И в этот момент мне стало всё равно. Пусть злится. Пусть бесится. Пусть думает что хочет. Есть только Лена. Только её рука в моей руке. Только её взгляд, полный доверия. Только наше «поехали домой».

Мы шли к моей машине, прохладный вечерний воздух слегка остудил моё разгорячённое лицо. Лена прижалась ко мне, и я обнял её, вдыхая аромат её волос.

— Ты правда не злишься? — спросил я, глядя на неё сверху вниз.

— Правда, — она улыбнулась, и эта улыбка была как солнечный луч после грозы. — Я знаю, кто ты. Знаю, что это не ты начал. И знаю, что ты мой.

Её слова согревали лучше любого огня. Я прижал её крепче, чувствуя, как сердце бьётся в унисон с её дыханием.

— Мой, — повторила она тихо, словно ставя печать на наши отношения.

И я знал: больше никакие Влады, никакие слухи, никакие злые языки не смогут нас разлучить. Потому что это — наше. Настоящее. И оно сильнее всего.

Как только мы закрыли дверь квартиры, я, как и мечтал, поспешил сорвать с неё всю одежду. Движения были порывистыми, почти отчаянными — столько накопилось внутри за этот безумный вечер.

Лена не сопротивлялась. Наоборот — её руки тут же потянулись ко мне, пальцы ловко расстёгивали пуговицы на моей рубашке. В глазах — огонь, в улыбке — вызов.

— Так спешишь? — прошептала она, прижимаясь ко мне всем телом.

— Слишком долго ждал… целый вечер, — выдохнул я, проводя ладонями по её спине, чувствуя, как кожа становится горячее с каждой секундой.

Её джинсовые шортики и топ полетели в сторону в одно мгновение. Я приподнял её, прижал к стене — она обхватила меня ногами, зарылась пальцами в волосы. Поцелуй вышел жадным, почти болезненным — как будто мы и правда долго были в разлуке.

Я нёс её в спальню, не отрываясь от её губ, спотыкаясь о брошенную одежду, но не замечая ничего вокруг. Только она. Только её дыхание, её прикосновения, её тихий стон, когда я опустил её на постель.

— Наконец‑то… — прошептал я, нависая над ней.

Она улыбнулась — медленно, томно, провела пальцами по моей груди. Я наклонился, касаясь губами её шеи, плеч, спускаясь ниже…

Каждый сантиметр её тела отзывался на мои прикосновения — кожа покрывалась мурашками, дыхание становилось чаще. Она выгибалась, цеплялась за мои плечи, шептала что‑то бессвязное, то ли имя, то ли мольбу.

Время остановилось. Не было ни прошлого, ни будущего — только этот миг, только её руки, её губы, её сердце, стучащее в унисон с моим.

Я медленно провёл ладонью по её бедру, поднимаясь выше, чувствуя, как она дрожит от нетерпения. Её пальцы впились в мои плечи — и в этом прикосновении было всё: доверие, страсть, любовь.

— Ты моя, — прошептал я.

— Твоя, — ответила она, притягивая меня ближе.

И мир растворился в огне, который сжигал нас обоих.

После акробатики в постели Лена лежала, укрывшись одной простынёй, у меня на груди. Я неторопливо гладил её по спине, чувствуя, как под пальцами перекатываются расслабленные мышцы, а её дыхание становится всё ровнее.

— Аня всё знает, — тихо произнесла она, и в голосе прозвучала нотка тревоги.

— А поподробнее? — я чуть приподнял голову, всматриваясь в её лицо.

— Она знает, что мы с тобой… вместе. Увидела твою машину, когда неожиданно приехала ко мне, а я оказалась в белье.

— И что? Она поэтому на следующий день вызвала к себе? И ты поэтому последнюю неделю сама не своя? — в груди зашевелилось неприятное чувство — смесь раздражения и беспокойства.

Лена вздохнула, и этот вздох был полон грусти.

— Почему сразу не рассказала? — мягко спросил я.

— Не хотела вспоминать те гадости, что она мне наговорила.

— Гадости? Да какое ей вообще дело? У неё прекрасно складывается семейная жизнь. Что ей от тебя надо?

— Ну, типа, я сплю с её пасынком, я старше тебя…

— Не ей говорить про возраст.

— Я ей тоже так сказала.

— А она что? — я провёл рукой по её плечу, пытаясь успокоить.

