— Почему ты всегда так сопротивляешься? — прошептал он, и его голос, низкий, бархатистый, обжёг ухо. — Будто боишься признать, что между нами что‑то есть.

— Между нами ничего нет! — выдохнула я, но слова прозвучали неубедительно, почти жалко.

Его пальцы медленно скользнули вверх по моим бёдрам, и я вздрогнула, пытаясь отстраниться, но он лишь крепче прижал меня к себе.

— Врёшь, — тихо, почти ласково. — Ты врёшь себе и мне.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться, найти силы оттолкнуть его. Но тело предательски замирало при каждом его движении, а разум тонул в хаосе ощущений. В голове билась одна мысль: «Это неправильно. Это не должно происходить».

— Ты… ты просто играешь, — прошептала я, с трудом собирая разбегающиеся мысли. — Тебе нравится дразнить людей. Нравится чувствовать власть.

Он замер. На секунду его хватка ослабла, и в глазах мелькнуло что‑то неуловимое — то ли сомнение, то ли боль. Но уже в следующее мгновение он снова прижал меня ближе, почти касаясь губами моей щеки.

— А может, это ты играешь? — его голос звучал глухо, почти отчаянно.

— Может, ты боишься признать, что тоже этого хочешь?

Я замерла, не зная, что ответить. Его дыхание обжигало кожу, а сердце билось в унисон с моим — так громко, так отчаянно.

— Отпусти меня, — повторила я, но в этот раз голос звучал тише, почти умоляюще.

Он не ответил. Лишь медленно провёл пальцами по моей руке, заставляя каждую клеточку тела трепетать.

В этот момент я поняла: если он не отпустит меня сейчас, я потеряю последний контроль над собой. И это пугало больше всего.

— Ты оскорблял меня уже неоднократно и однозначно дал понять, какого ты обо мне мнения. Поэтому оставь меня в покое! — выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, но внутри всё дрожало от смеси гнева и непонятного, пугающего волнения.

— И как тебе Игорь? — проигнорировал он мои слова, продолжая медленно, почти невесомо гладить меня по руке. Его пальцы выписывали невидимые узоры на моей коже, и от этих прикосновений по телу разбегались предательские мурашки. — Спорим, я тебе больше понравлюсь?

— Да отпусти ты уже меня! — я снова рванулась, пытаясь вырваться из его хватки, но он снова крепко сжал мои бёдра. — Нет у меня ничего с Игорем, и не было! И с тобой ничего не может быть. Пойми ты уже это!

— Врёшь! — резко бросил он, и в его голосе прорезалась такая уверенность, что я на секунду замерла.

— Отпусти!

— Врёшь, что с Игорем ничего не было, — повторил он, наклоняясь ближе. Его дыхание коснулось моей щеки, и я почувствовала, как внутри всё сжалось от этого прикосновения.

— Это не твоё дело, отвали! — выкрикнула я, но голос предательски дрогнул.

Он замер на мгновение, будто взвешивая мои слова. Но уже в следующее мгновение его пальцы снова скользнули вверх по моей руке, задержались на плече, а затем медленно, почти нежно, коснулись моей шеи.

— Хватит, — я наконец нашла в себе силы отстраниться, на этот раз решительно. — Просто оставь меня в покое.

— И не надейся, что оставлю в покое. Тем более, если с Игорем ничего не было, — произнёс он твёрдо, но в голосе уже не было прежней насмешки. Теперь там звучало что‑то другое — настойчивое.

Он обхватил мою голову руками и притянул к себе — резко, но в то же время с какой‑то отчаянной нежностью. Его пальцы слегка впивались в кожу, оставляя едва ощутимые следы, но это лишь усиливало странное, пульсирующее напряжение между нами, превращая воздух в раскалённую проволоку, по которой бежали искры.

Он тяжело дышал, и его дыхание — горячее, прерывистое, сбивчивое — обжигало мои губы, заставляя каждую клеточку тела трепетать. Я чувствовала, как его грудь прижимается к моей, как бешеный ритм его сердца отдаётся в моих висках.

— Прости за то, что наговорил тебе столько дерьма. Я ревновал. Ясно? Прости.

Его голос звучал глухо, почти отчаянно — совсем не так, как раньше. В нём не было ни привычной насмешки, ни высокомерия, ни той ледяной отстранённости, которая так часто ранила меня. Только искренность — такая острая, что от неё внутри всё перевернулось, будто мир на секунду потерял равновесие.

