Он ничего не сказал о суде, о триумфе, о поверженной Изольде. Он просто подошел, взял мою испачканную землей руку и прижал к своим губам.

— Все кончено, — сказал он, и я почувствовала через нашу связь не радость победителя, а лишь огромное, всепоглощающее облегчение. — Та война — да. Теперь начинается главная.

Мы смотрели на Камень Хранителей. Серый, мертвый, он стоял в центре моего сада, как надгробие, источая холод и увядание. Политическая грязь была смыта, но рана на сердце мира осталась и кровоточила. И исцелить ее могли только мы.

Следующие несколько дней превратились в странное, почти сюрреалистическое затишье. Мир за пределами моего колючего барьера, казалось, перестал существовать. Мы не говорили о будущем, не строили планов по восстановлению власти. Все это было несущественно. У нас была одна цель, одна задача, от которой зависело все остальное. Подготовка к Ритуалу Возрождения.

Это не было похоже на подготовку к битве. Мы не точили мечи и не латали доспехи. Мы… учились дышать в унисон.

Каждый день мы садились у подножия Камня, друг напротив друга, и погружались в тишину. Он учил меня. Не словами, а ощущениями. Учил контролировать ту частицу его драконьего огня, что теперь горела во мне, направлять ее, не давая ей сжечь мою собственную, более хрупкую магию земли. Я чувствовала его силу, как золотое, расплавленное солнце внутри себя, и училась не бояться ее, а танцевать с ней.

Я, в свою очередь, учила его. Я брала его огромные, сильные руки в свои и вела их по коре деревьев, по влажному мху, по холодной поверхности Камня. Я учила его не повелевать, а слушать. Чувствовать тихий, медленный пульс земли, шепот корней, дыхание спящих семян.

Его огненная, яростная магия, привыкшая к приказам и разрушению, сначала сопротивлялась, но постепенно, поддаваясь моему терпению, начинала меняться. Он учился не сжигать, а согревать. Не взрывать, а пробуждать.

Наши медитации были похожи на создание тончайшего гобелена. Его золотые нити огня и мои изумрудные нити жизни сплетались в единый, гармоничный узор. Это требовало неимоверной концентрации, абсолютного доверия. Любое неверное движение, любая вспышка гнева с его стороны или страха с моей — и хрупкая ткань магии могла порваться.

Но мы держались. С каждой медитацией наша связь становилась глубже, чище. Я чувствовала его мысли до того, как он их произносил, он — мое малейшее сомнение. Мы становились одним целым.

Вечерами мы сидели в моем домике у очага. Эти вечера были наполнены тихой, глубокой интимностью. Он рассказывал мне о своем одиноком детстве, о тяжести короны, которую ему пришлось примерить слишком рано. О том, что Изольда всегда была для него скорее фигурой на шахматной доске, чем женщиной. Он не оправдывался. Он просто делился со мной своей историей, позволяя увидеть шрамы на его душе.

А я… я снова достала из глубин памяти свой мир. Но теперь это не было прощанием, полным боли. Это было похоже на перелистывание старого, любимого фотоальбома. Я рассказывала ему о смешных проделках моей сестры, о запахе типографской краски в библиотеке, где работала мама, о том, как отец учил меня видеть красоту в строгой геометрии мостов.

В один из таких вечеров я сидела на полу, перебирая свои сокровища — семена, которые я хотела бы посадить весной. Он молча наблюдал, потом поднялся, взял с полки мой камешек и сел рядом. Он долго смотрел на него, гладкий, медовый, он казался таким простым, таким обычным.

— Семя Иного Мира, — произнес он тихо. — Все началось с него.

— И им же должно закончиться, — ответила я, и мой голос не дрогнул.

Я рассказала ему о поверье моего мира. О том, что, сажая семя, ты отдаешь земле частичку своей надежды на будущее. Он взял мою руку, в которой был зажат камешек, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев. Его прикосновение было теплым, живым.

— Ты отдаешь не только надежду, Элара, — сказал он, его синие глаза смотрели в мои с такой глубиной, что у меня перехватило дыхание. — Ты отдаешь свое прошлое. Свой путь домой.

