Если думать такой категорией, то мы находимся в прямой ресурсной конкуренции, из-за чего и может быть охота первых на вторых.

Быть может, Душители и Шепоты борются за одни и те же жилы, за одни и те же минеральные полости в горе. Мать, уничтожив Душителя и притащив его сюда, показывала нам лицо врага в этой негласной войне за территорию и ресурсы.

И тут же, по законам этой подлой пещерной логики, встал вопрос: а кто я в этой системе?

К слову, мой собственный запах, запах пота, грязи, человеческого тела… он никуда не делся. Тот первоначальный аромат жидкости из яйца, которым я так отчаянно измазывался, за эти дни почти выветрился. Я уже не пах как новорожденный дракон, а снова имел запах человека. Я чувствовал это сам, и они, с их феноменальным обонянием, должны были чувствовать это в тысячу раз острее.

Так почему же они меня не атакуют? Почему мать продолжает приносить мне еду, а не пытается съесть меня самого?

Ответ мог быть опять в одном: импринтинг.

В первые, самые важные часы их жизни, в момент вылупления, я был там. Мой запах, мой вид, мой голос — все это смешалось с запахом гнезда, с запахом матери. Я был частью их первого, самого сильного впечатления о мире. Для них я… брат.

Запах моего тела теперь стал для них привычным. Он стал частью запаха «дома». Мать, облизав меня, не просто приняла меня в семью. Она, по сути, дала команду своим детям: «Этот запах — безопасный. Этот запах — наш». И они, как любые детеныши, полностью доверяли ее инстинктам. Пока.

Но что будет, когда они подрастут? Когда их собственные инстинкты станут сильнее материнского авторитета? Когда они начнут подвергать сомнению ее выбор? Этот вопрос не давал мне покоя.

С другой стороны, за эти дни я убедился, что их память — феноменальна. Они запоминали, в каком углу я сплю. Они запоминали, какие звуки (несоответствующие их природным) я издаю, когда недоволен, а какие — когда пытаюсь их успокоить. Они запоминали ритм, который я отстукивал по камню. Если их когнитивные способности были на таком высоком уровне, то они должны были запомнить меня не только по запаху.

Мой образ, мое тепловое излучение, мое поведение — все это сложилось для них в единый, целостный образ. Того, кто больше, умнее, и кто, как оказалось, может больно дать сдачи.

Значит ли это, что, даже если я сейчас исчезну на неделю, вымоюсь в реке, переоденусь в чистую одежду и вернусь, они меня узнают? Теоретически, да. Их память должна была бы подсказать им: «Да, запах другой, но все остальное — то же самое. Это он». Но на практике… Страшно подумать.

Но да ладно. Это были проблемы будущего. Гипотезы, которые мне очень не хотелось проверять на собственной шкуре. Сейчас нужно было участвовать в уроке. Поэтому я подошел к туше Душителя, осторожно, подражая ее действиям, обнюхал дракона со всех сторон. А затем, выпрямившись, издал низкий, угрожающий рокот, который я тренировал последние дни, — копируя ее звук, которым она отгоняла драконят от опасности. Она повернула свою огромную голову в мою сторону и, как мне показалось, медленно моргнула. Или это был просто рефлекс. В любом случае, она не выказала неодобрения. Урок продолжался.

Конечно, не все в моем обучении проходило так гладко. Мать к моим попыткам бурить камень относилась… спокойно. Она видела, как я стучу по стене, как пытаюсь подражать ей. Но в ее рокоте не было одобрения, скорее, снисхождение, смешанное с недоумением. Дефективный, бесклыкий сын, который занимается бесполезной ерундой. Скоро сам поймет и бросит. Или помрет. Ей, кажется, было все равно. Главное, чтобы не мешал остальным.

Но я не собирался бросать. И не собирался помирать. Каждый день я становился сильнее. Рука почти зажила, оставив после себя уродливые шрамы, напоминающие следы от когтей медведя, ха!

Из важного, понемногу и я обучал детей своим командам.

