Гвардейцы Каэлена, теперь оттесненные за пределы моего колючего периметра, явно не знали, как реагировать. Их утренние обходы стали более формальными, они держались на расстоянии, провожая меня недоуменными, а порой и откровенно подозрительными взглядами.

Халворд мрачно кивал мне издалека, а Бьорн старался вообще не встречаться со мной глазами. Я стала для них не просто странной леди, а леди, окружившей себя шипами – буквально. Это был мой молчаливый ответ на запрет Каэлена, на его контроль. И они это понимали.

Я старалась жить так, будто ничего не изменилось. Дни были наполнены работой. Я укрывала стволы молодых яблонь мешковиной, которую выменяла в деревне, мульчировала землю вокруг корней сухими листьями и мхом.

Последние яблоки были собраны. Я сортировала их с особой тщательностью. «Румянец Жизни» и «Крепкий Корень» я нарезала тонкими ломтиками и сушила на нитях над очагом – их сила пригодится в долгие зимние месяцы. Из «Ясного Взора» я сделала терпкую настойку на родниковой воде – она помогала сосредоточиться, очищала мысли. А «Ледяное Око» и семена «Тихого Шага» я спрятала в самые дальние уголки своего погреба.

Мой домик все больше напоминал хижину ведьмы-травницы, и мне это, как ни странно, нравилось.

Эта рутина, этот простой, понятный труд успокаивали. Здесь, внутри моего колючего кокона, я чувствовала себя хозяйкой. Я сама решала, когда вставать, что есть, какое дерево полить или обрезать. Эта иллюзия контроля была мне необходима как воздух.

Но ночами, когда сад затихал под холодными звездами, а за стеной из шипов лишь изредка перекликались гвардейцы, я возвращалась к своей тайне. Запрет Каэлена не остановил меня, лишь заставил быть хитрее.

Я больше не решалась подходить к руническому камню напрямую – всплеск энергии был слишком заметен. Но я нашла другой путь.

Я садилась на пол у очага, зажав в ладони свой теплый медовый камешек. Закрывала глаза. Дышала глубоко, пытаясь отогнать мысли о Каэлене, о его гневе, о том поцелуе в библиотеке, который до сих пор обжигал губы.

Я концентрировалась на ощущении земли под собой, на невидимых нитях энергии, пронизывающих мой сад. Я тянулась своим сознанием, усиленным артефактом, к тому месту у старой стены, где дремал камень Хранителей. Я пыталась не активировать его, а «слушать». Слушать шепот корней, память земли.

Это было невероятно сложно. Словно пытаться расслышать шепот в ревущей буре. Я улавливала лишь обрывки – ощущение глубокого, древнего сна, исходящего от камня, чувство скрытой мощи и… застарелой печали.

Иногда перед глазами мелькали образы – зеленые кроны неведомых деревьев, спокойные лица в простых одеждах, вспышки света и тьмы. Этого было мало, но это было что-то. Связь существовала, и я чувствовала, что могу ее укрепить.

Я даже попробовала использовать настойку «Ясного Взора» во время своих ночных медитаций. Она обостряла восприятие до предела, делая видения чуть ярче, но и страшнее – вместе с образами Хранителей приходило ощущение холода Бездны, той самой тьмы, что бушевала здесь когда-то.

Постепенно я заметила, что и мой колючий барьер меняется. Он не просто стоял мертвой преградой. Он жил. Плети ежевики стали толще, переплелись еще плотнее. Шипы удлинились, стали острыми, как иглы, и приобрели странный синеватый оттенок на кончиках.

Иногда ночью мне казалось, что на них распускаются крошечные, едва заметные цветы, светящиеся призрачным светом. Магия земли, направленная мной, продолжала действовать, создавая не просто изгородь, а живой, реагирующий щит.

Я чувствовала, как крепнет и моя собственная связь с садом. Я начала понимать язык деревьев – не словами, конечно, а ощущениями. Чувствовала, когда яблоне не хватает воды, когда кустарник болен, когда земля под ногами устала или, наоборот, полна сил. Мой артефакт стал почти частью меня, теплым продолжением моей руки, инструментом, позволяющим направлять мою волю в живую ткань сада.

Это пьянило и пугало. Насколько сильной я могу стать? Смогу ли контролировать эту силу? Не привлеку ли я своими экспериментами еще большую беду?