— Чтобы у нас было будущее, — прошептала я.

В последнюю ночь перед ритуалом мы не спали. Напряжение висело в воздухе, но в нем не было страха. Только торжественная, звенящая тишина, как в храме перед началом службы. Мы не говорили о Камне, о Хранителях, об опасности. Мы говорили о будущем. О том, какие деревья я посажу в саду, когда он снова оживет. О том, как он научит нашего сына — мы оба почему-то были уверены, что это будет сын — делать первый взмах крыльями.

Мы строили планы, словно бросая вызов судьбе, словно уже видели себя по ту сторону испытания.

Позже, когда лунный свет залил комнату серебром, он притянул меня к себе. Наша близость в эту ночь была не похожа ни на что, что было раньше. Это не была яростная страсть битвы, не была нежность первого узнавания. Это было священнодействие. Медленное, глубокое, полное благоговения. Каждое прикосновение, каждый взгляд, каждый вздох были частью ритуала, сплавляющего наши души в единое целое, настраивающего нас друг на друга перед тем, как мы должны были действовать в абсолютном унисоне. Я чувствовала не только жар его тела, но и ровное, мощное биение его внутреннего пламени, которое теперь было и моим пламенем тоже. В его объятиях я была не просто женщиной. Я была частью чего-то большего, частью древней, как мир, гармонии огня и земли.

Рассвет мы встретили на ногах, одетые в простые белые рубахи. Сад затих, даже ветер перестал шелестеть в ветвях. Халворд и Бьорн молча стояли на страже у ворот, их лица были торжественны.

Мы подошли к Камню Хранителей. Серый. Холодный. Мертвый.

Мы не произнесли ни слова. Просто посмотрели друг на друга. В его глазах была бесконечная любовь и стальная решимость дракона, идущего на защиту своего мира. В моих, я знала, было спокойствие Хранительницы, принимающей свою судьбу.

Я сжала в руке свой камешек, чувствуя его последнее тепло. Каэлен закрыл глаза, и я почувствовала, как в его груди собирается, концентрируется его созидательное пламя.

Мы были готовы. Мы были одним целым.

Я сделала первый шаг к Камню, чтобы начать Ритуал Возрождения.

(От лица Элары)

Мы стояли на пороге вечности, и мир замер в ожидании. Рассветный воздух был неподвижен и звенел от зимней тишины. Даже ветер, вечный странник этих гор, затаился в ущельях. Мы были готовы. Я посмотрела на Каэлена, и он ответил мне взглядом, в котором не было ни тени сомнения, только безграничное доверие, которое мы выковали в огне битв и тишине откровений.

Я сделала первый шаг. Опустилась на колени перед умирающим Камнем. Его серая, испещренная трещинами поверхность была холодна, как склеп. Я нашла ее – главную рану, черный шрам, оставленный ритуалом Да'Кхара, пульсирующий остаточной тьмой. Это было сердце его агонии.

В последний раз я посмотрела на свой камешек. Гладкий, медовый, он лежал на моей ладони, теплый и живой. Последний осколок моего прошлого, моего дома. Я простилась с ним, без боли, без сожаления. Лишь с тихой, светлой благодарностью за путь, который он мне открыл.

Мои пальцы коснулись трещины. Я осторожно, с благоговением, поместила «Семя Иного Мира» в самую ее глубину. Камень содрогнулся, от него по земле прошла слабая, глухая дрожь. Семя ждало. Ждало своего огня.

За моей спиной раздался рев, но в нем не было ярости. Это был звук первобытной мощи, обретающей новую форму. Я не обернулась. Я чувствовала его. Чувствовала, как воздух вокруг сгущается, как жар его трансформации касается моей спины. Я знала, что сейчас позади меня не просто человек, которого я полюбила, а могучий Дракон-Защитник, готовый исполнить свою часть клятвы.

Огромная тень накрыла меня. Он склонился над Камнем. Я затаила дыхание. Он вспомнил. Вспомнил наши уроки, наши тихие медитации. Он не обрушил на Камень ревущий столб пламени. Он сделал медленный, глубокий вдох, собирая в своей груди не ярость, а саму суть жизни, и выдохнул.