– Что? – на секунду теряется гадина.

– За лжесвидетельство, говорю, можно поплатиться. И не только рублем.

Вспыхивает. Шея и скулы покрываются красными пятнами.

– А ты вообще кто такая? – цедит. – Нянька? Помощница? Знай своё…

– Нет, не нянька, – перебиваю её.

– Да, впрочем, неважно! – отмахивается она. – Ты – никто! А я – мать девочки и хочу ее обнять! Вероника, иди ко мне, дочка!

– Вон пошла, – говорю тихо. Не хочу Нику пугать. – Сунешься, руки оторву и скажу, что так и было.

Игнорирует.

– Вероника! Я – твоя м…

– Хм, Танюша, – вдруг подает голос моя мама, становясь со мной бок о бок и тоже приобнимая Никусю, – что-то я не припомню, чтобы тебе оформляли вычеты на детей в бухгалтерии. Да и в личном деле, помнится, кроме диплома других документов нет.

– Любовь Витальевна? А вы тут откуда? – Харитонова заметно теряется, облизывает губы. – Простите, я вас не заметила…

– Зато я тебя отлично рассмотрела, – улыбается мама.

Так широко и опасно, что скалящийся крокодил выглядит милее.

– Я тут… Любовь Витальевна…

Мама цокает языком, заставляя ее замолчать, и, продолжая «улыбаться», договаривает:

– Танюш, завтра утром в отдел кадров забеги и напиши заявление об увольнении по собственному – это, если умная баба. Если дура – я тебя по статье за нарушение норм корпоративной этики уволю.

– А такой статьи нет.

– Зато у меня имеются очень дружеские отношения с нашим генеральным, – подмигивает моя роднуля. – Как думаешь, сколько ты у нас еще проработаешь, если я шепну ему, что ты на его зятя голодной кошкой смотришь и спишь, и видишь, как из семьи увести?

– Денис Михалыч – мой начальник.

– Женатый начальник, Танечка, – поправляет ма. – Глубоко женатый.

– Господи! Да я… Ну причем здесь работа?!

– Притом, что в нашей организации чтят семейные ценности.

– Я тоже чту! Вот как мать и хочу поздороваться со своей дочерью! Теперь, когда она выросла, мы могли бы…

– Ты ничего не можешь, потому что ты – никто, – припечатывает Александр ледяным тоном.

Увлеченная противостоянием, даже не заметила, когда он, Павел и отец вышли из зала в фойе.

И если на лицах обоих Звягинцевых четко отражается презрение, то мой папа просто молча оценивает ситуацию.

– Еще раз сунешься к моей дочери, я тебя по судам затаскаю, – цедит Саша, не позволяя Харитоновой рта раскрыть. – Так ославлю, не только город, страну проживания менять придется.

Я таким взбешенным его еще ни разу не видела.

И нет, мне не страшно. Я радуюсь от того, как резко и без раздумий он бросается защищать своё.

– Звягинцев, я просто хотела…

– Уходи.

– Какой же ты…

– Папоська! – звонко зовет Никуся, концентрируя все внимание на себе.

Она выскакивает из-за моей ноги, но не бежит к Саше, а тянет к нему одну руку, второй продолжая обнимать мою ногу.

– Тётя звая! – показывает на Харитонову. – Ву-гает-ся и вьёт! Она – не моя мама. Нет! Сана – моя мама! Да, Сана? Ты – моя?

Задирает голову и смотрит мне в глаза.

Доверчиво. С надеждой. Затаив дыхание.

Меня от этих невероятных зеленых глаз на части крошит!

Что я там плела про крепкие нервы и железобетонную выдержку?

Нет их. Всё к чертям разлетается в клочья!

Присаживаюсь на корточки и киваю, как китайский болванчик.

– Да, моё сокровище, – шепчу едва слышно. От эмоций горло перехватывает спазмом, и глаза печет от подступающих непрошенных слез. – Конечно, я твоя.

– Павда-павда?

– Правда-правда!

Прижимаю малышку к себе. А потом и вовсе подхватываю на руки.

Надо успокоиться и не пугать ребенка.

Только из нас двоих ребенком кажусь себе я. Никуся же серьезно и громко с детской непосредственностью заявляет:

– Папа, мама па-чет. Иди карее ее жа-еть.

О-о-о…

Всё, реву.

Занавес!

Хотя нет…

Еще момент.

