А уж сколько смеемся – уму непостижимо. Душа парит, а после щеки еще час болят.

Новый пункт – мишура, гирлянды, дождик.

– А давайте вот это светящегося оленёнка купим? Под елку поставим, будет в темноте искорками переливаться, – подкидываю идею.

– Тогда уж двоих сразу, – присматривается Саша. – Большого и маленького. Как вам вот такая парочка?

– Здорово!

– Неть! Это папа а-ень. Это Ника а-ень. А де Сана а-ень? – разводит ручки в стороны маленькая красотка.

Продавец умиляется, я тихонько смеюсь, прикрывая рот ладошкой, а Александр целует малышку в макушку и просит упаковать нам три фигурки.

– И то верно, дочь. Все должно быть по-честному.

Пока гуляем по этажам ТЦ, рассказываем с Сашей Нике, что Дед Мороз и Снегурочка приглашают ее на праздник к большой-большой елочке. Там будет много ребятишек, а еще танцы, песни, стихи. И за красивый наряд всем ребяткам вручат подарки.

– Я хосю, папоська. Буду пин-се-ссой.

Переглядываемся с «папоськой» и дальше дружно идем покупать юной моднице идеальное бальное платье. А еще красивые ажурные колготочки с бабочками, туфельки на каблучках, заколочки и бантики, и, конечно же, корону.

– Правильно, Никусь, принцессы без короны – совсем и не принцессы, – подмигивает Саша, ничем не выдавая, что шоппинг для мужчины – это кошмар и стресс.

Домой возвращаемся уставшими, но счастливыми.

А уже там Звягинцев созванивается с какой-то фирмой и на следующий день приезжают мастера, занимающиеся уличным украшением фасадов. Несколько часов работы и к вечеру, когда наступают сумерки, а Саша включает иллюминацию, мы с Никой ахаем от восторга. Крыша дома, углы, окна, пристройка и даже сосна переливаются сказочными огоньками.

За дни отдыха мы еще дважды успеваем сходить на озеро и покататься на тюбингах. Белку больше не встречаем, зато ежедневно кормим птиц, насыпая им семечки и хлебные крошки в кормушки.

И да, когда двадцать шестого уезжаем домой, во дворе красуется очень симпатичный снеговик. Правда, вместо метлы в руке он держит снеговую лопату.

ОКСАНА

Машина плавно притормаживает возле родительского подъезда. Александр глушит мотор и оборачивается ко мне.

– Тебя домой сегодня вечером ждать или уже только завтра будешь? – интересуется негромко.

– Завтра, Саш. Сегодня с ночевкой здесь останусь, а завтра часов в одиннадцать приблизительно вернусь.

– Хорошо. Тогда я твои ключи у Пашки заберу и в прихожей на зеркале оставлю. Вдруг брательник куда смотается, чтоб ты не переживала. А Зою Павловну предупрежу, что забежишь забрать.

– Договорились. Спасибо тебе большое, – благодарю его широкой улыбкой и, поддавшись эмоциям, протягиваю руку и накрываю его ладонь, лежащую рядом с рычагом переключения передач, своей. – Ты на работу когда выходишь?

– Тоже завтра, – зеркалит мою мимику и, ловко меняет наши кисти местами. Какая-то секунда, и вот уже его пальцы обхватывают мои, а подушечка большого рисует щекотные круги в центре моей ладони.

– Ну да, по тебе там соскучились, – тихонько смеюсь.

– Ты про сотню звонков, которыми меня вчера закидали? – приподнимает бровь.

– Да там не сотня была, а все двести, как минимум, – припоминаю, как у Звягинцева с обеда и до восьми вечера телефон чуть ли не дымился.

– Это редкость, Ксюш, не переживай.

– Хорошо, как скажешь.

Кивнув, оборачиваюсь назад, где в детском автомобильном кресле сидит пристегнутая Ника. Во время поездки малышка успела задремать, но теперь, когда машина остановилась, проснулась и с интересом вертит головой по сторонам.

– Солнышко, пока-пока, – машу ей свободной рукой, вторую, в теплом плену Саши, совсем не хочется освобождать.

– Сана, а ти куда? – Вероника удивленно хлопает глазенками.

– К маме с папой в гости пойду, – объясняю кнопке, показывая в сторону подъезда. – Они у меня вот тут живут. На верхнем этаже.

