Под утро сон всё же взял своё. Его прервал звонок — то ли ошибся, то ли чья—то нелепая шутка. Тревожный голос спросил, нет ли у ветеринара средства от вшей у попугая.

Он положил трубку, надеясь урвать ещё час-другой, но телефон ожил снова. Это была Эмма Мартин — взволнованная до предела.

— Ты жив, Дэвид?

— Примерно.

— Слава Богу! Что случилось?

— Что ты уже слышала?

— Минуту назад — новостной канал из Олбани: столкновение и стрельба на Блэкморе. Я слушала невнимательно — а потом прозвучали твоё имя и Сонни Лермана. Что, чёрт возьми, произошло?

— Хороший вопрос. Знаю наверняка: меня вытеснили с дороги, я ударился головой. Пока был без сознания, кто-то, похоже, застрелил Лермана — и подстроил, будто стрелял я.

— Господи! Мне так жаль! Насколько серьёзны травмы?

— Сотрясение, растяжение. По физике — не критично.

— Юридически — крайне серьёзно. Нужен сильный адвокат. Я возьму это на себя.

— Спасибо, но предпочту сам.

— Думаешь, это связано с твоим расследованием дела Слейда?

— Да.

— Тогда прекрати. Я не хотел подвергать тебя риску.

— Ценю. Но я не отступаю. К тому же, яростное сопротивление намекает, что я близко.

Она вздохнула, смиряясь. —Пожалуйста, будь осторожен. И дай знать, если что понадобится — сразу.

Понимая, что сна уже не будет, он осторожно поднялся и с облегчением отметил: головная боль отпустила. Принял душ, побрился, оделся. На кухне нашёл записку от Мадлен на кофемашине.

Ранняя смена в кризисном центре. Меня забрала Джерри Миркл. Вернусь к трём. Оставайся в постели! ОТДЫХАЙ!

Отдых — последнее, чего хотелось. Быстрый завтрак — овсянка и кофе. Проверил корм и воду в курятнике, выпустил кур в загон и двинулся на арендованной машине к Блэкмор—Маунтин.

Шквалы двух последних дней ушли, оставив на полях полосы снежных заносов — белейшее под невероятно синем небом. На горной дороге лучи сквозь ветви ещё сильнее подчеркивали ясность утра. В этом свете всё выглядело иначе — он едва не проскочил место —происшествия.

Остановился, пригляделся. Пень в шести метрах от обочины, с разодранными волокнами и содранной корой на уровне бампера, подтвердил: это тут. Пытаться совмещать метельные воспоминания с залитой солнцем картинкой — было сложно.

Он поехал дальше — пока не заметил на левой стороне выезд с грунтовки: тот, что был на снимке. Сбавляя скорость перед поворотом, он услышал резкий рёв двигателя вдали. Остановился. Через пару секунд на дорогу вылетел автомобиль.

Гурни успел заметить водителя — худого молодого, с лицом, искажённым — возможно — яростью. Тот резко затормозил, врезавшись боком в ствол гигантской тсуги, вылетел на встречку и задел угол переднего бампера Гурни. С визгом шин и снопом искр из выхлопа умчался в сторону Харбейна.

Гурни запомнил номер и свернул на лесную дорогу. Когда он доехал до точки, откуда проглядывала поляна, к нему, полубегом, полупадая, устремилась крупная женщина в бесформенной коричневой блузе и брюках. Он остановил машину и вышел.

— Он тебя задел? — запыхавшись, крикнула она, поправляя сползшие очки. — С ним всё в порядке? Ты в порядке?

— Обошлось — лишь поцеловал бампер. Вы…

— Что?

— Как вас зовут?

— Нора. Я его мама. Я услышала грохот. С ним всё в порядке? Толстые линзы делали её слезящиеся глаза ещё больше.

— Если о водителе, что вылетел — не знаю. Он стукнул дерево боком, с полосы слетел и уехал. Ваше полное имя?

— Рамстен. Нора Рамстен. С ним всё-таки всё хорошо?

— Не скажу, мэм. Как зовут вашего сына?

— Колсон. Такой был удар! А вы… вы не пострадали? Машина?

Гурни посмотрел бампер. Едва заметная царапина. —Ничего серьёзного. Можно мы пройдём к вам?

Она подняла очки на переносицу, оглянулась на поляну, будто проверяя ориентацию. — Да, пожалуй… хорошо.

Поняв, что она не двигается, он кивнул в сторону: — Вы ведите. Я следом.