– Никуся, иди-ка к дедушке Диме на ручки. Пусть папа с мамой поговорят, а мы пока с тобой познакомимся, – басит мой папа где-то сбоку, а секунду спустя забирает у меня малышку. – Смотри, это бабушка Люба. Моя жена. Поедешь к нам с ней сейчас в гости? У нас дома игрушки есть и вкусные манты наготовлены. Будем все вместе ужинать. Конечно, дядю Пашу с собой возьмем. Сейчас он злую тетю проводит и к нам вернется…

Вот теперь точно занавес!

ОКСАНА

– Предлагаю тост за Ксюшку, нашу смелую и отважную звездочку! – громко заявляет Маша и поднимает наполненный бокал вверх.

– Присоединяюсь, – подмигивает мне Пашка, сидящий с Тополевой по соседству.

– И я поддерживаю! Оксана Дмитриевна, горжусь знакомством! Твоя помощь в поимке Шапировича оказалась бесценной, – басовито произносит Степан Георгиевич Тополев, отец Маши и дедушка Никуси.

– Ой, да ладно вам всем, – отмахиваюсь и скашиваю глаза на улыбающегося Александра. – Ничего ж такого не было. Скажи, Саш?

– Ну я даже не знаю… – Звягинцев делает вид, что раздумывает, но явно потешается в душе. – Выражение лица у тебя было до того грозное, Ксюш, когда ты этого муд…жика мутузила, что я и сам струхнул.

– Да ну тебя, обманщик! – легонько бью Сашку по плечу.

– Мамоська, папоська су-тит, – обняв за шею, успокаивает меня Никуся. Кнопка в любой ситуации пытается выступить миротворцем, вызывая приступ умиления. – Да, папу-я?

– Конечно, солнышко. Шучу-шучу.

Звягинцев наклоняется к нам и целует сначала дочку в щеку, а потом меня в губы.

Никуся же, успокоенная и разулыбавшаяся, прислоняется к моей груди и довольно жмурится.

Стянув из овощной тарелки два ломтика свежего огурца, один протягиваю ей, а второй с удовольствием отправляю в рот и хрумкаю. Понаблюдав за мной пару секунд, малышка присоединяется к трапезе.

– Ой, наша Оксана всегда была изрядно активной, – вступает в разговор моя мама, и по тону ее голоса моментально догадываюсь, что сейчас «по секрету» она выдаст присутствующим одну из семейных историй Антипенко. Так и происходит. – Помню в четвертом классе перед новым годом объявили сбор макулатуры. Так наша дочурка решила всех перещеголять. Собрала все книги, что были в доме, и на санках отвезла в школу. Мы с работы с Димой вернулись и обалдели – все полки пустые. А Ксюша довольная стоит и показывает нам, что ей в награду за самый большой сбор книжечку в двадцать страниц подарили, – усмехается мама и поворачивается к отцу. – Помнишь такое, Дим?

– Конечно, помню, – поддакивает папа и шутливо грозит мне пальцем. – Хулиганка все мои журналы «Судоку» сдала. Даже новые, не разгаданные. Я чуть сердечный приступ не словил.

– Ну я же выиграть хотела, – улыбаюсь обоим родственникам.

– Только это и спасло твою попу от ремня!

– Та-а-ак, а я что-то не понял… – вступает в разговор излучающий недоумение Валентин Осин. – А что это за история с Шапировичем? И кто он такой вообще?

– Как кто, Валь? – охает троюродная сестра Звягинцевых Мила. – Ты разве не слышал про ненормального психа, пристающего к детишкам на детских площадках?

– Не-а, как-то упустил новость…

– А я что-то, кажется, читала в городской ленте сплетен, – подает голос Иветта. – Писали, что у него крыша немного тю-тю…

Крутит пальцем у виска.

– Да там не немного, а конкретное тю-тю, Ив! – не соглашается Мила. – Какой здоровый человек к детишкам лезть будет? Только чокнутый, точнее, больной на всю голову.

– Ну, теперь точно больше не будет! – авторитетно заявляет Степан Георгиевич. – Отправили этого муд..жика на принудительное лечение в закрытую клинику.

– Вот и замечательно!

– А я все же жажду подробностей! – требует Валентин. – Оксана Дмитриевна, как ты умудрилась поймать преступника? Признавайся! Ты ж вон какая хрупкая и мелкая, еще и учительница начальных классов.

– Ой, я тебе сейчас всё расскажу, – подает голос Ринка, не давая мне и слова вставить. Двоюродная сестра Саши обмакивает кусок шашлыка в малиновое варенье, отправляет в рот и, жмурясь, довольно урчит. Но через секунду уже спохватывается. – Я всё своими глазами видела. Как раз к ребятам в гости приехала.