Каэлен не появлялся лично уже несколько дней. После той бурной ссоры у шипов он словно выжидал. Но я знала – он наблюдает. Иногда я ловила на себе тяжелый, изучающий взгляд одного из гвардейцев, и понимала – это его глаза смотрят на меня через подчиненного воина.

Иногда я чувствовала его присутствие как внезапный порыв холодного ветра или едва уловимую вибрацию магии связи. Это молчаливое противостояние изматывало. Что он задумал? Ждет, пока я совершу ошибку? Готовит новый удар?

Вечером, сидя у очага и перебирая собранные семена «Ледяного Ока», я почувствовала знакомое покалывание на коже – сигнал опасности от моего артефакта. Я замерла, прислушиваясь.

Снаружи – тишина, лишь вой ветра да треск огня. Но ощущение чужого, враждебного присутствия было явным. Кто-то был там, за шипами. Наблюдал. Не гвардейцы Каэлена – от них исходила другая энергия, холодная и пустая.

Я погасила очаг, погрузив домик во тьму. Подошла к узкому окну, стараясь не шуметь. Вгляделась в темноту сада. Ничего. Лишь силуэты деревьев и далекие огоньки костров стражи. Но чувство опасности не проходило.

Мой колючий барьер давал мне время, но не был панацеей. Враг – будь то Изольда, горцы или нечто, связанное с камнем – был где-то рядом. И Каэлен… он был как мина замедленного действия.

Нужно было действовать. Быстрее. Решительнее. Узнать правду о камне, овладеть силой сада – не ради любопытства, а ради выживания.

Холодные стены моей крепости давили сегодня сильнее обычного. Отчеты ложились на стол стопками, требуя внимания: споры о границах с кланом Серебряных Рек, падение добычи огненных кристаллов в северных шахтах, вечные интриги Совета Старейшин…

Обычная рутина Лорда Вэйра. Но мысли мои были далеко – там, внизу, у подножия Западного Пика, в проклятом саду, где упрямая чужеземка строила свои колючие баррикады и играла с древней, опасной магией.

Доклад командира гвардии, доставленный утренним гонцом, лишь усилил глухое раздражение, смешанное с тревогой. Элара вела себя тихо, если не считать ее новой дикой изгороди, которая, по словам командира, стала еще гуще и от шипов которой исходила странная, холодная энергия.

Никаких явных магических всплесков у рунического камня не было, но напряжение, по докладу, висело в воздухе. Она что-то замышляла. Я чувствовал это так же ясно, как чувствовал приближение грозы в горах. Зверь внутри метался, недовольный моим отсутствием рядом с ней.

Ярость на ее неповиновение боролась с неохотным, почти вымученным признанием ее стойкости. Она не сломалась. Не сдалась. Даже после моего запрета, после нашей последней стычки у шипов, она продолжала гнуть свою линию, защищая свое пространство своими странными, первобытными методами. Это бесило. И… вызывало странное, непрошеное уважение.

Я отбросил отчет об инспекции шахт. Перед глазами встало ее лицо – бледное, с упрямо сжатыми губами, и глаза, полные вызова и чего-то еще… боли? Обиды?

Воспоминание о поцелуе в пыльной библиотеке обожгло внезапно, неуместно. Я рывком отодвинул кресло, прошелся по кабинету. Нужно было лететь туда, немедленно. Поставить ее на место. Убедиться, что она не натворила новых глупостей. Контролировать. Защитить… От чего? От самой себя?

В дверь постучали. Я резко обернулся.

— Лорд Вэйр, прибыли Леди Изольда и Лорд Эреван, глава клана Скалистых Водопадов, — доложил управляющий двором, склонив голову.

Проклятье! Ее отец. Визит явно не дружеский. Этого еще не хватало. Я с трудом вернул на лицо маску ледяного спокойствия.

— Проводи их в Малый Зал Приемов. Я сейчас буду.

Они ждали меня там – Изольда, блистающая холодной красотой в своем серебристо-сером платье, и ее отец, Лорд Эреван, старый, хитрый дракон с глазами цвета замерзшей реки. Воздух в зале был наэлектризован.

После обмена формальными любезностями, от которых сводило зубы, Лорд Эреван перешел к делу.