Да только назначенные планы пришлось отложить.

Рассвет застал Марину в состоянии полного и беспросветного разгрома. Боль, тупая и ноющая, разлилась по всему телу, сковав мышцы свинцовыми тисками. Казалось, болела не только каждая мышца, но и каждая косточка, каждая жилка, мстя хозяйке за вчерашний подвиг на огороде. Любая попытка пошевелиться отзывалась пронзительным стоном, готовым сорваться с губ. Слёзы бессилия, горькие и жгучие, навернулись на глаза. О, сейчас бы тёплую, почти горячую ванну, где можно распарить затёкшее тело, потом массаж с разогревающей мазью… Но это были пустые, бесплодные мечты. Да что толку мечтать, доктор в этой деревне в медицине разбирается хуже, чем сама Марина.

За тонкой дверью слышалось злое шипение раздражённой «кошки»:

— Да она притворяется, Виктор! Вчера геройствовала, картошку сажала, а сегодня встать не может. Знаю я эти девичьи уловки!

Марина сжала веки, пытаясь отгородиться от этого голоса. Но дверь скрипнула, и в комнату бесшумно вошла Аля. Девочка присела на край кровати, её глаза были полны тревоги.

— Марина? — тихо позвала она. — Давай я тебе спинку поглажу, а? Вдруг полегчает.

Не в силах вымолвить и слова, Марина лишь кивнула и, стиснув зубы, перевернулась на живот. Детские, но на удивление сильные и ловкие пальцы принялись разминать затвердевшие мышцы. Сначала было больно, но потом кровь начала циркулировать быстрее, и скованность понемногу отступала, уступая место терпимой, ноющей усталости.

— Спасибо, родная, — прошептала Марина, когда Аля закончила.

— Виктор хотел доктора позвать, — почти шёпотом, сообщила девочка, наклоняясь к самому уху сестры. — А невестка не даёт. Говорит, денег на его снадобья нет. И каша у неё сегодня не получилась, пригорела, в горло не лезет.

— Скажи брату, что доктора не нужно, — твёрдо сказала Марина. — Он коновал, а не лекарь. Подозреваю, он и в соседней деревне ничему не учился. Элементарного не знает, — поделилась своими соображениями страдающая от боли Марина. — Сейчас полежу немного, как полегчает, встану.

Но «сейчас» растянулось на целые сутки. Марина пролежала в постели ровно день и ночь. Лишь на следующее утро она, с тихим кряхтением и с помощью Али, смогла подняться. Боль полностью не ушла, отступив вглубь, превратившись в слабый, но навязчивый фон.

За завтраком, который Карина, скрепя сердце, приготовила сама, царило напряжённое молчание. Невестка, с раздражением ковыряя ложкой в безвкусной каше, не выдержала:

— И что, она и сегодня в город не пойдёт? Чуть-чуть поработала и тут же слегла. Хорошо устроилась.

— Дорогая, — тихо, но настойчиво возразил Виктор, — но ты ведь после работы в поле и по два дня отходишь, говоря, что спину надорвала.

— Я… я… — Карина на мгновение опешила, её щёки залил густой румянец. Она-то знала, что её недомогания — сплошная симуляция. — Ладно, пусть отдыхает, — фыркнула она отступая. — Я, так уж и быть, кур покормлю сама. Но ужин на тебе, Марина. Чтоб без оправданий.

— Вот спасибо, — пробормотала Марина, с отвращением глядя на подгорелую массу в своей тарелке. Она отодвинула её и, опираясь на стол, медленно поднялась, чтобы вернуться в свою комнату — досыпать, долёживать, набираться сил.

На следующий день Марина себя чувствовала сносно, утром замешала яичную лапшу, Карина, от душевных щедрот выделила целых два яйца, за эти дни их куры несушки расстарались, их у жены Виктора было десять, и чтобы не говорила Маринка, но тощие несушки исправно радовали хозяйку яйцами, а это всё же неплохой доход. Если зимой они неслись реже, то весной практически каждый день. А это десяток в день, иногда восемь.

— Сегодня отнесу на продажу двадцать четыре яйца, куплю немного у приезжего торговца пшена курицам, — поделилась своими планами Карина с домочадцами. — Крупа, что последний раз в лавке покупали, заканчивается. Так что, Марина придётся тебе и её купить в городе, вечером денег дам.

— Хорошо, — не стала возражать золовка.

— Виктор, можно мы с Алей на речку пойдём, рыбу ловить? Вдруг раков насобираем? — Арсений посмотрел на брата.

— Дело хорошее, огород посадили, дров пока хватит, идите!

