Мы вышли на свежий воздух, и прохлада слегка остудила моё пылающее лицо. Но внутри всё ещё бушевала буря. Я знала: этот момент, эти слова, это почти‑поцелуй — они не исчезнут просто так. Они останутся. И рано или поздно мне придётся с этим разобраться.

— Я что‑то плохо себя чувствую. Может, давление поднялось, — пробормотала я, стараясь говорить ровно, но голос всё равно дрогнул.

Юля посмотрела на меня и улыбнулась.

— Ты что, домой уже собралась? — спросила Аня, приподняв бровь. В её голосе не было подозрения, лишь искреннее беспокойство.

Я помедлила, подбирая слова. Воздух всё ещё казался слишком густым, пропитанным воспоминаниями о его прикосновениях, о его дыхании на моей коже

— Немного ещё побуду и поеду, — наконец ответила я, пытаясь улыбнуться.

Аня, видимо, решила, что настаивать не стоит. Она потянулась за своим коктейлем, сделала глоток и перевела разговор на что‑то лёгкое, будничное — про погоду, про планы на выходные. Её голос звучал ровно, успокаивающе, и я невольно ухватилась за эту нить нормальности, пытаясь вернуться в реальность, где не было ни его рук на моих бёдрах, ни его шёпота у моего уха, ни этого мучительного «почти».

Но даже слушая её, я не могла полностью отключиться.

— Точно поедешь? — снова спросила Аня.

— Да, — выдохнула я, заставляя себя встретиться с её взглядом.

— Подвезёшь меня? — спросила Юля.

— Конечно, поехали, — ответила я без колебаний.

Мы обнялись с Аней. Мне отчаянно хотелось поскорее сбежать из этого дома — вернуться на свою территорию, где можно будет наконец выдохнуть и попытаться разложить по полочкам всё, что произошло.

— Спасибо, что приехали, — сказала Аня с тёплой улыбкой.

— В следующий раз твоя очередь, — напомнила я, стараясь поддержать лёгкий тон.

— Хорошо, может, на следующей неделе, — согласилась она.

Пока мы шли с Юлей к машине, я мысленно готовилась к потоку вопросов. Я понимала: после того, что она видела, отмолчаться не получится. Поэтому решила опередить её.

— Не спрашивай ничего. Я сама не знаю, что это и что происходит, — предупредила я, открывая дверцу автомобиля.

— Ну, я видела, что у вас там в сауне происходило, — с мягкой улыбкой заметила Юля, устраиваясь на пассажирском сиденье. — Или это не то, что я подумала?

— Я не знаю. Правда не знаю, — призналась я, глядя прямо перед собой. — Мне надо собраться с мыслями. Всё это… слишком.

— Понимаю. Но со стороны выглядело о‑о‑очень горячо. И он, кстати, красивый парень — и тело, и внешность. Где ты там мальчишку в нём увидела, не пойму? Он вёл себя по‑идиотски в компании своих друзей. Но было понятно, что это спектакль для тебя. Он с тебя глаз не сводил. Как только ты ушла в сауну, сразу оставил ту блонди и побежал за тобой.

Я молча завела машину, стараясь сосредоточиться на дороге. Слова Юли вибрировали внутри, цепляясь за те мысли, которые я сама от себя прятала.

— Он всё это время смотрел только на тебя, — продолжила Юля негромко, будто озвучивая то, что я боялась признать. — И в сауне…

Я сжала руль чуть сильнее, чувствуя, как снова накатывает тепло — то самое, предательское, от которого всё внутри сжимается.

— Не надо, Юля, — прошептала я. — Не разбирай это по косточкам. Я и так… я и так еле держусь.

Она вздохнула, но спорить не стала. Вместо этого просто положила ладонь на моё плечо — коротко, ободряюще.

— Хорошо. Не буду. Но знай: если тебе понадобится говорить — я здесь. И если понадобится молчать — тоже здесь.

Я кивнула, не находя слов. В горле стоял ком, а перед глазами то и дело всплывало его лицо.

— Знаешь, — вдруг сказала я, не отрывая взгляда от дороги, — он извинился. Сказал, что ревновал. Что всё, что он говорил раньше… это из‑за ревности. Ревновал меня к Игорю — в этом я сама виновата. Он позвал меня на свидание, а Артём узнал, что я согласилась. Приехал ко мне, психовал, наговорил гадостей. Потом в ресторан я приехала вместе с Игорем, и он опять наговорил мне обидных слов. Но я не стала его переубеждать, что между нами ничего нет.

