— Где прячете? — ярился мужик. — Я вас знаю, вы живёте в старом доме, вас брат привёз к нам в деревню. Нищета гольная, вот и воруете…

— Не смейте наговаривать! — голос Марины дрогнул от возмущения и страха. — Это вы закон нарушаете! Мы… мы может, и небогаты, но не голодаем! Кур держим! — сама не зная зачем, стала оправдываться девушка, чувствуя, как жар стыда заливает её щёки.

На поляне, бесшумно, как призрак, возник ещё один мужчина.

— Кузьма. Опять за старое? — голос у него был низкий, безразличный, но от этих тихих слов у браконьера по спине пробежала крупная дрожь.

Марина замерла. Незнакомец разительно отличался от бородатого, неумытого, неотёсанного, упивающегося вседозволенностью, Кузьмы.

Марина подняла взгляд. Лицо молодого человека, обрамлённое волосами цвета спелой пшеницы, казалось высеченным из мрамора — высокие скулы, твёрдый подбородок и прямой красивый нос придавали ему благородное, почти суровое выражение. Но больше всего Марину поразили его глаза. Они были светлыми, как дымчатый кварц, и пронзительными, как лезвие ножа. В них горел холодный, ясный огонь, и в их глубине таилась звериная настороженность, словно он видел не только лес вокруг, но и саму душу каждого, кто осмеливался приблизиться.

У Марины на мгновение закралась мысль: «Вдруг он хозяин этих земель? Граф или помещик? Вряд ли…» — тут же отмахнулась она.

На молодом охотнике были простые, но добротно сшитые одежды: плотные штаны из мягкой, вытертой до благородного оттенка коричневой кожи, белая льняная рубаха с расстёгнутым воротом, открывавшим чуть тронутую загаром мощную шею, и короткий жилет из той же кожи. На поясе из толстого ремня висела охотничья сумка и длинный нож в простых, но надёжных ножнах.

— Я… А чего я? — неожиданного стушевался и даже сгорбился браконьер. — А я ничего, — нашёлся он. — Вот поймал детишек, они тут ловушку на зайца устанавливали.

— Нет, это не мы, — Марина подняла руки в защитном жесте. — Какие зайцы весной, да и не умеем мы.

— Траву собери, — приказал охотник Кузьме.

Тот, закивав, бросился подбирать разбросанную зелень, сгребая её в корзины вместе с землёй и прошлогодними листьями.

— Не надо! Мы сами! — возмутились дети, видя, как он мнёт нежные побеги.

Кузьма замер в нерешительности.

— Хорошо, — охотник коротко кивнул. Его взгляд скользнул по сломанной ловушке. — Кузьма, если я найду в этом лесу ещё один силок, отправлю тебя в город к городовому. Лично.

— Егор, да что ты! — у браконьера перекосилось лицо от страха. — Я… я их все сам сломаю! Смотри! — мужчина со всего маха прыгнул на ловушку. Раздался громкий хруст.

Молодой человек кивнул, не говоря ни слова, развернулся и скрылся среди деревьев.

— Ох, пронесло, — Кузьма дёрнул себя за бороду и зло посмотрел на виновников своего позора. — Чего уставились? Собирайте свою траву и проваливайте. — Наглец пнул корзину и, ругаясь себе под нос, удалился.

— Вот же паршивец, — приседая, пробормотала Марина. — Напакостил и ушёл. Надеюсь, ни один заяц в его капканы больше не попадёт.

— А Егора-то, как он испугался! — с восторгом прошептала Аля. — Прямо затрясся весь! А черемши много, ещё наберём.

— А кто… кто этот Егор? — стараясь казаться равнодушной, спросила Марина, аккуратно укладывая уцелевшие стебли.

— Егор? — переспросила Аля и вспомнила, что Марина не всё помнит после камнепада. — Он здешний охотник. Живёт на отшибе, даже не в деревне, а прямо на опушке. У него дом за высоким забором, чтобы дикий зверь не зашёл.

— Женат? — не удержалась Марина.

— Нет. Бабы в деревне болтают, что слишком он грубый, молчаливый и нелюдимый. Никак невесту найти не может. Сваха к нему, говорят, много раз ходила, да он и слушать не хочет о выкупе. А ещё… — Аля понизила голос до конспиративного шёпота, — поговаривают, что он бедный как церковная мышь. Всё, что добывает, отправляет родителям в город. Они там сильно болеют, а у него ещё пятеро младших братьев и сестёр на руках. Лекарства дорогие, братьям учиться надо, сёстрам приданое копить… Но это только слухи.

