И приперлись мы в министерство. Министерство. Да-да, то самое, где решаются судьбы мира или ближайших кварталов, по крайней мере, если верить Энтону. А если верить моим глазам — то судьбы решаются тут при помощи кипящих котлов, самопишущих перьев и людей, обвешанных ключами, как новогодние ёлки стеклянными игрушками.

Снаружи здание выглядит величественно: фасад из темного кирпича, строгие колонны, с которых, кажется, вот-вот взлетят каменные орлы (даже снизу видно, что они старые, настолько загаженные) и массивные двери с бронзовыми накладками. Если бы я сама не видела, как в эти двери безостановочно буквально втягиваются толпы чиновников, я бы решила, что внутри тайное общество алхимиков. Впрочем, если это окажется правдой, я не удивлюсь.

Стоило нам войти, как меня обдало влажным горячим воздухом. Под потолком протянулись десятки труб — толстых, блестящих, покрытых латунными заклёпками. Они сопели, постанывали, выпускали облачка пара и посвистывали так, что казалось: само здание живое и разговаривает со своими обитателями. Снизу доносился стук механизмов — я почти была уверена, что под полом бегают какие-то шестерёнчатые крысы, работающие на паровом приводе.

Главный зал министерства мне показался огромным. Но очень странным. Представьте себе обычную канцелярию — длинные ряды столов, чернильницы, бумаги. Теперь умножаем это на десять, добавляем пару этажей галерей, соединённых хлипкими мостиками, сверху трубы, колёса и вентильки разных мастей и размеров (нафига?), и чтобы всё это богатство время от времени шипело и взрыкивало.

И — внимание! — архивы здесь оказались живыми. Огромные шкафы на колесах двигались сами, подъезжали к клеркам, раскрывали свои дверцы и выдавали папки. Один такой шкаф чуть не проехался по подолу моего платья, еле успела отдернуть — и это при том, что я вовсе не вставала у него на пути!

Чиновники выглядели не менее занятно. Все без исключения носили на поясах связки ключей. Ключи сверкали, позвякивали, и создавалось впечатление, что это не люди, а ходячие шкатулки. Их лица были серьёзные-пресерьезные, лица нездорово румяные — не иначе от духоты, а пальцы покрыты чернилами. Некоторые из них держали при себе маленькие механические устройства, похожие на портативных секретарей: такие коробочки, у которых из боков торчали ручки и шестерёнки. Коробочка щёлкала, записывала слова почерком и даже могла перечитать сказанное писклявым металлическим голосом. Я успела подслушать: один такой механический секретарь заикался и на каждом втором слове издавал «пиу!». Видно, хозяин его ронял не раз…

Мы прошли через этот шипящий ад и свернули в коридор.

— Энтон, — подергала я замешкавшегося у очередного поворота парня, — а нам сюда вообще зачем?

— Надо, — отвечает этот подлец и никаких больше подробностей не выдает. Только меня аккуратненько под локоть взял и потащил за собой.

По итогу добрались мы минут через пятнадцать к отдаленному кабинету. Оказалось, мой гномистый хозяин потащил меня к своему другу-дракону, Стиву.

Постучали, услышали благоприятный рык. Зашли.

Если честно, я ожидала увидеть нечто величественное, в духе гигантской карты мира, прорисованной чернилами, или там портрета королевы. Ну вот чтоб так же: вау! И рот открыть. Но кабинет оказался… как бы это сказать… самой обычной комнатой. Просторной, конечно. Но ничего супер-выдающегося, просто выдающегося или хоть немного интересного.

Сразу у двери стояла конструкция, напоминавшая механического павлина. При нашем появлении он раскрыл хвост, который зашипел, выпустив клубы пара, и тихо скрипнул «Добро пожаловать». Я так и подпрыгнула! Энтон тут же шикнул:

— Не трогай его!

Ну, будто я собиралась! Хотя, признаюсь честно, рука так и тянулась дёрнуть за блестящий рычажок на спине этой чудесной птицы.

