Я проследил за ее взглядом. Молодой парень, воин, судя по мощному телосложению, лежал без сознания, тяжело дыша. Его грудь была перевязана тряпками, и даже с такого расстояния я чувствовал идущий от него жар и слабый, но тошнотворно-сладковатый трупный запах — характерный признак гангрены.

НУ ТВОЮ-ТО МАТЬ!

И она держит его здесь?! В общей комнате?! Где лежат другие больные, где она готовит свои отвары, где она принимает людей?!

Я инстинктивно сделал шаг назад. Мужик то явно уже не жилец, ну ебен-бобен. Такая чашка Петри проживет еще, быть может, день два и все — смерть в бреду и муках. И все эти дни будет хорошей такой фермой стафилококков, стрептококков и еще черт знает чего.

И ведь Альма точно подходит к нему, меняет повязки, касается его кожи. А потом этими же руками, в лучшем случае ополоснув их в кадке с водой, трогает травы, толчет их в ступке, лечит другого пациента с простым порезом!!!

ПИЗДЕЦ!

И ведь я видел в своей практике, когда на фермах случались вспышки инфекций. Один больной поросенок в общем загоне мог за неделю выкосить все стадо. Перекрестное заражение, чтоб его. Элементарная гигиена, основы асептики и антисептики, то, что вдалбливают в голову любому медработнику с первого курса!

А она… хер с ней. Больше оставаться тут не хотелось. Не даст травы ну и хер с ней. Самому бы не попасть сюда, но ведь… Выздоравливают из-под ее рук люди! Как так!?

— …Если уж мы людей не всегда можем спасти, то что говорить о быке? — продолжала она. — Он обречен. Проще зарезать его сейчас и пустить на мясо, пока оно не испортилось.

Ну да, спасибо, мамаша.

— Но ведь можно попытаться. — возразил я. — Если рану постоянно промывать, если не давать грязи скапливаться…

— Мы промываем, — перебила она. — Мы молимся богам. Но это не всегда помогает. Черная хворь — это проклятие, колдовство. Против него травы бессильны.

— Это не колдовство. — я сам не заметил, как повысил голос. — Это… это крошечные, невидимые глазу существа, которые живут в грязи. Они попадают в рану и пожирают плоть изнутри. И чтобы их убить, нужен не заговор, а… что-то, что убьет их. Спирт. Огонь.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Невидимые существа? — она усмехнулась. — Ты говоришь, как Борк Безумный под конец своей жизни. Иди, лекарь-чужак. Делай, что считаешь нужным. Но моих трав ты не получишь. Не хочу тратить их на мертвеца. Но ты ведь пришел не только за этим, — сказала она, не оборачиваясь. — У тебя на языке вертится другой вопрос. Спрашивай быстрее.

По мне так видно?

— Да, — решился я все-таки остаться, когда тема зашла до этого момента. — Отвар. Тот, что вы дали мне в первую ночь. Как он работает?

Она повернулась и посмотрела на меня в упор. В ее глазах плясали смешинки.

— А ты как думаешь, лекарь? Колдовство?

— Я не верю в магию, — честно ответил я. — Я верю в химию и биологию. Этот отвар… он как-то повлиял на мой разум?

Она расхохоталась.

— Ты умный, чужак. Умнее, чем кажешься. И ты почти прав. В отваре знания о том, как устроен мир и как устроен человек. В отваре не только травы, но и настойка на крови.

— Кровь? Чья?

— Дракона, — просто ответила она.

— Драконья кровь?

— Не всякого, — уточнила она. — Есть один вид. Мелкий, незаметный. Мы зовем их Пересмешниками. Они не дышат огнем, не дерутся, но умеют подражать. Любым звукам. Крику чайки, реву Громмеля, даже человеческой речи. Их кровь… впрочем, не нужно тебе такое знать, чужак. Не дано тебе природой понимание сути мира.

— Но… подождите, все-таки как оно работает??

— Как ветер дует, как солнце светит, — она пожала плечами. — Мир так устроен. Нужно просто уметь видеть и не бояться пробовать. Моя бабка научила меня, а ее — ее бабка. Мы собираем знания по крупицам. Ценой ошибок, ценой жизней. Иди давай. Долго тут сидишь уже, кто работу за тебя проворачивать будет? Негоже чужакам знать то, что не положено знать даже всем нашим. А ты — не наш. И никогда им не будешь. Ты — пришлая вода. Однажды ты уйдешь, так же, как и пришел. А наши тайны должны остаться здесь. Иди. Шуруй!

Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Ладно. Не хочешь делиться — не надо.

