— Ты такая… — прошептал он, на мгновение отстранившись, чтобы взглянуть на меня. В его глазах пылало нечто дикое, необузданное, и это только усиливало дрожь во всём теле. — Такая…

Он не договорил — снова прижался губами к моей шее, к ключицам, к краю декольте. И я поняла, что сопротивление окончательно сломлено. Что сейчас нет ничего важнее, чем это безумие, чем он, чем то, как он заставляет меня чувствовать себя — живой, желанной, потерянной в этом вихре страсти.

От того, что мы находились в общественном месте, возбуждение становилось в сто раз сильнее. Я никогда не занималась ничем подобным на людях. Конечно, со стороны было непонятно, что происходит: мы просто сидели близко, обнимались, целовались. Но я‑то знала, что за этим стоит, чувствовала, как волна наслаждения подкатывает всё ближе и ближе, застилая разум туманом.

Каждый его жест, каждое прикосновение отзывались во мне электрическим разрядом, от которого перехватывало дыхание.

Я прижалась к нему ещё теснее, будто пытаясь слиться воедино, забыться в этом запретном, пьянящем моменте. Всё остальное — правила, нормы, осторожность — перестало иметь значение. Остался только он. Только это безумие. Только я.

Оргазм приближался всё ближе и ближе. Артём не останавливался — его пальцы двигались ритмично, уверенно, выжимая из меня тихие стоны, которые я тщетно пыталась заглушить, уткнувшись в его плечо. Каждая мышца в теле напряглась, будто натянутая струна, готовая лопнуть от переизбытка ощущений.

Я вцепилась в его плечи, ногти едва заметно впивались в ткань футболки. В голове не осталось ни одной связной мысли — только вспышки чистого, нефильтрованного удовольствия, накатывающие волнами. Дыхание сбилось окончательно, превратилось в короткие, рваные всхлипы, то и дело прорывающие тонкую грань между стоном и криком.

— Артём… — выдохнула я, не зная, прошу ли я его остановиться или, наоборот, умоляю продолжать.

Он лишь прижал меня крепче, второй рукой обхватив за талию, фиксируя в этом безумном ритме. Его губы снова нашли мою шею, и каждое прикосновение, каждый лёгкий укус отзывались новыми разрядами по позвоночнику.

Мир сузился до размеров этого кресла, до его рук, его дыхания, его запаха. Всё остальное — гул голосов в зале, мерцание экрана, условности и правила — растворилось в ослепительной вспышке, которая наконец накрыла меня целиком.

Тело содрогнулось, пальцы судорожно сжали его рубашку, а из горла вырвался приглушённый вскрик. Волны наслаждения прокатывались одна за другой, заставляя дрожать, выгибаться, цепляться за него, как за единственный якорь в этом урагане чувств.

Постепенно дыхание начало выравниваться, но сердце всё ещё колотилось где‑то в горле. Я прижалась к нему, чувствуя, как пульсирует каждая клеточка тела, как медленно возвращается осознание реальности.

Артём нежно провёл рукой по моей спине, целуя в висок.

Я закрыла глаза, пытаясь унять дрожь и осмыслить то, что произошло. Но в голове по‑прежнему царил блаженный хаос, а где‑то внутри расцветала странная, пугающая мысль: «Я хочу ещё. Я хочу всегда».

Когда фильм закончился — тот самый, который мы так и не посмотрели, — мы вышли в фойе. И тут я увидела двух девушек, приближающихся к нам. Их лица казались знакомыми.

— Привет, дорогой! — блондинка подошла и поцеловала Артёма в щёку.

«Дорогой?» — мысль ударила, как молния. И тут меня осенило: это же та самая блондинка из бассейна, которая беззастенчиво вешалась на него! А рядом — её подруга, та, что клеилась к другу Артёма.

Блондинка скользнула по мне взглядом и растянула губы в улыбке:

— Тётя привела тебя в кино? Мило!

Девушки рассмеялись.

«Твою мать! Тётя…» — внутри всё сжалось. Для всех я — его «тётя», о чём я на время просто забыла. А если они видели, что мы творили в кинотеатре?.. Боже, какой стыд и позор!

Девушки снова захихикали:

— Купила тебе мороженое?

Их смех звенел у меня в ушах, будто острые осколки.

Артём молчал. И улыбался.

