– Колитесь, ребята, так кем вы друг другу приходитесь? – перевожу взгляд с одного на другого.

– А если это семейная тайна? – тянет резину Звягинцев, пряча улыбку в уголках губ. – Вот выдам ее тебе, а после заставлю за меня замуж выйти. Пойдешь?

Играет бровями.

– Не переживай, я сумею тебя уговорить не совершать необдуманный поступок.

– И как?

– Легко и убедительно, – указываю в сторону плиты. – У меня есть целых три аргумента: две чугунные сковороды и одна большая скалка. Как думаешь, справлюсь?

– Вот ты язва и угрожательница!

Откидывается на спинку дивана, скрещивая руки на груди.

– А ты балабол и хитрюга! Колись давай – брат ты Маше или не брат? – шутливо грожу пальцем. – И по поводу внезапного появления твоей сестры или не-сестры у нашего дома мне тоже жутко интересно.

– Почему?

– Потому что, – прищурено смотрю на Пашку, – предугадать мое возвращение домой, конечно, ты никак не мог, но терзают смутные сомненья, что что-то в этом направлении ты все равно замышлял.

Звягинцев, только-только поднявший чашку и сделавший глоток чая, едва не давится. Вытирает губы указательный пальцем и отодвигает чашку подальше.

– Ксюх, без обид, но, ты точно не ту профессию выбрала, – ворчит. – Тебе бы в следаки податься. Зуб даю, преступления бы на раз щелкала. Как орешки.

– Сейчас я тебя щелкну, по носу, – «угрожаю», – если не перестанешь с темы на тему прыгать.

Машка только успевает чай отпивать и похрюкивать. Весело ей. Хотя и мне неплохо. Уверена, ничего страшного в тайнах ребят нет.

– И еще момент, соседушка, – припоминаю самое главное, – это что за ерунда была, когда ты себя отцом Ники назвал?

– Не-не-не… вот тут ты сто пудов неправа! – чуть громче прежнего восклицает парень, выставляя передо мной ладони. – Я себя отцом конфетки ни разу не называл. Это ты сама неверный вывод сделала…

– Сделала, – соглашаюсь. – Но ты, жучара, меня ловко к нему подвел!

– Ну-у-у… тут виновен.

Еще бы нет!

Хмыкаю.

А от ответа брови на лоб ползут.

– Ну и чего ты удивляешься? – ворчливо пыхтит Звягинцев, алея щеками после признания. – Да, ты мне сразу понравилась! Очень! Как дверь открыл, тебя увидел, так сразу и понравилась. И нечего смеяться.

– Да я и не смеюсь, – безуспешно пытаюсь спрятать улыбку за чашкой.

– Смеешься! – насупливается. – Только у тебя той ночью лицо такое было, что сразу ясно – на кривой козе не подъедешь. А мне захотелось. Подъехать. И не только.

– И ты решил подключить Никусю, – развиваю тему.

– И я решил, что так у меня шансов в разы больше, – поправляет. – И ведь оказался прав, Ксю. Ты, как мою племяшку увидела, сразу сиропом растеклась. Будто на свет в оконце среагировала.

На свет в оконце… ишь ты!

Давлю лыбу и качаю головой.

– Вот ты… слов нет!

– Одни эмоции, да? – играет бровями.

– Слюни подотри, недолюбовник! – припечатываю.

– Нормальный я, – фыркает. – А ты классная. Веселая. Живая. Добрая. Никуську очаровала моментально. И меня.

Ну, Никуську ладно – тут у нас полная взаимность.

А по поводу Павла, «очаровала» – громко сказано. Скорее всего, сосед привык, что к нему девчонки по первому щелчку в руки падают, красавчик же. Еще какой. А тут я не среагировала. Вот спортивный интерес и проснулся. Бывает. Обижаться не вижу смысла, он же ничего плохого в итоге не сделал.

Или…

– А про учебу, универ и болезнь няни ты мне врал?

– Нет, конечно, – качает головой, становясь серьезным. – Всё правда, Окси.

– Ладно, живи. А что по Маше? – киваю на блондинку, смешливо наблюдающую за нашим диалогом. – Она у нашего дома оказалась не просто так, а потому что-о-о…

– Я думал вас нечаянно столкнуть, – признается Звягинцев, растирая лицо ладонями. – Вдруг бы ты меня приревновала и увидела во мне не только бесполого соседа, но и молодого красивого мужчину.