Он ехал медленно за ней. На поляне всё выглядело, как и на спутниковом снимке: хижина, сарай — лишь крупнее, чем казалось сверху. К дому — крытая веранда; высокие грядки — занесённые и безжизненные, как и положено зимой.

Поленница футов в сорока от края поляны была припудрена снегом. Вторую, поменьше и в беспорядке, разбирал лысеющий седобородый мужчина в резиновых сапогах, грязных джинсах и старой куртке Carhartt. Его резкие, бессистемные движения выдавали не план, а возбуждение. Гурни вышел и присоединился к женщине, которая махнула на метателя поленьев:

— Гляньте на него! — вспыхнула она. — Из-за этого Колсон сорвался, как с катапульты. Не виню парня — когда отец такое творит, а это часто! То есть, прошу прощения, если он вас напугал своим пролётом, но это не совсем его вина, не совсем, когда… Она покачала головой — слов не хватало.

Она раздражённо крикнула мужчине: — Надеюсь, ты это потом сложишь обратно!

— Бардак, который я, значит, устроил? Он повернулся, сжимая колун, как дубину. — Проблема — в том, что устроил он. Время в мусор!

—Берт, из-за твоего ора и брани у Колсона снова чуть не случилась беда!

—Ты что несёшь?

—Ты настолько глухой, что не услышал удара?

Держа полено, он приблизился. — Какого удара?

— Он врезался в дерево и задел машину этого господина. Колсон мог погибнуть!

Он настороженно перевёл взгляд на Гурни. — Врезался? Где? Как?

Гурни спокойно: — В конце подъезда. Шёл слишком быстро, занесло, отлетел от большой тсуги, задел мой бампер и умчался.

Берт кивнул медленно. — То есть… серьёзного ущерба нет. Дерево — не в счёт. Он шагнул к машине Гурни, осмотрел бампер. — Пятнышко. Капля полироли — и…

Жена перебила: — Не в этом суть, Берт! Твой гнев выталкивает его отсюда пулей. Не в первый раз, да?

Он фыркнул: — Ни при чём. Чепуха. Он бежит от реальности. У парня аллергия на правильный путь. Скажи «океан — синий», он скажет «чёрный». Скажи «чёрный» — ответит «фиолетовый». Скажи как надо — сделает наоборот. Специально всё портит.

— Тебе в голову не приходило, что наставлять можно иначе, чем клеймить собственного сына «тупым идиотом»?

Берт оскалил пожелтевшие зубы: — Ещё повезло, что так. После всех проблем, что он нам создал, и денег, в которые обошёлся!

Она посмотрела на него — её огромные близорукие глаза выражали предупреждение.

Он покачал головой, вытер рот грязной красной ладонью. Моргнул, откашлялся, повернулся к Гурни с подозрением: — Так-с, эта маленькая история у выезда… это между вами и Колсоном. Нас не касается.

Гурни пожал плечами: — Как скажете.

— Он должен отвечать. Поцарапал вашу машину — пусть платит. Лихачей — в суд. Скажи, нужен новый бампер. Может, фара. Тысяча — минимум. Воспитание долларом. Сам платит.

— Вообще-то я здесь не за этим.

Оба посмотрели на него пустовато.

— Я расследую происшествие на дороге позавчера.

Глаза Норы вспыхнули интересом.

Муж замотал головой: — Мы ничего не знаем.

— Но ведь понимаете, о чём речь?

— По радио Харбейна вчера что-то болтали — про столкновение, может, «дорожную ярость»? Мы не слушали. Рассказать — нечего. Зря приехали.

За этой позицией мог стоять обычный страх перед любым, что связано с полицией, или нечто большее. В любом случае, спорить сейчас — ошибка.

— Ваш сын живёт здесь?

— Нет, — в голосе Берта прозвучала тень гордости.

— У него квартира в Харбейне, — с вызовом добавила Нора, будто это было достижение. — Могу дать адрес. Пойдёмте, запишу.

Муж насупился, глянул на неё, повернулся и пошёл обратно к поленнице.

Берт и Нора были из тех пар, что обожают препираться при свидетелях — будто так набирают очки в бесконечной брачной войне. Гурни подозревал: предлагая адрес сына, Нора хочет увести его в сторону, чтобы высказать своё — без зрителей. Он последовал за ней к хижине.

Она выглядела слегка разочарованной, когда он остался на крыльце, пока она ушла внутрь. Через минуту вернулась с листком. Тонкий пушистый ореол обрамлял её небрежный узел волос.