Лесоруб с ухмылкой принял плату и кивнул, с одобрением глядя на серьезное личико мальчишки.

— Выбирай, хозяин! Смотри, чтобы не подвел тебя поставщик!

Сеня, счастливый, тут же ринулся к аккуратным вязанкам, с важным видом постукивая по прутьям и прикидывая, какие из них дадут самый жаркий и послушный огонь.

И тут из чащи, словно тень, возник он. Некрас. Парень вышел, опираясь на топор, в простой рабочей рубахе, вытирая рукавом пот с лица. Волосы его были сбиты, но в глазах, прищуренных от солнца, горел тот самый упрямый огонь.

— Марина… здравствуй, — произнес он, и его голос прозвучал глуповато, с ноткой надежды.

— Добрый день, Некрас, — холодно, без тени улыбки, ответила девушка, инстинктивно сделав шаг назад.

Его взгляд упал на узелок в ее руках, откуда так соблазнительно пахло ванилью и свежей выпечкой.

— А что это у тебя? — Некрас сделал шаг ближе, жадно втягивая носом воздух. — Сдоба какая-то… Гостинец?

Марина не удостоила его ответом. Молча убрала руку с заветным свертком за спину, словно пряча не просто сладости, а частичку своей новой, независимой жизни.

Мужчины, наблюдавшие за этой немой сценой, не могли удержаться от шуток.

— Ох, Маринка, да ты вся вспыхнула, как маков цвет! — загромыхал один из них, подмигивая товарищам. — Неужто кому-то из нас, лесных волков, гостинцев нанесла? Признавайся, чье сердце-то завоевала? Мое, что ли?

— Ой, полно тебе! — вторил ему другой парень с белобрысой чёлкой. — Да кто б ни был, никаких денег не хватит, чтоб выкупить ее из цепких лап Карины жены Виктора! Такая красивая невеста — дорогое удовольствие!

Марина стояла, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. Ей были неприятны эти вульгарные шутки, этот пристальный взгляд Некраса, от которого по спине бежали мурашки.

К счастью, их выручил Сеня.

— Всё! Я выбрал! — рапортовал он, подбегая и хватая сестру за руку. — Самые лучшие вязанки! Можем идти!

Его появление стало спасением. Марина, лишь кивнув на прощание лесорубам, развернулась и почти побежала прочь, увлекая за собой детей. Ей не хотелось больше ни секунды оставаться под оценивающими взглядами и тяжелым, полным ожидания взором Некраса.

Троица удалялась все дальше по опушке, и на полянке вновь воцарился деловой шум работы. Лишь усатый Мирон, почесав затылок, с удивлением произнёс, обращаясь ко всем и к никому:

— Куда это они путь-дорогу держат? Вон, вдоль леса пошли. А там, на всем протяжении, только дом Егора-охотника и стоит. Хотя, есть дома и чуть ниже, по деревне, конечно, было бы короче… Но раз за хворостом ходили, теперь им придется обходить, круг делать.

Мужики что-то пробурчали в ответ, уже погружаясь в привычный рабочий ритм. И только один человек не двигался с места. Некрас. Он стоял, оперевшись на топорище, и его хмурый, сосредоточенный взгляд был прикован к той точке, где за деревьями скрылась легкая фигура Марины. В его глазах читалось не просто разочарование, а нечто более сложное — упрямство, ревность и тлеющая искра догадки. Он смотрел ей вслед до тех пор, пока последний отсвет ее платья не растворился в зелёной чаще.

Тропинка, по которой они шли, становилась всё уже и живописнее. Воздух в лесу был другим — более прохладным, насыщенным смолистыми ароматами и шелестом листвы под лёгким ветерком. И вот за очередным поворотом их взорам открылось неожиданное зрелище.

Участок Егора был огорожен не плетнем и не хлипким штакетником, как у других деревенских жителей, а настоящей крепостной стеной. Высокий, в рост двух человек, забор был сколочен из толстых, темных от времени и непогоды брусьев, заостренных сверху. Он выглядел сурово, надёжно и говорил о многом: о желании хозяина оградить свой покой от чужих глаз, о его силе и умении работать с деревом, и, конечно, о том, что в этих лесах водятся звери, с которыми шутки плохи. Такой забор мог остановить любого, кроме разве что самого ловкого и голодного хищника.

