Не успела она прийти на тайное место встречи, как за ее спиной бесшумно, словно воплотившись из лесного сумрака, возникла высокая, знакомая фигура.

— Марина…

Голос Егора, низкий и сдержанный, заставил ее сердце совершить немыслимый кульбит — замереть, а затем забиться в висках частой, лихорадочной дробью. Она обернулась, и в ее глазах вспыхнул такой яркий, безудержный свет, что его хватило бы, чтобы разогнать любую, самую густую тьму.

— Егор… — выдохнула она его имя.

Не раздумывая, забыв о всякой осторожности, она приподнялась на цыпочки и легким, порхающим движением коснулась губами его щеки. Стыдливая краска залила ее лицо, но отвести взгляд она не могла.

— Я по тебе соскучилась, — прошептала Марина, признание, сорвалось с губ так же естественно, как дыхание. Из небольшой сумки она извлекла маленький, аккуратно завязанный узелок. — Это тебе… Я вчера лапшу делала с тушеным мясом, попробуй. Должно быть вкусно…

Егор взял сверток, и его большая, сильная рука на мгновение сомкнулась вокруг ее тонких пальцев. От этого прикосновения по ее спине пробежали мурашки.

— Ты меня каждый день подкармливаешь, — тихо произнес он, и в уголках его глаз залегли лучики смешинок. — А я чем отблагодарил? Какой-то звериной лапкой…

— Но ты еще и хворост для меня приносишь, — возразила она, ее взгляд скользнул к аккуратной вязанке, уже приготовленной им и прислоненной к сосне. — И… и просто ждешь меня здесь. Это дороже любой еды и лапки.

Они замолкли, и тишина вокруг наполнилась тысячью невысказанных слов. Они просто стояли, погруженные в созерцание друг друга, и в их взглядах плескалось море нежности, страсти и безмолвного понимания. Лесной воздух трепетал от натянутой, как струна, энергии между ними.

— Марина, я… — голос Егора дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу. Он сделал глубокий вдох, собираясь с духом. — Я хочу…

Девушка затаила дыхание, и мир вокруг сузился до его лица, до его губ и глаз. Сердце замерло в сладкой, мучительной надежде. Неужели? Неужели он решился?

— … Хочу пойти к свахе, — выдохнул он наконец, и слова прозвучали ясно и твердо. — Просить твоей руки.

Счастливый, пронзительный вскрик, сорвавшийся с ее губ, вспугнул стайку птиц в ветвях старого кедра. Марина, не в силах сдержать переполнявшую ее радость, подпрыгнула и, смеясь сквозь слезы, снова и снова осыпала его лицо легкими, стремительными поцелуями.

— Правда? — лепетала она, захлебываясь от счастья. — Это правда? Ты хочешь… взять меня в жены?

— Хочу, мое солнышко, — прошептал он, и это ласковое слово, сказанное его суровым голосом, заставило ее смущенно потупить взгляд. Его ладонь, грубая и нежная одновременно, коснулась ее щеки. — Ты согласна стать моей женой, Марина?

— Да! — вырвалось у девушки, и она закивала, словно колосок на ветру. — Да, да, тысячу раз да!

— Ты такая красивая… — его губы приблизились к ее уху, и горячее дыхание обожгло кожу. — Нежная… Заботливая… Самая лучшая.

Марина с удивлением и восторгом ловила каждое слово. За последние дни ее суровый, молчаливый охотник словно оттаял на весеннем солнце. Он не только стал говорить больше, но и научился этому тихому, интимному языку влюбленных, учился заигрывать с ней, и выходило у него это с трогательной, неумелой искренностью.

— Ты тоже… — прошептала она в ответ, утопая в его серых, таких бездонных глазах. — Ты самый красивый мужчина на свете… — Внезапно она вспомнила о времени и с сожалением вздохнула. — Мне пора. Ребята ждут.

Она наклонилась, чтобы подхватить свою вязанку, но Егор был быстрее. Он легко поднял хворост и протянул ей.

— До завтра, — улыбнулся Егор.

— До завтра, — улыбнулась в ответ Марина и, послав ему воздушный поцелуй, почти побежала по тропинке, унося с собой бурю счастливых эмоций.

Охотник долго стоял неподвижно, провожая ее взглядом. Даже когда ее платье окончательно растворилось в зелени, он не уходил. Он прижал ладонь к щеке, к тому месту, где еще жгли следы ее поцелуев, и на его суровом лице светилась тихая, почти неземная улыбка.

