Здесь порывы были сильнее, а видимость — хуже: снег шёл почти горизонтально. Из-за воя ветра и сосредоточенности на дороге он вовремя не заметил приближающийся сзади большой эвакуатор — до того момента, как тот выскочил на встречку, будто собираясь обогнать. Грузовик шёл слишком быстро для такой погоды — возможно, реагировал на аварию, подумал Гурни. Он немного сместился вправо — дать пройти, снизить риск лобового.

Грузовик поравнялся, слегка сбросил и несколько секунд держался рядом… а затем резко вильнул в его сторону, ткнул машину Гурни и вышвырнул его с дороги. Гурни изо всех сил пытался выровнять, но обледенелый гравий не давал сцепления. Машину резко снесло в кювет. Он успел заметить впереди пень — избежать столкновения уже не мог.

Подушка безопасности рванула, ударив в лицо и грудь, он отлетел к спинке, оглушённый. В полубессознательном состоянии он смутно ощутил, как дверь распахнулась, вломился холодный воздух, щёку уколол снег.

Последнее, что он запомнил, — внезапный удар слева в голову. Он прошёл, как электрический разряд, от кожи до ступней.

Он бежал и валялся на середине замёрзшего пруда, пока взрослые конькобежцы вели гуськом круг за кругом вдоль кромки. Вжух—вух, вжух—вух, вжух—вух — так звучали их лезвия. Отец позвал. Пора домой. Пора ужинать. Он побежал быстрее, к краю, проскочил сквозь цепочку конькобежцев, набирая скорость для последнего скольжения. Потерял контроль. Слишком быстро, чтобы остановиться. Ударился о жёсткий край, рухнул лицом вперёд, приложившись лбом о что-то твёрдое. Отец прижал платок к шишке, разглядел:

— Просто царапина. Может, немного поболит. И всё.

Дома мать сердито смотрела на отца:

— Что с ним случилось?

— Немного упал на лёд. Всего лишь царапина.

— У него кровь идёт, боже праведный! Ты вообще следил за ним?

— Ничего страшного. Небольшая шишка.

— Ты вечно всё преуменьшаешь! Не смотришь по-настоящему!

Звонил колокол.

Громче.

Звон стоял в голове.

Пульсировал.

— Сэр?

Чужой голос.

— Вы меня слышите, сэр?

Звон обернулся сиреной. Он открыл глаза.

— Сэр?

— Где я?

— Вы попали в аварию. Мы везём вас в больницу.

— Небольшая шишка? — вырвалось у него.

Голос не ответил.

Он очнулся в помещении, которое узнал, как реанимацию. Смутно видел, что подключён к мониторам над кроватью. Голова казалась огромной, тяжёлой.

— Дэвид?

У кровати стояла худощавая медсестра в зелёном. В руках — планшет.

— Где я? — спросил он. Голос звучал нереально. Он попытался откашляться, но виски пронзило.

— Реанимация больницы Паркер. Ориентируетесь?

— Харбейн. Который час?

— Около трёх… — она глянула в планшет. — Без пяти минут.

— День?

— День. Как вы себя чувствуете?

— Не уверен. У вас мой телефон?

— Все ваши вещи у полиции.

— Мне нужно позвонить жене.

— Сначала — несколько вопросов. Справитесь?

— Зависит от вопросов, — его голос будто звучал из дальнего угла комнаты.

Лёгкая улыбка смягчила её костлявые черты:

— Начну с простого. Назовите себя.

— Дэвид Гурни.

— Какой теперь месяц?

— Ноябрь.

— Столица штата, где вы живёте?

— Олбани.

— Главный праздник этого месяца?

— День благодарения.

— А следующего?

— Рождество.

— Я назову ряд цифр, а вы повторите в том же порядке: четыре… семь… девять… три… два… десять.

— Четыре, семь, девять, три, два, десять.

— В каком году убили Кеннеди?

— В тысяча девятьсот шестьдесят третьем.

— Квадратный корень из вашего почтового индекса?

Он рассмеялся — и тут же заболели голова и грудь.

— Закройте глаза, — сказала она и постучала по его левой ноге. — Что-то чувствуете?

— Да. Вас. Постукивате по ноге.

— Откуда знаете, что это я?

— Я экстрасенс.

— Не открывайте, — через миг он ощутил лёгкое прикосновение к тыльной части правой ладони. — Чувствуете?

— Снова вы. По тыльной стороне кисти.

— Прошли, — сказала она, быстро вводя данные в планшет. — Скоро зайдёт врач.