Спустя день бык был жив. Он лежал под навесом, который для него соорудили воины, укрытый шкурами. Животина был слаб, но дышал ровнее и даже несколько раз пытался поднять голову, когда слышал голос Носохряка. Хороший ли это знак? Конечно. Выживет — будет мне счастье.

Раз уж Альма отказала мне в своих чудо-травах, пришлось импровизировать, полагаясь на базовые знания и то, что росло под ногами. Я приготовил свой собственный лечебный отвар. Взял побольше молодой сосновой хвои — природный антисептик и источник витамина C. Нашел заросли иван-чая, который, как я помнил, обладает противовоспалительными свойствами (да и сама знахарка тоже про него говорила). И добавил немного коры ивы, содранной с молодого деревца у ручья, — природный аналог аспирина, салициловая кислота, которая должна была сбить жар и уменьшить боль. Пусть и содержание ее было мизерным для такой туши.

Я долго кипятил все это в котелке. Этим пойлом методично отпаивал быка, вливая жидкость ему в угол рта. Носохряк и Эрет сидели рядом, не отходя от своего кормильльца, и молча наблюдали за моими действиями. Пастух, кстати, приходил в себя. Несколько раз ловил на себе мой взгляд и тут же смущенно отводил его.

После очередной процедуры я подозвал к себе Эрета. Он подошел, с опаской глядя на мои окровавленные руки.

— Эрет, — начал я, — ты же видел ту тварь, что напала на стадо? Что расскажешь? И раньше такое бывало у вас?

Он вздрогнул.

— Та я… я не знаю, чесна. — затараторил он. — Оно… оно как из-под земли вылезло, ей-богу! Мы быков пасли, все тихо было, а потом земля как задрожит, и оно ка-а-ак выскочит. Прям из-под копыт у Бора.

— Как червь?

— Ну да! Как червяк огроменный! Серое такое, блестяшшее, как мокрый камень. И длинное, шо змеюка. А башка… — он почесал в затылке, пытаясь подобрать слова, — …башка круглая, и вся в иголках, как еж, ну реально! И на носу рог такой, кривой. Глаза белые, как молоко, без зрачков. Страшнючие.

— А крылья? Они ведь летали? Атака на быка было сверху же.

— А были, были! Ма-а-аленькие такие, как у курицы недоразвитой, по бокам торчали. Оно ими махало, когда на Бора прыгнуло.

Хм хм хм.

— А огонь?

— А и огонь был! Только чудной какой-то. Оно как пасть разинет, а оттуда кольца такие летят. Огненные! Не как у Чудовища, струей, а прям кольцами. Одно в скалу попало, так камень и поплавился.

Парень вновь задумался.

— И шипы были, коли знать важно. Вся спина и хвост в них. Вострые, зараза! Когда оно на Бора навалилось, так этими шипами его всего и изодрало. Я как копье в него ткнул, оно и отвалило. Заорало так, шо ухи заложило, нырнуло обратно в землю у леса — и все, нету. Как и не бывало.

В землю у леса? То есть оставило какую-то дыру? Это я и задал парню.

— Да вродя ничего так и не нашли там. Будто завалило дыры.

М-да, вырисовывался образ совершенно нового хищника. Получается, подземный, роющий дракон, с маленькими крыльями, но умеющий летать, стреляющий огненными кольцами и шипами. А еще с плохим зрением и, судя по всему, крайне агрессивный.

— А… вы раньше таких видели? — спросил я. — У него есть имя?

Эрет испуганно замотал головой.

— Не-а. Ни разу. И батя мой не видел. И никто из наших не видел. Я ж говорил, Ульву доложили. Он сам приходил, смотрел на раны. Сказал, тварь новая. Злая. Велел на дальнее пастбище больше скот не гонять, пока не разберемся.

Значит, это было нечто новое. Неизвестное даже для Книги Драконов. Интересно…

Прошло две недели. Две недели монотонного, изнуряющего, но приносящего свои плоды труда.

Бык, к слову, выжил. Он все еще был слаб, сильно хромал, и огромный уродливый шрам на его боку останется с ним навсегда, но он был жив. Он самостоятельно ел, пил и даже пытался бодаться, когда я менял ему повязку. Пастух то теперь смотрел на меня как на живое божество! Это вдохновляло мою эгоистическую натуру — он больше не называл меня чужаком или полоумным. Только лекарем. И каждый день его жена или сын приносили мне в каморку то крынку свежего молока, то круг домашнего сыра. Маленькие знаки благодарности, которые в моем положении стоили дороже золота. Еще бы теперь мелкая детвора сменила мне погоняло с Драконоедца на… кого угодно — было бы вообще все супер.