— А сейчас ты ему сказала?

— Да. Я боюсь его, боюсь себя. Мне страшно от того, как я на него реагирую. У нас нет никакого будущего. Мне отношения не нужны. Да и ему, я уверена, тоже.

— Ну, тогда и не относись к этому так серьёзно. Что насчёт секса без обязательств?

— Та ну, не знаю… Только не с ним. Если Аня узнает, или родители, или Олег — они достанут и меня, и его.

— Не узнают. Да и с каких пор тебя волнует мнение твоей семьи? Забей. И делай то, что хочешь.

— Я не знаю, чего я хочу.

— Знаешь. Просто перестань врать самой себе.

Пауза повисла между нами, плотная и ощутимая. Я смотрела на мелькающие за окном дома, но видела лишь его взгляд — тот, что прожигал меня в сауне, полный невысказанных слов и сдерживаемой страсти.

— Легко сказать «перестать врать», — наконец выдохнула я. — А как это сделать, когда сама не понимаешь, что чувствуешь? Когда каждая мысль о нём — как удар током?

Юля повернулась ко мне, её глаза в полумраке салона казались особенно внимательными.

— Для начала признай, что он тебе не безразличен. Что тебя тянет к нему. Это уже шаг.

Я закусила губу, борясь с желанием отрицать. Но слова застряли в горле — потому что она была права.

— И что дальше? — прошептала я, чувствуя, как дрожит голос. — Даже если это так… что с этим делать?

— Решать тебе. Хочешь разобраться в чувствах — разбирайся. Хочешь отпустить — отпусти. Но не притворяйся, что ничего не происходит. Это съедает изнутри.

Её слова упали куда‑то в глубину души, где уже давно копилось невысказанное. Я глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в пальцах.

— Боишься не его, — тихо добавила Юля. — Боишься самой себя. Той, кем ты становишься рядом с ним.

И в этой тишине я поняла: она попала в точку.

АРТЁМ

В сауне с Леной я просто обезумел. Никогда ещё ни с кем не испытывал такой дикой страсти, такого всепоглощающего желания. Если бы её подруга и Аня не помешали нам, не знаю, чем бы это всё закончилось.

Тем более, когда я узнал, что с Игорем у неё ничего не было… Внутри всё перевернулось. Все те резкие слова, что я на неё обрушил... Я повёл себя как последний идиот. Полностью облажался.

А что я должен был подумать? Она не спешила развеивать подозрения насчёт их связи. Молчала, не оправдывалась. Упёртая — не хотела оправдываться. Смотрела своими глазами, в которых то ли вызов, то ли страх, то ли что‑то ещё, от чего у меня крышу сносило.

После сауны она сбежала из нашего дома — как обычно. Это уже входит у неё в привычку. Но ей от меня не сбежать. Я ведь теперь знаю её адрес. И сейчас еду к ней.

В голове крутится одно: вот бы она была в той своей белой рубашке. Я всё‑таки сорву её. Медленно. Или резко — как пойдёт. Главное — снова почувствовать её рядом, услышать, как сбивается её дыхание, увидеть, как темнеют глаза…

Я сжимаю руль, пытаясь унять внутренний хаос. Разум кричит: «Остановись, не лезь, дай ей время», — но тело, каждая клеточка, жаждет только одного: быть рядом. Касаться. Слышать. Владеть.

Знаю, что рискую всё испортить. Снова. Но не могу не попробовать. Не сейчас. Не после того, что было.

Подъезжаю к её дому, глушу двигатель. Смотрю на окна — свет есть. Значит, она там. Внутри всё напрягается, будто перед прыжком в ледяную воду.

Выхожу из машины. Делаю шаг к двери.

Она открыла дверь.

Чёрт побери — она в той же белой рубашке, что и в прошлый раз. Тонкой, почти прозрачной в приглушённом свете прихожей. Каждый изгиб её тела угадывается под тканью, и от этого становится ещё труднее держать себя в руках.

— Артём? — в её голосе смешались удивление и настороженность. Глаза широко раскрыты, дыхание чуть сбито.

— Думала, сбежишь от меня? — шагнул вперёд, не дожидаясь приглашения. Запах её кожи — лёгкий, цитрусовый— ударил в ноздри, затуманивая рассудок.