— Спасибо! — обрадовался мальчик. — Я поймаю самую большую рыбу и тебе отдам! Вторую — Марине, третью — Але, а четвёртую… — он запнулся, на мгновение задумавшись, — четвёртую невестке.

Карина, услышав, на какое место её определил младший брат мужа, поджала губы.

— Так-то я вторая в семье по старшинству, — не сдержалась она, и её голос зазвенел, как натянутая струна. — Или ты, Арсений, не уважаешь жену своего старшего брата?

Марина мысленно вздохнула. Всё чаще она замечала, что под личиной сварливой и властной женщины в Карине живёт несчастная, обделённая вниманием девочка, которая так и не сумела повзрослеть.

— Но я люблю Марину… — Аля быстро зажала рот разговорчивому братцу, вытащила его из-за стола и пробормотав:

— Нам пора, — увела Сеню домой, за единственной удочкой, что бережно хранилась в углу кухни. Виктор сам любил порыбачить, да только ему это редко удавалось.

Марина была рада остаться одна в тишине. Когда все ушли из дома, она разожгла огонь, поставила воду греться и украдкой прокралась в старый сарай.

Прохладный полумрак, пахнущий пылью, древесиной и чьей-то старой жизнью, обволакивал её. Взгляд упал на спрятанные в углу клетчатые сумки.

«Наверное, их стоит сжечь? — мелькнула мысль. — Или…» В голове возникла идея — взять их с собой в кровать, сжать кулон и надеяться, что они перенесутся вместе с ней.

Но подумав, откинула эту мысль. В своём мире она оказывается в своё настоящем теле, и одежда в этот момент на ней другая, лишь кулон неизменно перемещается с ней.

Она принялась перебирать сокровища. Пакетиков с семенами оказалось прилично: кабачки двух сортов, капуста трёх (один — ранний, что не могло не радовать), баклажаны, сладкий и острый перец, морковь, свёкла, редиска, целый огород зелени — петрушка, укроп, салат, мята, горох, бобы, огурцы, томаты, тыквы и даже один, затерявшийся среди прочих, пакетик с арбузами. Бабушка любила экспериментировать, высаживая их в теплице, где они, увы, вырастали мелкими и безвкусными, но надежда, как известно, умирает последней.

Из одежды нашлись две пары дешёвых китайских шлёпанцев, которые здесь нельзя было показывать ни в коем случае, её старые босоножки и стоптанные домашние тапочки. Вот их-то она с радостью надела бы — вряд ли простая домашняя обувь могла вызвать подозрения. И два платья бабушкиной молодости — плотные, закрытые, из добротной ткани, вышедшей из моды полвека назад. «Интересно, найдётся ли на них покупатель в городе? — подумала Марина. — Точно! Продам и на вырученные деньги приоденусь для похода в приличный ресторан». Платья и тапочки она отложила в отдельную кучку.

И вдруг её пальцы наткнулись на что-то холодное и металлическое. «Ух ты! — мысленно воскликнула она, вытаскивая железные палочки, увенчанные ребристыми кружками на концах. — Да это же формочки для грибочков!» Память услужливо подбросила картинку из детства: она, маленькая, крутится на кухне вокруг бабушки, а та обмакивает палочку с тестом в кипящее масло, и через мгновение на тарелке оказываются румяные, хрустящие грибочки, их «ножки» щедро обмакивают в кулинарный мак.

В сумке нашлась и помятая сковорода, и несколько других форм — для орешков и вафель. А ещё — с десяток вилок, чайные и столовые ложки, аккуратно перевязанные ленточкой из старой ткани. Но главным сокровищем, заставившим её сердце забиться чаще, стали книги и потрёпанная тетрадь в клетку на девяносто листов, раздувшаяся от вложенных в неё вырезок из газет и журналов. «Лекарственные травы», «Рецепты на скорую руку» и… сборник сказок. Прижав к груди книжное богатство, Марина в который раз мысленно поблагодарила свою запасливую бабушку.

— Ничего, проживём, — пообещала себе девушка, возвращаясь домой из сарая.

Искупавшись наскоро и облачившись в старенькое, но чистое платье, густо украшенное аккуратными заплатками, Марина вылила воду и вышла во двор, чтобы подсушить на солнце свои длинные, ещё влажные волосы. Как же ей не хватало современных расчёсок! Приходилось долго и терпеливо, прядка за прядкой, разбирать их старым деревянным гребнем с редкими зубьями. Но и в этом занятии был свой ритм и своё, почти медитативное удовольствие. Она запрокинула голову, подставляя лицо тёплым, ласковым лучам.