Лена замолчала, подбирая слова.

— Сказала, что её муж старше её, но он её любит.

— И я тебя люблю.

— И он… её муж. А я, типа, временное увлечение.

— Это не так, и ты прекрасно об этом знаешь.

— Она сказала, что всё расскажет твоему отцу.

— Плевать! — вырвалось резко, но я тут же смягчил тон. — И пусть расскажет. Что дальше?

— И он отправит тебя в Америку, и там ты найдёшь себе прекрасную молодую девушку и забудешь обо мне.

Я фыркнул, не скрывая сарказма:

— Я и не думал, что она такая сука.

— Мне так стыдно… я дала ей пощёчину, — её голос дрогнул.

— Значит, заслужила.

— Она моя сестра. И она беременная.

— Это не даёт ей повода быть сукой и говорить такое дерьмо тебе. Мне плевать на мнение отца, правда. И в Америку я не собираюсь. Что значит «отправит меня»? Я что, груз какой‑то? Мне 21, а не 7, чтобы я его слушался.

— Ну, он может тебя лишить денег, фирмы, наследства.

Я хмыкнул, глядя ей в глаза:

— Плевать мне на всё это. Мне важна только ты. Или бедный парень тебя не интересует?

Она шлепнула меня по животу, и в её взгляде наконец‑то промелькнула искорка веселья:

— Буду жить у тебя, найду себе подработку, чтобы самому платить за обучение. Закончу институт и найду работу. Возьмёшь меня к себе на фирму?

— Кем? — Лена рассмеялась, и этот смех, лёгкий и тёплый, согрел меня изнутри.

— Да хотя бы водителем. Мне всё равно.

Она прижалась ко мне ещё ближе, и я почувствовал, как её рука легла на мою грудь, будто проверяя, насколько твёрдо бьётся сердце.

— Ты серьёзно готов на всё это? — спросила она почти шёпотом.

— Абсолютно. Потому что ты — это всё, что мне нужно.

В комнате повисла тишина, наполненная теплом и уверенностью. Где‑то за окном шумел город, но здесь, в этой постели, были только мы — и ничего больше не имело значения.

ЛЕНА

Утром Артём куда‑то уехал — тихо, пока я ещё спала. Я проснулась одна, потянулась к его половине кровати, но там уже было холодно. На тумбочке лежала записка: «У меня дела. Скоро буду».

Часы тянулись невыносимо долго. Я пыталась занять себя — позавтракала, убралась в квартире, включила сериал, но мысли всё время возвращались к нему. Куда он поехал? К отцу? Снова разговоры, ультиматумы, давление… От этой мысли внутри всё сжималось.

Я то и дело поглядывала на телефон — ни сообщений, ни звонков. Время от времени подходила к окну, всматривалась в двор. Каждый проезжающий автомобиль заставлял сердце замирать.

Когда наконец раздался звонок в дверь, я бросилась открывать так быстро, что чуть не споткнулась.

Артём стоял на пороге — спокойный, но в глазах что‑то мерцало, будто он держал внутри большой секрет. Он улыбнулся, но не стал объяснять, где был и что делал. Просто вошёл, поцеловал меня в висок и сказал:

— Сегодня у меня на тебя большие планы. Одевайся во что‑нибудь удобное.

— Как скажешь, — ответила я, стараясь не выдать волнения.

Он ушёл на кухню, а я осталась стоять в коридоре, пытаясь угадать по его походке, по манере говорить — всё ли в порядке. Что‑то изменилось. Но что?

Через пару минут я зашла на кухню. Артём пил воду, глядя в окно.

— Ты в порядке? — осторожно спросила я.

Он повернулся, снова улыбнулся — на этот раз теплее, искреннее.

— В полном. Просто… сегодня будет день только для нас. Никаких телефонов, никаких разговоров о проблемах. Только ты и я.

В его голосе звучала твёрдость, которой раньше не было. Будто он принял какое‑то решение и теперь готов был нести за него ответственность.

— Хорошо, — я кивнула, чувствуя, как внутри разгорается искра надежды. — Тогда я готова.

— Иди собирайся. Через час выезжаем.

Я пошла в спальню, но на пороге обернулась. Артём всё ещё стоял у окна, но теперь его плечи были расслаблены, а на лице — почти безмятежное выражение.

«Что бы ни случилось, — подумала я, натягивая джинсы и майку, — сегодня он со мной. И это главное».