Она отодвинула стеклянную дверь и вышла.

— Секунду, — окликнул он. — Почему я не могу повернуть голову?

— Шейный воротник. Протокол неотложки — на случай травмы шейных отделов. Рентген сделали сразу по поступлении. Насколько знаю, переломов нет. Вам очень повезло. Врач скажет подробнее.

Она улыбнулась и исчезла.

Свет резал глаза. Он прикрыл веки. Мысли вернулись сквозь мягкий снег к конькобежцам на пруду. Круг за кругом. Вжух—вух, вжух—вух, вжух…

— Мистер Гурни?

Конькобежцы растворились. Перед ним — невысокий, угрюмый мужчина в безупречно сидящем белом халате, у изножья кровати.

— Я доктор Диц. Вы меня слышите?

— Да. Дайте телефон, пожалуйста. Мне нужно сделать несколько звонков.

— Мы ещё вернёмся к этому. Вы понимаете, почему вы здесь?

— Меня с дороги столкнули. Я врезался в пень.

Его глаза сузились:

— Что было потом?

— Сработала подушка. Дальше… не знаю. Удар по голове. Сирены, кажется. Очнулся здесь. Когда меня выпишут?

Диц улыбнулся, но улыбка была скорее формальностью. Он поднял три пальца правой руки:

— Сколько видите?

— Три.

Он поднял указательный и средний левой, водя ими туда-сюда, словно прощаясь:

— А теперь?

— Два. Я хотел бы телефон. Близкие должны знать, где я.

Не ответив, Диц подошёл ближе и подсветил зрачки фонариком:

— У вас сотрясение мозга — от средней степени к тяжёлой. Хотя прямо сейчас симптомы минимальны, в ближайшие семь дней они могут усилиться.

— Симптомы типа…?

— Постконтузионный синдром — головные боли, туман в глазах, головокружение, провалы памяти, усталость, бессонница, тошнота, раздражительность.

— Черепно-мозговая травма?

Диц едва кивнул, глядя холодно:

— Полицейскому нужно взять у вас показания по обстоятельствам. Готовы сейчас?

— Без проблем. Но мне нужен мой телефон.

Диц вышел, не оглянувшись.

Веки потяжелели. Через несколько секунд сомкнулись.

Конькобежцы вернулись. Кружение стало головокружительным. Он хотел отвернуться — не смог. Свист лезвий стал резче, словно ножи по наждачной бумаге.

Он моргнул — и опять реанимация. Мужчина в синей рубашке катал переносной столик к кровати. Рыжевато-каштановые волосы, бледное лицо, тёмно-синий галстук. Он поставил столик и пару раз провёл пальцем по устройству, которое Гурни не видел. Улыбнулся — улыбкой, похожей на нервный тик.

— Мистер Гурни?

— Да?

— Дейл Магнуссен. Бюро уголовных расследований полиции штата Нью-Йорк. Я документирую сегодняшний инцидент на дороге Блэкмор-Маунтин.

— Рад это слышать.

Магнуссен задержал на нём бесстрастный взгляд — тот, что так часто бывает у полицейских, как и их корпоративная солидарность.

— К вашему сведению, — сказал он, — я записываю этот допрос. Нам также понадобится письменное заявление, как только вы сможете. Ясно?

— Да.

— Начнём с начала. Откуда вы ехали и куда направлялись?

— Из дома, из Уолнат-Кроссинга, в Харбейн.

— Кто-то был с вами в машине?

— Никто.

— Цель поездки?

Он коротко прикинул, стоит ли что-то утаивать, но решил — нет. Случившееся в горах было явно намеренным и, скорее всего, связано со встречей.

— Сегодня утром мне позвонил неизвестный и предложил информацию по делу об убийстве Лермана. Мы договорились встретиться в два дня на площади Харбейна.

— Какую именно информацию?

— По его словам, она оправдывает Зико Слэйда.

Магнуссен безразлично посмотрел на Гурни, затем на устройство на столике; челюсть напряглась. Когда он продолжил, в голосе проскользнула рассеянность:

— Хорошо… Давайте пока сосредоточимся на деталях того, что произошло на Блэкморе. Опишите встречу с другим водителем. По шагам.

— Встречи с водителем как таковой не было — только машина: красный эвакуатор. В горах ветер, по дороге порывы снега. Я заметил его, когда он стремительно приблизился, почти поравнялся, выйдя на встречку, будто собирался меня обогнать. Я так и подумал. Но затем он резко вильнул в мою сторону и вытолкнул меня с дороги.