«Интересно… — в голове у Марины что-то щёлкнуло. — Очень интересно». Этот Егор, дикий и гордый, притягивал и пугал одновременно. И он явно был не похож на остальных. «Нелюдим… — подумала она, снова чувствуя прилив странной, тёплой уверенности. — Ну и что? Я и не из пугливых».

— Что, понравился? — хихикнул Сеня, уловив задумчивое выражение на её лице.

— Красивый, — просто признала Марина, не видя смысла отпираться. А про себя добавила: «О нём у свахи нужно будет разузнать в первую очередь».

— Почти три корзины, — радовалась Аля, возвращаясь домой. Ситуация, произошедшая в лесу, уже покрылась дымкой. — Денег заработаем.

— Пришли, не запылись, — не успели дети войти во двор, как с упрёками накинулась Карина. — Мужики дрова принесли. А ну, рассказывайте! Виктор денег на дрова дал?

— Нет, — солгала Марина, глядя ей прямо в глаза. — Я свои последние медяки отдала. Силы таскать хворост у меня нет, а ты, невестка, мужа своего так заездила, что он скоро от тебя сам сбежит.

— Кто? Виктор? От меня? — Карина фыркнула, но в её глазах мелькнула неуверенность. — Да ни за что! Это я могу его бросить, когда захочу! — выпалила она, выдавая себя с головой. — Ладно, хватит болтать! Перебирайте свою траву, да поживее! Сеня, пойдёшь со мной, отнесём это приезжему торговцу. Он в прошлый раз интересовался.

В шесть рук черемша была быстро и ловко перебрана.

— И не засиживайтесь! — бросила Карина на прощание, уже направляясь к калитке. — Огород сам себя не вскопает! Марина, ужин готовь!

— Нашла золушку, только приказы рада раздавать, лентяйка, — эти слова были произнесены старшей сестрой только после того, как жена Виктора скрылась вдали.

Марина стояла во дворе, пахнущем нагретой весенней землёй, и впервые за долгое время чувствовала не безысходность, а странное, звенящее предвкушение. Впереди был не просто огород и скудный ужин. Впереди была тайна по имени Егор.

Вечер вполз в дом тихими сумерками, унося с собой дневную суету. Переделав все дела, Марина упала на жёсткую кровать, но долгожданный сон не приходил. Он прятался где-то в углах, ускользая от её измождённого сознания. Она ворочалась, беспокойные мысли вихрем кружились в темноте.

«Как же книжные попаданки обустраивают свою судьбу? — терзал её навязчивый вопрос. — Одна в принцессы, другая — в покоях богатой наследницы, которую силком выдают замуж. Но все они, куда бы ни забросила их судьба, почти всегда сыты, обуты и защищены. А я?..»

Горькая усмешка застыла на её губах. Она окинула мысленным взором жалкую комнатушку, пропахшую бедностью.

«Неужели в этой деревне есть семья беднее нашей? Яйца и те роскошь, дозволенная лишь по праздникам, да и то чаще уходящая на продажу. О мясе же и думать не смеешь. За две жалкие кости, из которых я выварила бульон, Карина чуть не съела меня живьём с потрохами. Что же было бы, принеси я целый кусок мяса?»

Отчаяние, холодное и липкое, подкатило к горлу. Она сглотнула его, заставляя мысли работать дальше, искать выход, лазейку, любую щель в этой каменной стене беспросветной нужды.

«Что делать? Как может незамужняя девушка в этом мире самостоятельно заработать хоть немного? Что обычно придумывают героини на моем месте? Эх, если бы у меня был жизненный опыт, мудрость семидесятилетней старухи… Тогда, может, и не было бы так страшно оказаться в этом юном теле. А я… я в своем-то мире почти не успела пожить».

Память услужливо подсказывала образы: бабушка, учившая её, разбираться в травах, дед, показывавший, как держать топор. Знаний в голове осело прилично, да только приложить их некуда.

«Травы? — она мысленно покачала головой. — Нет, на этом много не заработаешь. Жаль, во мне нет ни капли магии. А есть ли она вообще в этом мире? Я ведь так и не узнала».

Её рука сама потянулась к кулону на шее. Пальцы сжали холодный камень, впуская в себя слабую, почти призрачную надежду.