У окна — стол Стива. Заваленный бумагами, трубками, кусками шестерёнок и какими-то баночками. Одна баночка с коричневой жидкостью подозрительно бурлила, словно внутри у неё жили сердитые осьминоги. Я невинно поинтересовалась:

— Это чай?

— НЕ ТРОГАЙ! — одновременно рявкнули Стив и Энтон.

Ну и ладно. И не очень-то и хотелось.

На полках стеллажей, коих вдоль стен было предостаточно, стояли приборы, смысл которых ускользал от моего понимания. Вот, например, блестящий цилиндр с маленькими ножками. Я его потрогала — он тут же завибрировал и побежал по полке, сталкивая книги. «Не трогай!» — опять рявкнул Энтон, чуть не сорвав голос. Стив нахмурился, но, по-моему, с трудом сдерживал смех.

А ещё там был странный прибор — вроде очков, но с пятью линзами разного цвета. Я, конечно, не удержалась, примерила. Сразу увидела: Энтон — зелёный, Стив — фиолетовый, а павлин в углу — радужный, переливающийся. Красота!

— Сними немедленно! — рявкнул Энтон, подскочив и чуть не вырвав у меня линзы. — Это секретный оптический прибор!

— Ага, — протянула я. — Секретный способ проверять, кто в каком настроении? Очень полезно в министерстве, кстати.

Стив кашлянул и отвернулся, но плечи его подозрительно тряслись.

Вообще, складывалось впечатление, что половина кабинета Стива состоит из хлама, а другая половина — из разных опасных экспериментальных хреней, замаскированных под хлам. В углу я заметила небольшой сейф с кодовым замком. Естественно, я попыталась прислушаться, как там щёлкают цифры, но Энтон буквально оттащил меня от него за локоть, как непослушного ребёнка.

— Сядь и не двигайся! — приказал он.

— Ага, — буркнула я. — Конечно. Буду сидеть, как шестерёнка в коробке передач.

Энтон, подозрительно на меня поглядывая, вернулся к столу, и они со Стивом снова о чем-то зашептались. Энтон то и дело нервно постукивал пальцами по краю стола, словно ждал, что в любой момент половина их министерства взлетит на воздух, стоит мне только чихнуть не в ту сторону. Ну да, конечно, я-то известна как Агата-разрушительница чужих министерских кабинетов.

Но если честно, мне было весело. Уж больно живописное место — это их министерство. Даже обидно, что Энтон запрещает прикасаться к самым интересным вещам. Хотя, признаться, половина «интересного» в этом кабинете выглядела так, что от одного прикосновения действительно могла бахнуть громче пушки. А грязно тут было… Все в копоти, жирных пятнышках…

Запишу себе на заметку: в следующий раз приходить сюда с перчатками и выражением лица «я приличная барышня, мне можно доверять». Хотя кого я обманываю? Энтон-то всё равно знает.

Итак, жизнь забросила меня в кабинет к легендарному Стиву. Тому самому, который несколько дней назад заявил безапелляционно “Хана твоему прибору”. Вокруг куча фигни и книг. Настолько много книг, что любая библиотекарша пустила бы завистливую слезу. Я и то почти пустила, хоть и не библиотекарша.

Но не трогала. Вот ни странички, клянусь! Я честно пыталась вникнуть в тихий разговор друзей, но там начались выражения вроде «регламент тринадцатого параграфа» и «противоречие в шестерёнчатом акте». И я потеряла всякий интерес еще на слове «регламент». Про акт даже и не упоминать можно.

Поэтому я занялась самым невинным на свете делом — осмотром окружающих меня книжных сокровищ.

На краю стола лежала маленькая книжечка в кожаном переплёте. Симпатичная такая, с металлическими уголками и замочком — по размеру аккурат как детский дневник, только стильный, кожаный, явно дорогущий. И название было выгравировано золотыми буквами: «Кодекс согласий». При чем, судя по всему, буквы были реально золотыми.

Смешное название. «Согласие». Я сразу представила, как кто-то вступает в брак и подписывает согласие: «Согласна не ругаться из-за грязных носков под диваном», или: «Согласен не ругаться из-за постоянной яичницы на завтрак».