– Мама и папа? Тут? – приоткрывает она ротик.

– Да, – киваю и поясняю. – И я здесь с ними жила много лет. Когда была маленькая, как ты сейчас, в этом дворе гуляла, – указываю на детскую площадку слева, а следом на здание, что расположено прямо за ней. – И вон в тот садик ходила, где цветной заборчик с квадратиками. Видишь?

– Ого! – забавно охает.

– Да. А недавно переехала в дом, где вы с папой и дядей Пашей живете.

– К нам?

– Да, к вам, почти, – скашиваю глаза на Александра и снова улыбаюсь.

Вот уж правда со стороны кажется, будто я к Звягинцевым переехала, а не в отдельную квартиру. Курсирую туда-сюда, кому скажи, что совсем недавно моя жизнь была скучной и пресной, – не поверит и будет в своем праве.

Саша в наш разговор не вмешивается, наблюдает за всем с едва заметной улыбкой и нисколько не протестует, что я сижу в машине и его задерживаю.

Изначально я планировала доехать до дома и, лишь убедившись, что в квартире все в порядке, оставить вещи и поехать к родным. Они звонили еще вчера днем, уточняли, куда я так лихо пропала, что ни слуху, ни духу от любимой дочурки несколько дней нет, и звали в гости.

Но Саша, выслушав новости Пашки, который порадовал тем, что лопнувшие трубы, наконец, заменили, отопление в доме запустили, стояки в порядке, нигде ничего не рвануло, и даже температура пусть пока не комфортная, но постепенно растет, предложил свой вариант перемещения – сразу отвезти меня к родителям, сделав лишь небольшой крюк.

– Так и тебе по темноте не придется кататься туда-сюда, и мне самому будет спокойнее, – сказал он открыто, а затем хитро подмигнул, – а еще я буду знать, откуда тебя воровать, если ты слишком надолго загостишься.

– Я очень постараюсь не злоупотреблять, – ответила ему тогда, стараясь не смеяться.

Правда, через пару мгновений заулыбались оба.

И вот теперь меня привезли в отчий дом, надо выходить.

А я все медлю.

– Что ж, пойду, – произношу в итоге на выдохе и отстегиваю ремень безопасности. – Всем до завтра.

– До завтра, Оксан, – кивает Саша, но вместо того, чтобы отпустить мою ладонь, тянет к себе ближе, и сам наклоняется. А затем целует.

Быстро, но очень сладко.

– И меня цевуть, – тут же реагирует Ника. Заерзав, она усердно оттягивает ремень и подается вперед, смешно вытягивая губки.

Напряжение моментально спадает.

– Конечно, моя радость, – смеюсь и перегибаюсь через спинку кресла, чтобы чмокнуть и ее.

– Буду кучать, – летит детское сбивающее с ног признание, которое я тут же повторяю.

– И я буду скучать, солнышко.

Нисколько не привираю.

До двери подъезда долетаю будто на крыльях. Пока пиликает набранный домофон, машу Нике «пока-пока». Она в ответ усердно машет мне. Саша в этот момент заводит двигатель, но с места трогается лишь тогда, когда я захожу внутрь.

Задумавшись, забываю про лифт и все этажи поднимаюсь ножками.

– Привет, родная! – родители встречают меня в прихожей на пару.

Папа помогает раздеться и повесить верхнюю одежду в шкаф. Мама целует в щеку и с интересом разглядывает мой румянец.

– Всё расскажу, обещаю, – смеюсь и обнимаю их по очереди.

Но первым делом иду мыть руки, потому что, как обычно бывает, у мамочки уже все готово, и, чтобы сесть ужинать, они ждут лишь меня.

– Я манты в выходной лепила, – произносит мамуля не без гордости, демонстрируя накрытый будто для пиршества стол.

– А я ей помогал, – не отстает от нее отец, пододвигая мне на выбор и сметану, и майонез.

– А я только в город вернулась, – признаюсь после того, как хвалю их обоих. Потому что манты в исполнении моих родителей – это не просто блюдо «пальчики оближешь», но еще и «откусишь». Никак не меньше.

– Где ж ты была, дочь?

Называю поселок, считываю понятное удивление – богатый райончик, как не крути, но повествование о своих приключениях все же начинаю с начала.

– Представляете, мам, пап, у нас отопление в доме лопнуло. И это зимой… круто, правда?