Его губы были в миллиметре от моих. Мы почти соприкоснулись — достаточно было малейшего движения, одного неверного вдоха, чтобы нарушить эту тонкую грань, переступить черту, которую мы оба так долго охраняли. Я чувствовала, как бешено колотится его сердце, как дрожат его пальцы, удерживающие меня, будто он боялся, что я исчезну, растворюсь в воздухе.

И я отчаянно желала, чтобы он меня поцеловал. Желала так сильно, что это пугало — до дрожи в коленях, до перехваченного дыхания, до острого, почти болезненного ощущения в груди. Внутри всё кричало: «Остановись! Не поддавайся! Это ошибка!» — но тело предательски тянулось к нему, а разум тонул в этом безумном, всепоглощающем желании, которое я так долго пыталась задушить.

Я закрыла глаза, пытаясь собраться, найти в себе силы оттолкнуть его, разорвать этот магнетический круг, но каждая попытка лишь делала притяжение сильнее. Мои пальцы сами потянулись к его плечам, будто искали опору в этом хаосе чувств.

В этот момент дверь резко открылась — звук был похож на удар хлыста, разрывающий наше хрупкое уединение. Мы резко обернулись.

В дверях стояла Юля. Её глаза поползли на лоб, а рот приоткрылся в немом изумлении. Боюсь представить, как мы выглядели со стороны — я, сидящая у него на коленях, его руки, всё ещё удерживающие меня, наши лица, почти соприкасающиеся…

— Сюда Аня идёт, — коротко бросила Юля, и в её голосе прозвучало что‑то среднее между шоком и предостережением.

Я резко встала, будто меня ударило током, и перебралась на другую скамейку. Движения были рваными, неуклюжими — я пыталась собрать себя по кусочкам, но тело всё ещё жило в том мгновении, которое мы едва не пережили.

Артём поднялся, бросил на меня короткий взгляд — в его глазах всё ещё тлели отблески того безумия, что только что между нами вспыхнуло, — и с едва заметной, почти невесомым улыбкой вышел.

Зашла Аня. Её взгляд скользнул по мне, потом — по опустевшей лавке напротив, где ещё минуту назад сидел Артём. В её глазах мелькнуло недоумение, но она не стала задавать вопросов.

— Тут жарко, — только и сказала она, присаживаясь рядом. — Ты вся красная.

Моё лицо горело, и не только от температуры в сауне. Тело пылало от возбуждения, от остаточного жара его прикосновений. Мы чуть не поцеловались — и я этого хотела, до боли хотела. Его руки, которые настойчиво меня касались, сжимали мои бёдра, всё ещё оставляли фантомные следы на коже. Я до сих пор чувствовала их — горячие, требовательные, одновременно нежные и властные.

— Да, тут… душно, — выдавила я, стараясь говорить ровно, но голос дрогнул, выдавая меня с головой.

Мне нужно было время — чтобы осознать, что только что произошло, чтобы понять, что это значит, чтобы попытаться унять этот ураган чувств, бушующий внутри.

Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием печи и далёкими голосами у бассейна. Я пыталась сосредоточиться на дыхании, на тепле вокруг, на запахе дерева и эфирных масел — на чём‑то реальном, что могло бы вернуть меня в привычную реальность.

Но перед глазами всё ещё стояло его лицо — совсем близко, почти касаясь моих губ. Его голос, тихий и отчаянный: «Прости… Я ревновал».

Эти слова эхом отдавались в голове, смешиваясь с моим собственным сбивчивым дыханием, с биением сердца, которое никак не могло успокоиться.

«Это ничего не меняет», — твердила я себе, стискивая пальцы в кулаки, чтобы хоть как‑то удержать контроль. Но тело не слушалось. Оно всё ещё горело от желания, от этого странного, пугающего чувства, которое я так долго пыталась подавить.

— Пойдём, — вдруг сказала Аня, поднимаясь. — Тут и правда слишком жарко.

Я кивнула, вставая следом. Выходя из сауны, я невольно оглянулась — словно надеясь увидеть его где‑то поблизости, поймать его взгляд. Но его не было.

И от этого внутри всё сжалось — то ли от облегчения, то ли от разочарования. Я не могла понять. Не хотела понимать.