Тьфу, ну и мысли в голову лезут! Поднимаю руку и растираю глаза, вдавливая подушечки пальцев в глазные яблоки. Бред полнейший. А всё от недосыпа и переработки.

Нет, надо в отпуск. Хоть небольшой, но срочный!

Точно. Завтра на работу смотаюсь, разгребу всё по-быстрому, и возьму отгулы на несколько дней. У меня их накопилось достаточно.

Соберем с дочкой сумку и рванем за город. Там дом совсем недавно приобретенный. Большой, теплый сруб. Свежий воздух, природа, простор, снег, банька. Загляденье!

– Папоська?! – отвлекает от продумывания замечательных планов голос Ники.

Дочка цепляет меня за штанину и настойчиво дергает.

Смаргиваю наваждение и, наконец, отвлекаюсь от разглядывания Антипенко и ее яркого румянца на щеках. Чего покраснела-то так?

От мороза? Или тоже, как я, ударную дозу адреналина словила?

Прочищаю горло и хрипло переспрашиваю.

– Что, Никусь?

– Ка-ё-са-я, да?! – повторяет она свой вопрос более требовательно и губки поджимает.

Ух, и деятельная особа растет! Чего в голову вобьет, фиг переубедишь. С виду – милаха милахой, но палец в рот не клади. Характер – не пуховая подушка, твердый.

Не хочу с ней спорить, едва приехав. Бросаю еще один короткий взгляд на Оксану, снова смотрю на дочь и согласно киваю:

– Конечно, моё солнце!

Никуся расплывается в довольной улыбке и победно припечатывает:

– Я её лю-лю!

Весело приплыли.

Пока осознаю последствия – «лю-лю» в исполнении Ники – довольно редкая вещь, и кому попало не говорится, – дочка юркой лисичкой ныряет между нами и обвивает одной рукой мою ногу, а другой стройную коленочку Антипенко.

Ох уж эти коленочки…

– А тоже тебя люблю, – журчит легким перезвоном ответ соседки.

Отступив от меня на шаг, она присаживается на корточки и обнимает Веронику. И так это правильно, тепло и искренне выглядит, когда они друг другу в глаза заглядывают, будто без слов общаются, что в горле ком возникает.

Родная мамаша Вероники, стерва бессердечная, никогда так на дочку не смотрела. Да и когда бы ей было этим заниматься, если она от нее еще в роддоме отказалась. Даже на выписке не присутствовала, мы с Петькой вдвоем кроху забирали.

Звонок телефона выбивает из неприятных мыслей. Рингтон чужой.

Смотрю на Оксану, но в карман за гаджетом тянется Пашка. А ведь я про брата даже забыл, так тихо и незаметно он рядом с нами все это время находился.

– Что?.. Когда?.. Понял… Скоро буду!

Несколько коротких фраз, произнесенных серьезным тоном, и он отбивает звонок.

Поворачивается к нам, скользит непонятным взглядом по лицам, потом дергает губы в легкой усмешке и, тряхнув головой, сообщает:

– Саш, Ксюх, у меня срочные дела нарисовались. Нужно прямо сейчас отъехать. Вы ж без меня теперь с Никой справитесь?

Сканирую его внимательным взглядом.

– Всё в порядке? Помощь нужна? – задаю прямой вопрос.

– Нет, сам разрулю.

Согласно киваю:

– Конечно.

Брат давно самостоятельный человек, я особо не лезу, но даже взрослым самостоятельным личностям иногда требуется подтверждение, что они не один на один с проблемами, что опора и крепкое плечо рядом и готово помочь.

Антипенко смотрит на нас во все глаза и немного заторможенно повторяет:

– Справимся, Паш. Езжай.

– Отлично. Сань, лови тогда ключи, – брат достает связку и перекидывает мне, после подмигивает Нике и треплет ее по помпону. – Не скучай, конфетка! И папку не обижай!

Дочка задирает голову и серьезно ему кивает:

– Ка-я-со. Не буду.

Поднимает руку и машет стандартное: «Пока!».

Пашка повторяет ее жест и, уже пятясь задом, поворачивается к Оксане. Наставляет на нее указательные пальцы обеих рук и словно уточняет:

– Окси, друзья! Да?

– Друзья, да, – кивает она, явно понимая, о чем речь, но все равно слегка удивленно.

Машину брат почти не прогревает, резво срывается с места и покидает двор. Провожаем ее взглядами, не сговариваясь поворачиваемся друг к другу.

– Ну, что, солнце, идем домой? – протягиваю Нике руку.

Без споров вкладывает свою ладошку и согласно кивает:

– Да.

