До кровати оставалось несколько шагов — и каждый из них давался с трудом: хотелось остановиться, прижать её к стене, продолжить здесь и сейчас, но я держал себя в руках, зная — впереди целое бесконечное мгновение.

Опустившись на постель, я на секунду отстранился, чтобы взглянуть на неё: растрёпанные волосы, блестящие глаза, припухшие от поцелуев губы… Она потянулась ко мне, начала медленно снимать с меня остатки одежды — движения точны, но в них сквозила та самая нетерпеливая дрожь, которая говорила громче любых слов.

Я ответил тем же — провёл ладонями по её телу, ощущая, как она вздрагивает от каждого прикосновения. Мы снимали друг с друга остатки одежды с жадностью, с безудержной страстью, будто пытались стереть все границы, все преграды, что стояли между нами.

Когда последняя вещь упала на пол, я замер на миг, впитывая её образ: она лежала передо мной, раскрытая, доверчивая, прекрасная в своей абсолютной искренности. Её взгляд — смесь вызова и нежности — заставил сердце биться чаще.

— Ты… — начал я, но она приложила палец к моим губам.

— Не говори ничего. Просто будь здесь. Со мной.

И я был. Полностью. Без остатка.

Мои губы снова нашли её, руки скользили по телу, запоминая каждую линию, каждый изгиб. Она отвечала тем же — её пальцы исследовали мою кожу, оставляли невидимые следы, заставляли кровь кипеть. Мы тонули друг в друге, терялись и вновь находили, сливаясь в едином ритме, в едином дыхании.

Время перестало существовать. Остались только мы, только наши тела, только это безумие, это пламя, которое сжигало всё лишнее, оставляя лишь суть — нас, таких, какие мы есть.

Я разорвал упаковку презерватива — движение резкое, почти нервное, пальцы слегка дрожали. В воздухе витало напряжение, густое, почти осязаемое.

Она наблюдала за мной, её дыхание участилось, глаза потемнели от желания.

Не отрывая взгляда, я надел его, чувствуя, как внутри всё сжимается от нетерпения. Каждое прикосновение к ней — как разряд тока, каждая секунда ожидания — пытка.

Я наклонился к ней, провёл ладонью по внутренней стороне бедра, ощущая, как она вздрагивает под моими пальцами. Её руки скользнули по моей спине, ногти слегка царапнули кожу — и это было последней каплей.

— Посмотри на меня, — прошептал я, задерживаясь на грани.

Она подняла глаза — в них не было ни тени сомнения, только чистая, необузданная страсть. И тогда я вошёл в неё — медленно, осторожно, давая ей привыкнуть, чувствуя, как всё внутри сжимается от невероятного, почти болезненного наслаждения.

Её губы приоткрылись в беззвучном стоне, пальцы впились в мои плечи. Я замер на мгновение, впитывая каждое ощущение: тепло её тела, ритм её дыхания, биение её сердца, сливающееся с моим.

Потом начал двигаться — сначала неторопливо, растягивая каждое мгновение, но с каждым толчком теряя контроль. Она отвечала, подстраиваясь под мой ритм, её тело отзывалось на каждое прикосновение, каждый поцелуй, который я оставлял на её шее, плечах, губах.

Мы слились воедино — не просто тела, а души, мысли, желания. Всё, что было между нами раньше — обиды, недомолвки, страхи — сгорало в этом пламени, оставляя только чистое, первозданное чувство.

Её стоны становились громче, дыхание — прерывистее, и я чувствовал, как её тело напрягается, готовясь к кульминации. Я ускорил темп, глубже, сильнее, пока она не вскрикнула, выгнулась под мной, и волна наслаждения накрыла её с головой.

В тот же момент я потерял себя — растворился в ней, в этом мгновении, в этой бесконечной, ослепительной разрядке. Мы застыли, цепляясь друг за друга, будто боялись, что мир рухнет, если разомкнём объятия.

А потом — тишина. Только наше тяжёлое дыхание, стук сердец, постепенно возвращающийся к норме. Я опустился рядом с ней, прижал к себе, чувствуя, как её голова ложится на моё плечо.

Она провела рукой по моему плечу — лёгкое, почти невесомое прикосновение, от которого по коже разбежались мурашки. Я приоткрыл глаза, наблюдая, как она медленно приподнимается, собирает разбросанную одежду.

