Она обнюхивала меня. Ее огромные ноздри подрагивали, втягивая воздух. Я замер, превратившись в статую, повторяя про себя, как мантру: «Я свой, я свой, я свой». Я пах ее гнездом, ее жидкостями, ее детенышами. Для ее примитивного, ведомого инстинктами мозга, я был частью ее мира. Да, неправильным, уродливым, слишком большим, но… своим.
Рядом запищал один из драконят, неуклюже ткнувшись в меня своей шипастой мордочкой. Мать отреагировала — она издала низкий, рокочущий звук, похожий на кошачье мурлыканье, смешанное с гулом камнепада. Затем осторожно, кончиком своего огромного языка, похожим на мокрый наждак, лизнула сначала его, а потом… меня.
Я заставил себя не двигаться, даже когда ее язык прошелся по моему лицу, оставляя горячий, вязкий след. Сработало!? Она приняла меня! По крайней мере, на данный момент.
Ну твою то мать! Да! ДА!!!
Дракономать снова издала тот же рокочущий звук и, развернувшись, направилась к одной из нор в стене. Драконята, щелкая и пища, неуклюже ковыляли вперед, вслед за родителем, но сама мать… скрежет ее перемещения стих. Более того, я услышал другой звук — какие-то глухие удары, похожие на работу поршня, а затем и свист воздуха. Она улетела?
Это давало мне минуты хотя бы отдышаться! Но временем я воспользовался иначе.
Пока я жестко вонял ее детишками, перебивая свой собственный запах, нужно было действовать. Я со всех ног бросился к противоположному концу пещеры. Туда, где зияла дыра, из которой я выплыл. Туда, где мог быть выход обратно к людям.
Расстояние было небольшим, метров сорок. Я подбежал к пролому. Вода, которая еще недавно ревела потоком, превратилась в небольшой естественный ручеек, стекающий в мой затопленный забой. Источник этого ручейка был где-то высоко, под самым потолком пещеры — видимо, там была трещина, сочащаяся грунтовыми водами. Может, раньше здесь и была какая-то подземная водопойка для драконов.
Заглянул в дыру. Мой забой внизу был почти полностью затоплен, но вода не стояла на месте. Я отчетливо слышал, как она куда-то уходит, журча и булькая, плюс и имелось какое-то течение воды.
Из моего забоя… в трещины завала… вытекает вода?
А значит… так, ну, в теории… Если вода находит себе путь наружу, значит, завал не монолитный. Он пористый. Через него можно пробиться. Если я сейчас вернусь вниз, я смогу, понемногу, камень за камнем, выгрызать себе путь обратно!
И тут в моей голове, опьяненной адреналином и внезапной надеждой, родилась еще более дикая, еще более амбициозная идея.
А что, если я вернусь не с пустыми руками? Что, если я принесу с собой… доказательство? Головы этих трех драконят. Детенышей неизвестного, невероятно опасного вида драконов. И скажу вот, что это не я один такое сотворил. Что мы — я и трое англичан сделали невозможное. Мы, столкнувшись с чудовищем, приняли бой.
Можем ли мы в таком случае рассчитывать на свободу?
Это был бы не просто подвиг раба, а целое открытие. Они получили бы информацию о новом враге и доказательство того, что даже чужаки способны на доблесть по их меркам.
Чем не повод для амнистии?
Осмотрел забой еще раз, более внимательно. Масштаб работы был просто колоссальным. Мне потребовались бы дни, чтобы разобрать это вручную. Даже с учетом, что времени у меня будет много! Но ведь и дракон не будет надолго отлучаться от своих детенышей.
Но теперь хотя бы знаю, что выход есть.
Пора было возвращаться в гнездо. Я не хотел, чтобы мамаша, вернувшись, обнаружила отсутствие одного из своих птенцов.
И как раз вовремя. Как только отошел от пролома, из темноты тоннеля снова донесся знакомый скрежет когтей по камню. Она возвращалась. Огромные размеры этой туши, которые не позволяли ей маневрировать в узких тоннелях, были ну просто идеально мне на руку. Слышал ее еще задолго до того, как видел.
Я быстро вернулся к вылупившимся драконятам, которые сбились в кучу у входа в тоннель и жалобно пищали. Присел рядом с ними, стараясь выглядеть как можно более естественно. Если, конечно, двухметровый, дрожащий от холода и страха человек может выглядеть естественно в компании трех слепых, шипастых ящериц.