«Какого чёрта он молчит?!» — злость и обида ударили по голове горячей волной. Не дожидаясь его реакции, я резко развернулась и рванула к выходу.

В груди всё жгло, я пыталась дышать глубже, но в лёгких не хватало воздуха. Перед глазами проносились картины: его подружки, скорее всего студентки, как и он… А я — «тётя», старше его на шесть лет.

«Блин, что я наделала? Зачем поддалась на всё это? Зачем поверила, что между нами и правда что‑то может быть?» — мысли метались, как загнанные звери.

Я достала телефон, чтобы вызвать такси.

— Лен, стой, ты куда? — Артём догнал меня у самых дверей.

— Тётя Лена уезжает домой, — бросила я, не оборачиваясь. — А племянник может остаться со своими подружками‑студентками.

— Лен, что за чушь ты несёшь?

— Это не чушь! Это истина! Между нами… ничего не может быть!

— Я бы так не сказал. Между нами уже произошло немало.

— И это была самая большая ошибка в жизни!

— Самая большая ошибка в жизни?! Ты сейчас серьёзно?

— Серьёзно. Всё! Давай на этом всё закончим.

— Всё закончим? — в его голосе прозвучала странная пустота.

Я увидела, как подъехало моё такси.

— И держись от меня подальше. Не надо искать со мной встреч, не жди меня под домом и не приходи больше на работу.

— Да, как скажешь, — ответил он тихо, почти без эмоций.

Я села в машину, назвала адрес и отвернулась к окну. Только когда такси тронулось, позволила себе поднять глаза. Артём стоял на том же месте, смотрел вслед, и в его взгляде было что‑то такое… что на секунду заставило сердце сжаться. Но я тут же отвернулась.

«Так будет лучше», — повторяла я себе, пока слёзы жгли глаза. — «Так будет лучше».

АРТЁМ

Лена своим поступком вытянула из меня всю душу. Я понимаю, почему она так взбесилась из‑за Влады и Марины, которые подошли ко мне в кинотеатре. И из‑за их слов, что меня в кино привела тётя.

А я стоял и молчал. Хотел сказать, что она мне не тётя — она моя девушка. Но реакция Лены на эти слова могла быть ничем не лучше. Она избегает отношений. Я её еле в кино‑то затащил.

Но и встречи сугубо у неё на квартире меня не устраивают. Я хотел, чтобы мы были обычной парой. До этого я сам всегда избегал отношений — а с ней захотел. А она со мной — нет.

Я ничего для неё не значил.

Её слова резанули по сердцу:

«Это была самая большая ошибка в жизни. Держись от меня подальше».

Просто класс!

Если она этого хочет, то я уже устал перед ней унижаться. С нашего свидания в кинотеатре прошёл месяц. Я, как она и просила, больше к ней не приезжал, не звонил и не писал. Она тоже к нам не приезжала.

Но я всё равно до сих пор не могу её забыть. Её губы, её тело, глаза, волосы… Всё это въелось в меня — и я не знаю, как это вырвать из себя.

Сегодня у меня день рождения. Отец с Аней на выходные уехали в Стамбул. Она, наверное, даже не знает про мой день рождения. Уверен — она и не вспоминает обо мне.

«Я — самая большая ошибка в её жизни».

А она — самое прекрасное, что было в моей. В этом вся разница.

Я долго думал, стоит ли устраивать сегодня вечеринку. Раньше дни рождения были шумными — с друзьями, футбольной командой, с однокурсниками, с теми, кто всегда рядом. А сейчас… сейчас всё казалось каким‑то пустым, ненастоящим. Но я решил: пусть будет шумно. Пусть будет много людей. Пусть никто не заметит, что внутри меня — тишина.

Гости уже потихоньку съезжались. На улице возле бассейна толпился народ, раздавались смех и приветственные возгласы. Кто‑то принёс колонку, и музыка гремела, заполняя пространство ритмичными басами. Воздух пах жареным мясом, коктейлями и летним вечером.

Я стоял у входа, встречал гостей, улыбался, принимал поздравления. Руки пожимал, шутки отпускал, делал вид, что всё нормально. Что я рад. Что это мой обычный день рождения.

Но каждый раз, когда дверь открывалась, я невольно задерживал взгляд на пороге. Надеялся. Глупо, бессмысленно — но надеялся.