Марина, окрыленная и пьяная от счастья, летела, почти не касаясь земли. Она не замечала ни пения птиц, ни шелеста листвы, ни темной тени, притаившейся за стволом старой, разлапистой ели. Она уже почти вышла из лесной чащи, до деревни оставалось рукой подать, когда из-за дерева метнулась чья-то тень.

Ее с силой, с лютой злобой дернули за руку. От неожиданности и боли она вскрикнула, и связка хвороста с грохотом рассыпалась у ее ног.

Перед ней, перекрывая путь, стоял Некрас. Его лицо было искажено гримасой такой яростной обиды и ревности, что стало по-настоящему страшно. Он тяжело дышал, а его пальцы, словно железные клещи, впились в тонкие запястья.

— Вот как значит, Марина? — его голос был хриплым, пропитанным желчью и ненавистью. Он с силой прижал ее спиной к шершавой коре сосны, лишая возможности вырваться. — Мне, честному парню, отказываешь, а этому… нищему лесному отшельнику… поцелуи в лесу раздаешь? Я все видел! Слышал!

— Отпусти меня! — ее голос, обычно такой мягкий, прозвучал резко и властно. Марина рванулась, пытаясь высвободиться, но его хватка лишь усилилась, оставляя на нежной коже багровые следы. — Что ты мог видеть? Что ты такое сочиняешь, Некрас? Отпусти, ты не имеешь права меня задерживать!

Но он не слушал. Его сознание застилала мгла ревности и уязвленного самолюбия. Он приблизился так близко, что его горячее дыхание обожгло ее щеку.

— Марина… — прошипел Некрас, и его взгляд, мутный и пристальный, скользнул по ее лицу с животным восхищением. — Какая у тебя кожа… Гладкая, белая, как молоко… — Его палец грубо провел по ее щеке, заставив Марину содрогнуться от омерзения. — А губы… Алые, пухлые… Так и манят, чтоб их поцеловать…

— Нет! Отойди от меня! — вскрикнула она, и в ее голосе зазвучала несвойственная ей, отчаянная ярость. Она начала отбиваться, ее кулачки били по его грубой одежде, но он лишь оскалился, и его ладонь легла на тонкую, длинную шею.

— Марина, ты совершила большую ошибку, — его голос стал тише, но от этого еще страшнее. — Встречаясь в лесу с этим дикарем, ты сама растоптала свою девичью честь. Теперь она подешевела, и я смогу выкупить ее без твоего согласия. Идем!

И, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться, он, не выпуская руки, потащил ее, как трофей, в сторону деревни. Ее ноги подкашивались, а по щекам текли горькие, бессильные слезы.

— Помогите! — закричала она, завидев первых соседей у плетней. Голос ее срывался на всхлип. — Помогите! Некрас с ума сошёл! Схватил меня в лесу, тащит силой!

— Эй, Некрас! — тут же вступилась одна из женщин, с испугом и осуждением глядя на эту неприглядную сцену. — Ты что творишь? Разве можно так девушку позорить, волоком по деревне таскать!

— Я позорю? — взревел он, останавливаясь и не выпуская Марину. — Э, нет, соседка! Приходите все ко двору Соколовых! Сейчас все узнаете! Карина! — закричал он, уже у калитки, с силой вталкивая заплаканную Марину во двор.

На крик из дома выбежала Карина.

— Что случилось? — уставилась она, ее глаза перебегали с растрепанной, бледной Марины на разъяренного Некраса. — Марина, что с тобой? Что это значит?

— Этот ненормальный… — рыдая, начала Марина, прижимаясь к косяку двери, словно ища защиты. — Он подстерег меня в лесу… Выбросил мой хворост, начал что-то бормотать о любви, а потом… схватил и потащил сюда! Кричал, что опозорит и возьмет замуж без выкупа!

Возмущенный ропот прошел по собравшимся соседкам. Обвинения посыпались на Некраса градом. И тут, запыхавшись, прибежала его мать, её лицо было искажено стыдом и страхом.

— Сынок, ты с ума сошел, совсем рехнулся на этой Маринке⁈ — запричитала она, пытаясь оттащить сына. — Разве девушек мало в округе? Ты не пьешь, работаешь, деньги копишь! Да за тебя любая пойдет! — она в отчаянии замахнулась на него.