Кстати, а может, и не нужно будет пробивать завал? Может, из одной из этих нор есть другой выход? Наружу, в лес? Но проверять это сейчас, рискуя заблудиться в лабиринте и столкнуться нос к носу с разъяренной матерью, я не хотел. Нет.
Скрежет из тоннеля становился все громче, и вскоре из темноты показалась ее огромная голова. Она двигалась не быстро, а скорее методично, ее тело извивалось, как у гигантской змеи. Принесла добычу — из ее пасти свисала туша… чего-то, похожего на большую горную козу. Она бросила добычу на пол пещеры, и от удара по каменному полу разнесся глухой шлепок.
Ну все, включаем камеры и записываем контент для National Geographic из сердца преисподней. Принимать участие в этом мясном обеде я, конечно же, не стал. Отсел чуть в сторону и начал наблюдать.
Первое, что бросилось в глаза, так это явно выраженный материнский инстинкт драконихи.
Ну то есть она не была какой-то кукушкой, подбросившей яйца в чужое гнездо и забывшей о них, не как морская черепаха, которая откладывает сотни яиц в песок и уплывает, оставляя потомство на волю судьбы, где выживет лишь один из тысячи. Ее забота была осмысленной и деятельной. Она как… волчица, выкармливающая щенков. Как курица, следившая за своими птенцами.
Как это проявлялось конкретно сейчас, помимо того, что просто не бросила их на произвол судьбы? Вот она вернулась в гнездо с добычей. Но не просто бросила окровавленную тушу своим детям, а, прежде чем подпустить их к еде, она обнюхала тушу горной козы. Проверяла добычу? Я не знал. Но это была тщательная, осмысленная проверка, какая бывает у волчицы, принесшей щенкам свой первый прикорм.
Убедившись, что все в порядке, она приступила к разделке (!!!). Дракон разделывает свою еду, ну надо же. Одним движением своих челюстей она вскрыла брюхо козы, сделав аккуратный разрез. Затем она извлекла оттуда самые мягкие органы (как самые питательные и легкоусвояемые) — печень, сердце, почки. Этот деликатесный набор она и подтолкнула своей огромной мордой к своим пищащим отпрыскам. И ко мне в том числе. Передо мной на каменный пол шлепнулась еще теплая, парящая почка. Вкусняшка, твою мать.
Драконята, учуяв запах свежей крови, мгновенно забыли о своем младенческом бессилии и с яростным писком набросились на предложенное угощение. И вот тут проявилась их истинная природа агрессоров.
Они рычали, шипели, толкали друг друга своими шипастыми головами, пытаясь урвать кусок побольше. Вот один сумел схватить целую печень и, пятясь, попытался утащить ее в темный угол. Но двое других тут же набросились на него, вцепляясь своими зубами в его бока. Он взвизгнул, но добычу не отпустил. Началась свалка, клубок извивающихся, шипящих тел, из которого в разные стороны летели ошметки плоти козы.
А мать… вот мать наблюдала за этой потасовкой с абсолютным спокойствием. Естественный отбор в действии? С первых минут жизни? Для меня, как для представителя вида, который окружает своих детенышей гиперопекой, это выглядело ну прям чудовищно. Но с точки зрения биологии выживания, это было… предельно логично. Даже таким бездействием она учила их. Учила, что за свое место под солнцем, за свой кусок мяса, нужно бороться. Что выживает сильнейший. Никаких детских игр. Никакой жалости. Только борьба за ресурс.
Пока они дрались, я неподвижно сидел у своей почки. Мысль о том, чтобы есть сырое, еще теплое мясо, вызывала тошноту. Мать, видимо, заметила это — она медленно подняла голову, повернула ее в мою сторону и издала тихий, вопрошающий звук. Сейчас еще и воспримет мой отказ за признак слабости или болезни… Черт.
Она снова подтолкнула почку своей мордой прямо к моим ногам.
Я снова проигнорировал выпад.
Тогда она снова опустила голову к туше козы и, аккуратно откусив небольшой кусок мяса с кожей и мехом с внутренней стороны бедра, тщательно пережевала его своими челюстями, превратив в некое подобие фарша. А затем, поднеся эту кашицу к моему лицу, предложила мне.