Марина на мгновение застыла, впечатлённая. Это было не просто жилище, а твердыня. Сердце ее забилось чуть чаще — от робости и предвкушения. Взяв себя в руки, она шагнула вперед и, преодолевая легкую неуверенность, постучала костяшками пальцев в массивные, тоже из добротного дерева, ворота.

В ответ из-за забора глухо, неохотно и очень внушительно донеслось низкое, басовитое рычание, перешедшее в гулкий лай. Судя по тому, как звучал голос, охранник за ними был крупный, серьёзный и явно неприученный бурно выражать радость при виде гостей.

Дети невольно прижались к Марине, а Сеня и вовсе схватил сестру за рукав. Но прежде чем кто-либо успел что-то сказать, с громким металлическим лязгом отодвинулся тяжёлый засов, и ворота распахнулись.

На пороге стоял Егор. Он открыл ворота, не спрашивая, кто пришел, будто был готов к любой встрече, будь то медведь, разбойник или сама судьба постучавшая в его ворота. В руках охотник сжимал тяжелый топор, но, увидев кто пришёл, опустил его, прислонив к косяку.

— Добрый день, Егор, — голос Марины прозвучал чуть смущённо, и она сама удивилась этой внезапной робости. — Мы вот… гостинцев тебе принесли. — Она сделала небольшой шаг вперёд, а дети, как два испуганных птенчика, жавшиеся к сестре с обеих сторон, с любопытством и опаской разглядывали могучего хозяина и тёмный проем, за которым слышалось настороженное сопение пса.

Молодой человек на мгновение застыл, и Марине показалось, что в его глазах мелькнуло что-то дикое, необжитое, будто он вот-вот захлопнет ворота перед назойливыми посетителями.

«Всё, зря пришли», — с тоской подумала Марина, чувствуя, как по щекам разливается краска.

Но вот его суровые черты смягчились, а в серых, ясных глазах, цвета дымчатого кварца, вспыхнула редкая искра удивления.

— Не ожидал, — наконец ответил он, и его низкий, грудной голос прозвучал тише обычного, почти сдержанно-нежным.

— Нет, что ты! — поспешно воскликнула Марина, принимая его сдержанность за нежелание их видеть. — Мы ненадолго, лишь орешки принесли. Ты забыл наш уговор? Я обещала прийти с сестрой и братом, чтобы соблюсти приличия. — Марина произнесла это, словно оправдываясь, сама не понимая, почему ее сердце колотится так часто.

И тут с Егором произошла разительная перемена. Его лицо озарила светлая, широкая улыбка, от которой глаза сузились и стали лучистыми. Он смущенно, почти по-мальчишески, провел крупной, иссеченной мелкими шрамами ладонью по своим темным, непослушным волосам.

— Точно! — воскликнул охотник, и его взгляд, теплый и пристальный, утонул в ее глазах.

И в этот миг что-то щелкнуло у него в груди. Егор вспомнил их последнюю встречу — бледную, испуганную девушку в измятой одежде, с глазами, полными слез и отчаяния. Тогда, в лесу, он уже почувствовал необъяснимый укол — то ли жалости, то ли чего-то большего, когда отбирал её вещи у тех подлецов. Тогда же, совершенно незнакомая, она вызвала в нём странную, дикую ревность при одной лишь мысли, что кто-то может причинить ей вред. Или… увидеть эти яркие глаза, полные слёз.

Но сейчас… Сейчас перед ним стояла совсем иная девушка. Нежная и хрупкая. Стойкая, о чем говорил её прямой взгляд. И такая прекрасная, что у него перехватило дыхание. Щёки, залитые свежим румянцем, густые ресницы, обрамляющие ясные глаза, в которых теперь плескалась не робость, а живой, острый ум и внутренняя сила. Простое деревенское платье не могло скрыть её стати, а лишь подчёркивало естественную, цветущую красоту.

Сердце охотника, привыкшее к ровному и спокойному ритму жизни в лесу, вдруг забилось часто и гулко, как насторожившийся зверь. Он наконец-то понял, что это странное беспокойство, которое не отпускало его все эти дни, имело имя и лицо. Марина.

— Проходите, — посторонился Егор, жестом приглашая гостей вглубь своего владения. Но Марина, вспомнив суровые деревенские устои, не сделала и шага.

— Мы не можем, — тихо, с внезапно нахлынувшим смущением ответила она, потупив взгляд. — Приличия не позволяют. — Марина протянула ему небольшой узелок, и ее изящные пальцы, коснулись натруженной, шершавой ладони. — Попробуй с чаем, орешки очень вкусные.