Команду «Огонь» теперь знали все трое. Правда, исполнение было разным. Альфа делал это почти безошибочно. Второй по силе, которого я прозвал Бетой (я оригинален, да), делал это неохотно, только если был уверен в щедром поощрении. А самый юркий из них, Брюхобур, чаще всего просто пугался и прятался. Дрессировка требовала постоянного подкрепления. Стоило пропустить день, и они начинали действовать иначе, так что не стоит останавливать тренировки.

К тому же, начал вводить новые команды. Простые, да. Условное: «Ко мне» — эту они выучили быстро. В подкрепление к команде на моем языке, я издавал призывный рокот, который подслушал у матери.

Команда: «Ешь!» — тоже давалась им просто. Я указывал на кусок мяса и повторял команду.

Самой сложной на текущий момент был приказ: «Отойди» или «Фу». Она несколько шла вразрез с их инстинктами урвать кусок и любопытством. Здесь приходилось применять не только поощрение, но и наказание — легкий шлепок по носу, строгий, шипящий рокот.

И, кстати, нашел отличный инструмент для закрепления команд в виде их природной слабости — чистке зубов. После каждой успешной тренировки, после каждого правильно выполненного приказа, я усаживал их и начинал свою процедуру.

Вскоре это стало высшей формой поощрения. Мое внимание, моя забота, физический контакт. Вдобавок так я закреплял свою роль вожака. Сильного, но справедливого. Того, кто кормит, но и требует подчинения.

И чем больше я узнавал, тем яснее понимал: мой первоначальный план — убить драконят и принести их викингам — был неимоверно чудовищным. Я бы не просто подписал смертный приговор всей деревне, которая, без сомнения, стала бы первой целью обезумевшей от горя матери. Я бы предал свою новую семью…

Но семью ли?

Эта мысль ударила внезапно, пока я в очередной раз чистил Альфе зубы от каменной крошки. Он доверчиво держал свою шипастую голову у меня на коленях, издавая довольный рокот. Я посмотрел на него, потом на двух других, спящих у костра. Люди — социальные существа. Наша сила — в группе. Они — тоже. Их сила в стае. Почему тогда между нашими видами идет эта война на уничтожение? Кто в ней не прав?

Викинги, вторгшиеся на чужую землю, объявившие ее своей и истребляющие «вредителей»? Или драконы, защищающие свою территорию, свою еду, своих детей? Ответ, с точки зрения биологии и простой логики, был очевиден.

Но если я вернусь к людям, к своим, и расскажу им это… меня же просто закопают. Назовут сумасшедшим, предателем. «Ты жил с монстрами? Ты защищаешь их?». Да меня Альма на пару с Ульвом на костре сожгут за такое колдовство.

Но что, если… что, если есть другой путь? Сотрудничество? Что, если я смогу показать им, продемонстрировать слаженность совместной работы? Перспективу. Викинги ведь отличные воины, но против стаи драконов они уязвимы. Драконы — это про стихийную силу, но они уязвимы для технологий, для хитростей и ловушек. А что, если объединить?

Даже не с позиции войны с кем-либо (хотя этот фактор, думаю, будет доминирующим аргументом для вождя), а с позиции мирного сосуществования. Как удобно ведь было бы, если на помощь работникам шахты придут такие драконы, которые могут пробурить буквально за пару часов многие сотни метров породы! Таких плюсов можно найти просто миллион.

Если это сработает… это изменит буквально весь привычный уклад жизни. Мир, где люди и драконы не враги, а союзники.

А если нет… так ли мне нужны люди? Хах! Я месяцами мог проводить время в одиночных экспедициях. Я нелюдим по своей природе. Здесь, в компании этих странных, опасных, но по-своему честных существ, я чувствовал себя… спокойнее, чем наверху, среди людей, которые сделали меня рабом.

Что же мне делать, когда я выберусь отсюда? Чью сторону я займу в этой войне?

Я не знал.

Но точно знал одно. Просто так я этих детей никому в обиду не дам. Даже если этими «кем-то» будут люди.

С такими мыслями я закончил чистить зубы Альфе и почесал его за затылочным гребнем. Он благодарно ткнулся мне в грудь.

Черт. Кажется, я окончательно спятил.