Выдыхаю. Повезло легко добиться положительного ответа, а то любит Ника порой подольше погулять.

Но тут нежданчик прилетает, откуда не подозреваю.

– Папа, к Сане дём, – продолжает моя мелочь деловым тоном. – Там пи-аж-ки ябоками. Мне.

Перевариваю ответ. Смотрю на Антипенко. Она на меня. Усмехается, качает головой.

– Никусь, я много пирожков напекла. Там на всех хватит. И тебе, и папе, – произносит весело и уже тише, только для меня. – Накормлю, а заодно послушаю… про сестру. Ага.

Вот же язва!

Точнее ведьма! Просто шифруется идеально!

Но и я не лыком шит.

– А я расскажу, Сана… не волнуйся!

Ох, как шикарно у нее щеки снова краснеют.

ОКСАНА

Поднимаемся на этаж, где наши с Пашкой квартиры расположены. Я с Никой за руку первая вываливаюсь из лифта. Звягинцев А.А. с чемоданом и сумкой на плече следом. На площадке иду прямиком к своей квартире. Кнопка, пританцовывая, семенит рядышком. Обсуждаем, как сейчас намоем руки, нагреем чайник и будет есть пирожки, и тут звук шагов мистера адвоката пропадает.

Куда потерялся?

Оборачиваюсь, предполагая, что он остановился у двери Пашки. Наверное, чтобы вещи к нему закинуть. Сама видела, как сосед брату ключи давал.

И тут меня поджидает опупительный сюрприз.

Аж челюсть с громким лязгом отпадает, а в голове неоновой вспышкой сияет надпись: «Ну ничего себе, вы, господа хорошие, шикарно устроились! Аплодирую стоя! А то сидя неудобно».

Все потому, что папа Ники подходит не к двери моего соседа, а к третьей квартире на площадке. Вынимает из кармана пальто связку, быстро выбирает нужный ключ, вставляет в скважину и спокойно себе трижды проворачивает.

– Э-э-э… а ты что, тут живешь?

Пальцами некрасиво показывать, я помню, но… ёжики-конопатые, два брата на одной площадке — это даже не сюрприз, это охренеть себе сюрпризище!

– Ну да. А ты разве не знала? – отвечает Звягинцев вопросом на вопрос с ехидным видом. Мол, детка, не заливай, что нет, все равно не поверю.

Чешу зубами губу, стараясь оставаться паинькой. Нельзя при Нике ее любимого папочку пинать ни физически, ни словесно, но… р-р-р… очень уж хочется.

– Нет. Не знала, – выдаю в итоге. – На заборе, понимаешь ли, данную информацию как-то написать забыли, там все больше слова из трех букв рисуют, а газеты, прости, не покупаю.

– Ну ты и язва! – припечатывает. – Что у тебя за язык-то такой?! Ей слово, она в ответ десять.

Фыркаю.

– Нормальный у меня язык. Розовый, подвижный. Хочешь покажу?

– А мо-на мне тозе? – присоединяется к диалогу кнопка, блестя хитрыми глазищами. И взгляд с меня на отца и обратно переводит. Рот приоткрывает…

Секунда. Две…

– Нет, солнце, не надо! – серьезно отговаривает ее отец. – Это некрасиво!

– Да, Никусь, папа прав, не стоит так делать, – спешу поддакнуть.

Переглядываемся с соседом номер два – пусть первым будет Пашка – и спешим сменить тему.

– Так, красотка моя, – обращаюсь к крохе и киваю в сторону своей квартиры, – пойдем-ка скорее раздеваться. А то в подъезде жарко, употеем. А нам пирожки еще нужно подогреть. И папа твой голодный.

– Точно, девочки, идите. Я о-о-очень голодный…

– Как крокодил!

Нет ну и чего он на меня опять букой смотрит? У детишек образное восприятие лучше работает. Вот я и развиваю!

– Папа ко-дил? – хлопает Ника ресницами.

– Ну, на Я-ю он точно не похож. Уши короткие, – заговариваю ей зубы.

Малышка оценивает уши отца, поджимает губки и серьезно кивает.

– Дя.

Я выдыхаю и отпираю свою дверь:

– Никуся, идем, золотце!

Слава богу, идет. И про язык забывает. А через секунду я захлопываю за нами дверь.

Дома белкой ношусь по квартире. Раздеваю Веронику, переодеваюсь сама, шуршу на кухне, зажигая духовку, произвожу супербыструю уборку в комнате, распихивая сваленные на стул вещи, закалываю в хвост два дня немытые волосы.