Ну вот блин…

– Па-а-аш, – тяну, изображая грустную моську, – я и так всё вижу. Ты замечательный. Молодой, умный, красивый. Ответственный. Просто не мой человек. Понимаешь?

– Угу.

Не даю ему времени рефлексировать и озвучиваю приемлемый вариант:

– Предлагаю дружбу. Крепкую и настоящую. Обещаю помогать с Никуськой, если вдруг будешь не справляться, и непременно подкармливать вкусняшками. Ты как? Согласен?

Протягиваю ему руку.

– Других вариантов нет? – морщит нос, делая вид, что раздумывает.

Но я по глазам вижу, что уже согласен.

Мотаю головой:

– Не-а.

– Эх, жаль. Я ж говорю, что ты классная, Ксюнь. Ну раз только дружба, значит, только дружба, – отвечает на рукопожатие.

Теплая сухая ладонь обхватывает мою, тонкую и немного прохладную, аккуратно сжимает, трясет и отпускает. А я еще раз убеждаюсь, что между нами точно не могло бы быть ничего кроме дружеских отношений. Нет у меня к Павлу влечения, как к мужчине. Но это и хорошо. Дружить надежнее.

Обмениваемся улыбками, и я вновь возвращаюсь к вопросам:

– Так, Паша, признавайся: Маша тебе всё же сестра или нет?

– По крови – нет, – вступает в разговор Тополева, похлопав не-брата по предплечью. – Но чисто теоретически… как сестра. В общем, Ксюш, – морщит она нос, раздумывая, – тут очень тонкий момент, и затрагивает он не столько нас с Пашкой, сколько Веронику с Сашей, ее отцом. Потому, прости, но рассказать мы не можем.

Пашка кивком подтверждает.

И я отступаю.

Семейные секреты – действительно вещь очень сложная, а я, по сути, совершенно чужой человек, не имею никакого права на это обижаться.

– Окей, – вскидываю ладони и улыбаюсь, показывая адекватную реакцию на отказ, – этот вопрос снимается. Но на другой все же хочу получить ответ.

– Какой? – произносят Звягинцев и Тополева в один голос.

– Почему «Маша всегда да»?

И тут они оба начинают самым неприличным образом ржать.

Интересная реакция. Подпираю щеку кулачком и жду, когда их попустит.

– Всё потому же, что и «Паша всегда нет», – вытирая слезы, отвечает Маша и, вытащив из кармана свой телефон, демонстрирует мне контакт Пашки – фотку «обиженного мальчика» с насупленно-недовольным лицом. – У нас в первый день знакомства с младшим Звягинцевым вышло большое недопонимание и жуткий скандал, чуть не переросший в потасовку. Несколько месяцев не общались, но родственные связи – дело серьезное, ластиком не сотрешь. Так что позже мы, конечно, помирились, однако, переименовывать друг друга в телефонах так и не стали.

– Оставили на память? – киваю понятливо.

– Именно так.

– Веселые вы родственнички, – качаю головой.

Даже зависть немного кусает, что у меня таких нет.

– И друзья хорошие, – улыбается Маша.

– Поживем – увидим, – подмигиваю ей.

За разговорами и чаем, которого выпиваем по несколько чашек, время пролетает незаметно. Никуська просыпается спустя пару часов. Гости потихоньку собираются к себе домой. Иду их провожать… и совершенно неожиданно они утягивают меня за собой.

– Мы у тебя были. А ты у нас еще нет. Пойдем-пойдем… – командует Пашка.

– Да!

– Да-да!!!

Маша и Ника дружно присоединяются.

В итоге вечер проводим вчетвером в квартире Звягинцева. Строим железную дорогу и запускаем музыкальный поезд, гоняем на радиоуправляемых машинках, а позже, под университетские байки, готовим в восемь рук ужин – Ника с нами. Помогает мыть овощи и расставлять посуду.

Домой возвращаюсь в начале десятого с гениальной мыслью, что пора бы уже доставать елку и развешивать на окнах гирлянды.

АЛЕКСАНДР

Самолет из Тюмени приземляется в аэропорту немногим после полудня. Стряхнув с плеч усталость, иду забирать багаж. Жажду поскорее добраться до дома – к черту офис и портфель с документами, завтра туда поеду, все разгребу! – и обнять свою принцессу.

Соскучился по дочке – сил нет!

А уж после того, как в зале суда под слезы, охи и ахи присутствующих Тамаре Рустамовой, моей клиентке, вернули ее детей, это чувство переполняет.