Без слов надела футболку — ту самую, что ещё недавно лежала на полу. Ткань мягко обволокла её фигуру, скрывая то, что только что было целиком моим. Я хотел остановить её, сказать что‑то, но слова застряли в горле.

Она тихо прошла к балкону, приоткрыла дверь. В комнату ворвался прохладный воздух, смешавшись с ароматом её кожи и наших общих ощущений. Щёлкнул зажигалка — первый вдох, медленный выдох. Сигаретный дым растворился в вечернем воздухе.

Я оделся и вышел вслед за ней на балкон. Обвил её сзади руками, прижал к себе. Вдохнул её аромат — смесь запаха её кожи и сигаретного дыма. Коснулся губами мочки уха, едва ощутимо, почти невесомо.

И как только я хотел сказать, что люблю её, как сердце готово было выпрыгнуть из груди от этой простой, но такой важной правды…

— Тебе пора! — отрезала она резко, даже не повернувшись ко мне.

— Что? — голос дрогнул, будто я не расслышал.

— Тебе пора, — повторила она, наконец взглянув на меня. В глазах — ни тепла, ни той нежности, что была ещё минуту назад.

— Что?! Твою мать, да ты издеваешься надо мной?! — вырвалось у меня, и внутри всё вскипело от обиды и непонимания.

Я схватил её за руки, слегка встряхнул, пытаясь достучаться до того, что ещё оставалось от нашей близости.

— Что происходит в твоей голове?! — прорычал я, с трудом сдерживая рвущиеся наружу эмоции. — Сколько ты будешь со мной играть?!

— Мне больно, отпусти! — её голос дрогнул, но в нём не было страха — только усталость.

— Мне тоже больно, мать твою! Ты достала меня уже! То, что только что между нами произошло… Это было прекрасно! И это было лучшее, что со мной случалось! — Я провёл рукой по волосам, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Но, чёрт побери, у меня больше нет сил терпеть твои закидоны!

Слова вырвались наружу, как давно сдерживаемый крик. Я отпустил её руки, отступил на шаг. Смотрел в её лицо, надеясь увидеть хоть проблеск понимания, но видел лишь холодную решимость — будто между нами уже выросла стена, которую я не в силах разрушить.

— Артём… Я просто… Всё эти нежности после… Это всё не для меня. Я не привыкла к такому. Это ведь просто секс. Зачем всё усложнять?

Её слова ударили, как пощёчина. На секунду я замер, пытаясь осмыслить услышанное. Потом медленно выдохнул, и в этом выдохе растворилась последняя капля надежды.

— Просто секс? — повторил я тихо, почти шёпотом. — Правда? Ну зачем всё усложнять…

Слепая злость захлестнула меня с дикой силой. Внутри всё взорвалось — боль, разочарование, ярость. Не осознавая, что делаю, я рванул на кухню. С размаху опрокинул поднос с пиццей, которую мы так и не успели поставить в духовку. Тесто разлетелось по полу, соус и песто оставили яркие пятна на светлом кафеле.

— Спокойной ночи! — бросил я, даже не глядя на неё.

Тишина. Тяжёлая, давящая. Только отдалённый гул города за спиной и биение собственного сердца, которое отдавалось в ушах набатом.

Развернулся. Сделал шаг к двери. Ещё один. И ещё.

Хлопок. Громкий, резкий. Как последний аккорд в симфонии, которую мы так и не смогли доиграть до конца.

Я шёл прочь, а в голове стучало одно: «У меня больше нет сил». Каждый шаг отдавался тупой болью где‑то в груди. Я пытался дышать ровно, но воздух будто не доходил до лёгких.

За спиной — ни звука. Ни оклика, ни просьбы остановиться. Ничего.

И от этого «ничего» становилось ещё больнее.

ЛЕНА

После того, как Артем ушел, я опустилась на пол, обхватила себя руками и разрыдалась. Слезы катились по щекам, обжигая кожу, а я даже не пыталась их остановить — пусть льются, пусть вымывают эту боль, эту путаницу в голове.

Я оттолкнула его. Теперь окончательно и бесповоротно. В груди всё сжималось от мысли, что это конец — но иного выхода не было.

Мне было очень хорошо с ним. Чересчур хорошо. Так, что сердце замирало от одного его взгляда, так, что каждый миг рядом казался ярче, полнее, значимее. Так не должно быть. Я не должна зависеть от мужчины — от его прикосновений, его слов, его присутствия. Не должна ждать его звонка, ловить каждый знак внимания, растворяться в нём, забывая о себе.