и, судя по струйке дымка из трубы, сама хозяйка никуда не ушла.

— Добрый день, можно? — постучав в притворенную дверь, вежливо спросила Марина.

— Заходи, милая, заходи, — раздался из глубины дома хрипловатый, грудной голос.

Марина переступила порог. Сваха, Аграфена Карповна, сидела за кухонным столом, попивая чай из блюдечка. Это была женщина в годах, дородная, с лицом луны, испещренным сетью мелких морщинок, будто карта всех когда-либо заключенных ею брачных союзов. Ее волосы, густые с проседью, были убраны под нарядный, но потертый от времени головной убор. Маленькие, словно буравчики, глазки мгновенно оценили гостью, подсчитали стоимость ее платья и прикинули возможную выгоду.

— Хм-м-м… — протянула она, и махнула рукой, предлагая войти дальше. — Я тебя помню. Старшая Соколовых. Похорошела, девица, похорошела… — Ее взгляд скользнул по фигуре Марины, задержался на густых, заплетенных в тугую косу волосах. — Твоя невестка приходила, жениха тебе подыскивать. Но пятьдесят серебряных… Ох, и набегалась я с тобой, как курица с яйцом! — Она широко улыбнулась, обнажив крупные, желтые, как старый перламутр, зубы. Верхнего правого клыка не хватало, и эта дырка придавала ее и без того колоритной внешности что-то хищное, почти разбойничье. Марине сразу не понравилась эта женщина, и в душе она пожелала, чтобы зуб тот ей выбили в честной драке, а не вырвали в связи с болезнью.

— Вот потому-то я и пришла… — начала Марина, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Так не терпится под венец, красавица? — раскатисто хохотнула сваха и грубо вытерла рот холщовым рукавом. — Будет тебе жених, не сомневайся!

— Какой? — тихо спросила Марина, опускаясь на табурет у двери. — Кто согласился на пятьдесят серебряных?

— Ну, как согласился… Пока в раздумьях, — с притворной легкостью ответила Аграфена Карповна. — Увидеть товар хочет. А я тебя, знаешь, как расхвалила⁉ Работящая, мол, хоть и не первой свежести… Ан нет, — она снова уставилась на Марину, — гляжу я сейчас — и лицом выправилась, и коса… ах, какая коса! Толстая, девичья… Приодеть тебя, да за… Ах да, ты и так из семьи зажиточной.

— Расскажите же мне, Аграфена Карповна, кто этот щедрец, что на деревенскую девку целое состояние тратить готов? — голос Марины дрогнул, выдав внутреннюю панику.

— Лет ему… ну, под семьдесят будет, — с деланным сочувствием сказала сваха. — Жена, сердешная, три года, как отдала богу душу… Эй, ты куда бледнеешь? — она прикрикнула, видя, как кровь отливает от лица девушки. — Мужик он видный еще! Потом, правда, запил с горя, да скоро в руки взялся, возраст все же, негоже пить. Ему покой да уход нужен, жена покладистая, молчаливая… Такой я ему тебя и нарисовала. А ты, выходит, и голосить горазда!

— Простите, Аграфена Карповна, — чуть не плача, взмолилась Марина. — Умоляю, скажите Карине, что никого пока не нашли. А мне… дайте хороший выбор! Я разницу до пятидесяти монет сама доплачу!

Сваха замерла. Ее цепкие глазки-буравчики сузились, выцеливая в Марине что-то важное, скрытое. Пахло возможной и немалой, наживой.

— А ты, девица, интересная… — протянула она наконец. — Если деньги водятся, то… что ж, за мое молчание и за хороший выбор — пять серебряных сверху. Этот старик, между прочим, жмётся, сорок предлагает. Так что твои пятьдесят пять — это как раз то что надо.

— Пятьдесят пять, — обречённо прошептала Марина, понимая, что, если ее план с рецептами провалится, участь ее решена. — Согласна. Какие есть женихи моего возраста? Чтобы не пил, работящий, и чтобы в семье руку никто не поднимал. — Она сглотнула комок в горле. — Я так понимаю, мне придется идти в его семью жить?

— А ты как хотела? — фыркнула Аграфена Карповна. — Чтобы молодым родители готовый дом сразу отгрохали? Такое раз в десять лет бывает. Женихов… — она отхлебнула чаю, — сейчас в активном поиске человек десять. Но под твои причуды… ну, пусть будет трое. Так насчёт пяти серебряных договорились?

— Найду! — произнесла с такой несвойственной ей твёрдостью, что тут же ощутила себя не бедной родственницей, а женщиной, способной постоять за свою судьбу.

— Вот и славно, — удовлетворённо крякнула сваха. — Пока в деревню жених не нагрянет, торопить его не стану. Но занеси мне два серебряных в качестве залога за мое молчание. Когда сможешь?

— Не раньше понедельника, — ответила Марина, мысленно прикидывая сроки.

— Ладно, — Аграфена Карповна отставила блюдечко и достала толстую, засаленную тетрадь в тканевом переплёте. — Так… Емельян Котлов, двадцати трех лет…

Сваха знала своё дело назубок. На каждого жениха у неё было готовое досье: рост, телосложение, состав семьи, доход, привычки, характер — все, что могло интересовать будущую жену. По описанию Марине приглянулись двое. Но перед ее внутренним взором стоял совсем другой образ — высокий, молчаливый, с глазами цвета дымчатого кварца.

— А вот… Егор, охотник, — осторожно, будто пробуя ногой воду в реке, спросила она. — Он жениться не собирается?

— Егор-то? — сваха фыркнула, будто услышала глупую шутку. — Нет, сам ко мне не ходил. А я к нему… раз десять наведывалась. Желающих за него выйти — хоть отбавляй! Да что толку? Отказывает всем, как один. Парень видный, сильный, дом — полная чаша… Да только не советую, милая, даже и думать. Все деньги, что зарабатывает, в город семье отсылает. Зря только время потратишь.

Марина вздохнула, но в душе что-то упрямо шевельнулось. Пусть сваха и не хочет идти, но она… она сама попробует. Охота — дело рискованное. Но и награда может быть великая.

Дневную тишину, нарушаемую лишь щебетом воробьёв и блеяньем козы за околицей, внезапно разорвал отчаянный, надрывный крик, донёсшийся прямо с дороги: