Я продолжал держать рану. Бык дышал все реже. Его глаза начали мутнеть. Шок. Он умирал от болевого шока…

— Говорите с ним! — приказал я отцу и сыну, которые стояли рядом. — Громко! Зовите его по имени! Не давайте ему отключаться.

Они, переглянувшись, начали неуклюже, но громко звать: «Бор! Эй, Бор! Держись, старый хрыч!».

Пока они кричали, я быстро осмотрел остальные раны. Большинство были поверхностными, хоть и выглядели страшно. Но одна, на груди, вызывала серьезные опасения. При каждом вдохе оттуда доносился тихий свист, а на краях раны пузырилась кровь. Проникающее ранение грудной клетки. Пневмоторакс, да… Воздух попадает в плевральную полость, легкое спадается, и животное задыхается.

Нужно было срочно герметизировать рану. Но чем?

Я огляделся. Мой взгляд упал на кучу свежего коровьего навоза неподалеку. Мерзко. Антисанитария. Но… «Используй то, что есть», — прозвучал в голове голос Михалыча.

— Дайте мне тот кусок кожи! — крикнул я, когда прибежал один из воинов, притащивший то, что я просил: несколько больших костяных игл, моток вощеной нити, кусок тонко выделанной оленьей шкуры и рог, наполненный чем-то пахнущим медом и спиртом.

Я схватил кусок кожи, щедро зачерпнул рукой свежий, теплый навоз и размазал его по одной стороне. Затем, отодрав свою импровизированную повязку с бока быка, быстро приложил этот «компресс» к свистящей дыре в груди, навозной стороной к ране. И со всей силы прижал. Свист прекратился. Я знал, что это огромный риск занести инфекцию. Но выбор был между медленной смертью от сепсиса потом и быстрой смертью от удушья сейчас. Я выбрал «потом».

Теперь — главная рана. Кровотечение почти остановилось, но края были рваными, их нужно было сшить.

— Лей! — скомандовал я пастуху, указывая на рог с медовухой и на рану.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но подчинился. Густая, пахучая жидкость полилась в рану. Бык взревел от боли (благо, еще в сознании), его огромное тело вновь содрогнулось, надрывая запекшиеся раны. Спирт обжигал живую плоть, но это была необходимая дезинфекция.

— Еще! — крикнул я. — Поливай мои руки!

Я промыл руки медовухой, взял самую большую костяную иглу, продел в нее нить. И тоже обработал в алкашке. Шить мышцы и кожу такой иглой — это конечно тот еще ужас, все равно что пытаться сшить шелковую рубашку цыганской иглой. Но другого у меня не было.

Вот и начал шить. Кожа местной бычары была жесткой, поэтому игла и входила с трудом. Я делал большие, редкие стежки, стараясь максимально стянуть края раны. Грубо, кроваво, отчаянно.

Я работал, полностью погрузившись в процесс. Мир сузился до этой раны, до иглы в моих пальцах, до хриплого дыхания огромного зверя.

Вокруг собралась уже целая толпа. Прибежали еще воины, пришел Бьорн, даже Альфред со своими людьми стояли поодаль, с изумлением наблюдая за происходящим. Никто не говорил ни слова. Они просто смотрели.

Я наложил последний стежок и обрезал нить принесенным ножом. Рана была закрыта страшным, уродливым швом, но тот держал.

— Еще медовухи! — приказал я и обильно полил шов.

Бык все еще дышал. Тяжело, но ровно, без того страшного хрипа, что был вначале. Я приоткрыл ему пасть и проверил цвет слизистых. Десны были бледными, почти белыми от кровопотери, но уже не синюшными, что говорило о том, что острая гипоксия миновала. Моя импровизированная «герметизация» сработала, черт бы побрал. На панике взял навоз, ага! Идиот. От фекалий схватит еще с огромной вероятностью какой-нибудь столбняк или газовую гангрену… но лишь бы выжил сейчас.

Я осторожно отлепил кусок кожи с навозом. Рана под ним была небольшой, круглой, но глубокой, уходящей куда-то в темноту грудной клетки. Я снова щедро полил руки медовухой и, взяв кусок мешковины, тщательно, насколько это было возможно, очистил рану и кожу вокруг нее от остатков грязи.

Затем, взяв иглу с новой нитью, я наложил на эту дыру несколько простых узловых швов, стянув края кожи, но не зашивая рану наглухо — мне нужно было оставить небольшое отверстие.

Теперь самое мерзкое…

Я попросил какого-то мужика, который с каменным лицом наблюдал за процессом, держать края раны приоткрытыми. Затем наклонился и, зажмурившись от отвращения, прижался губами к отверстию, начав с силой высасывать воздух из плевральной полости.

Хотелось сказать «Фу», но в таких вопросах до обычных «фу» нет дела.

Это был единственный способ создать отрицательное давление и помочь легкому окончательно расправиться без специального оборудования. С каждым выдохом я сплевывал на землю соленую смесь крови, сукровицы и остатков медовухи, да навоза. После нескольких таких манипуляций я почувствовал, что воздух больше не идет. Хороший знак.

— Готово, — сказал я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Теперь эту рану тоже нужно обработать.

Я залил в отверстие еще немного местного антисептика. Затем взял небольшой чистый лоскут ткани, смочил его в медовухе и, скрутив в турунду, вставил в рану, оставив снаружи хвостик. Это был примитивный дренаж, который не даст ране закрыться слишком быстро и позволит выходить любой скапливающейся жидкости. Поверх я наложил еще один чистый кусок ткани, смоченный в медовухе, и зафиксировал его повязкой.

Теперь обе главные угрозы — массивное кровотечение и открытый пневмоторакс — были купированы. Осталось оценить общее состояние.

Я нащупал бедренную артерию на внутренней стороне его задней ноги. Пульс был слабым, нитевидным, едва прощупывался под пальцами, но он был. И был стабильным! Сердце еще боролось.

Но это была лишь первая помощь. Я остановил кровотечение и решил проблему с пневмотораксом. Но впереди было самое опасное — шок и инфекция.

— Он теряет тепло, — сказал я, обращаясь ко всем, кто стоял вокруг. — Его нужно согреть. Есть у вас шкуры? Что-нибудь теплое?

Несколько воинов тут же сорвались с места и побежали в сторону деревни.

— Теперь — противошоковая терапия, — бормотал я себе под нос, лихорадочно соображая. — Нужна жидкость. Много жидкости. Чтобы восполнить объем крови. Капельницу я здесь, естественно, не поставлю… Да, не поставлю. Значит, нужно поить.

— Воды! — снова крикнул я. — И соли! И мед, если есть.

Снова началась суета. Кто-то притащил еще одно ведро воды из ручья, кто-то — кожаный мешочек с крупной серой солью, кто-то — глиняный горшок с густым, темным медом.

Я смешал в ведре теплую (пришлось просить одного из викингов сбегать за горячей водой от ближайшего очага) воду с большим количеством соли и меда. Получился примитивный, но действенный регидратационный раствор. Соль задержит воду в организме, а мед даст глюкозу — быструю энергию для борьбы с шоком.

— Помогите мне поднять ему голову, — попросил я батю Эрета (забыл на панике, как того зовут) и самого парня.

Вдвоем мы осторожно приподняли тяжелую голову быка. Я зачерпнул ладонью раствор и начал понемногу вливать его в угол рта животного. Бык был слишком слаб, чтобы пить самому, но глотательный рефлекс, к счастью, сохранился. Он слабо сглатывал, и часть жидкости попадала внутрь. Это была долгая и кропотливая работа. Капля за каплей я вливал в него жизнь…

И вот знаете… так счастливо на сердце становится, когда ты своими руками (!!!) сделал что-то невозможное… Такое облегчение наступает, что все остальные проблемы уходят далеко на второй план.

Прибежавшие сейчас воины притащили несколько больших овечьих шкур.

— Укройте его! — скомандовал я. — Всего, кроме головы. Нужно сохранить тепло любой ценой.

Быка аккуратно укрыли, создав некое подобие теплого кокона. Теперь оставалось разобраться с последствиями ран. Шов — это хорошо. Но под ним осталась огромная полость, полная сгустков крови и грязи. Идеальная среда для размножения бактерий. Нужен был дренаж, подобный тому, что уже сделал.

— Мне нужен огонь, — сказал я Бьорну, который стоял рядом и молча наблюдал за моими действиями. — И тонкий железный прут. В кузнице такое должно быть.