Дракон мог совершить его лишь однажды. Для своей единственной. Разделить свое внутреннее пламя, свою душу, отдав половину ей, чтобы вырвать ее из лап небытия. Легенды предупреждали: ритуал был смертельно опасен. Он мог убить обоих. Он навсегда ослаблял дракона, делал его уязвимым. Зверь мог не выдержать такого разрыва, сойти с ума.

Но альтернатива… Альтернативой была жизнь в этом мире без нее. Пустая, серая, бессмысленная вечность.

Выбор был очевиден. Его не было.

Я принял решение.

Я осторожно поднял ее, сел на холодную землю, положив ее голову себе на колени. Это было только наше дело. Мое и ее.

Я начал трансформацию, но не полную. Это был не взрыв ярости, а холодный, контролируемый процесс. Я чувствовал, как чешуя проступает на моей коже, как глаза вспыхивают внутренним огнем, как в горле рождается драконий рокот. Я собрал в груди всю свою жизненную эссенцию, все свое внутреннее пламя, все, чем я был.

Я наклонился над ее лицом. Ее кожа была холодна, как мрамор. Я приоткрыл губы над ее, не касаясь. Сделал глубокий, медленный вдох, вбирая в себя морозный ночной воздух, запах умирающего сада, запах ее волос.

И выдохнул.

Изо рта вырвался не огонь, не дым. Поток чистого, жидкого золота. Свет, сотканный из самой сути моей души, моей жизни. Он вошел в ее приоткрытые губы, наполнил ее тело призрачным сиянием.

Я почувствовал, как половина меня уходит. Не просто сила. Жизнь. Ощущение было чудовищным – словно меня разрывали надвое. Зверь внутри взревел от боли и протеста, но я заставил его подчиниться. Я отдавал. Все, что имел. Ради нее.

Поток света иссяк. Я откинулся назад, опираясь на Камень Хранителей, обессиленный, пустой. Меня трясло. Я смотрел на нее, не смея дышать.

Ничего.

Ее лицо оставалось таким же бледным, неподвижным.

Секунды растянулись в вечность. Отчаяние снова начало затапливать меня. «Не сработало. Я убил нас обоих. Я был слишком слаб…»

Но потом я увидел это. Едва заметное, почти неуловимое подрагивание ее ресниц. Потом – слабый, судорожный, рваный вдох. Румянец, как нежный рассвет, тронул ее щеки. На ее коже, там, где ее коснулся мой свет, проступила и тут же исчезла тончайшая золотая паутинка, похожая на узор драконьей чешуи.

Она была без сознания. Она была на грани. Но она была жива.

Я смотрел на нее, и по моим щекам, впервые с тех пор, как я был мальчишкой, потерявшим мать, потекли слезы. Не горя. Невыносимого, всепоглощающего облегчения. Я отдал половину себя, но я вернул ее. Я был слаб, уязвим, как никогда в жизни. Но я больше не был один.

Последнее, что я помню, прежде чем тьма истощения накрыла меня, было ее лицо, на которое падал свет исцеляющегося, оживающего Камня Хранителей. Она была жива. А значит, все еще было возможно.

Возвращение было не рывком из тьмы, а медленным, тягучим восхождением из холодной, бездонной глубины.

Первым пришло ощущение. Не боль, не холод. Тепло. Глубокое, пульсирующее, словно я плавала в самом сердце спящего вулкана, где лава не обжигала, а баюкала. Я чувствовала биение двух сердец – одно, мое собственное, робкое и трепещущее, и второе – могучее, ровное, гулкое, как далекий барабанный бой. Они бились в унисон.

Я сделала первый вдох. Воздух наполнил легкие не просто запахом мокрой земли и прелых листьев моего сада. В нем был привкус озона после грозы и едва уловимая нота… огня. Не дыма, не гари, а чистого, живого пламени.

Я открыла глаза. Мир был нестерпимо ярким. Цвета казались гуще, насыщеннее. Я видела тончайшие нити жизненной силы, струящиеся повсюду. Я видела магию земли, поднимающуюся из почвы, как пар. И в этом привычном для меня узоре теперь была новая нить – золотистая, жаркая, пульсирующая энергией дракона.

Я была жива. Но я была… другой.

Я медленно повернула голову. Он лежал рядом, на земле, укрытый своим же плащом. Его глаза были закрыты, лицо, обычно непроницаемое, как гранит, было бледным, почти прозрачным. Глубокие тени залегли под глазами, губы были плотно сжаты даже во сне. Он был ослаблен. Истощен. Я чувствовала это не просто глядя на него. Я чувствовала это внутри себя.

Его усталость была моей усталостью. Его глухая боль от разорванной надвое души отзывалась тупым эхом в моей собственной. Наша связь, раньше бывшая натянутой, вибрирующей струной инстинктов и эмоций, теперь стала общим кровеносным сосудом. Я слышала его чувства, как свои. Его страх за меня во время битвы. Его отчаяние, когда я упала. И его безграничное, сокрушительное облегчение, когда я сделала этот первый вдох.

И тогда я поняла.

Он не просто исцелил меня. Не просто влил в меня свою магию. Он разделил свою душу. Разорвал свое драконье пламя надвое и отдал мне половину, чтобы зажечь мою угасшую искру. Это был не просто дар. Это была жертва, немыслимая для такого гордого, цельного существа, как он.

Меня накрыло волной. Не благодарности – это слово было слишком мелким, слишком человеческим. Это было нечто большее. Благоговение. Потрясение. И волна такой сокрушительной, всепрощающей нежности, что у меня перехватило дыхание. Вся боль, все унижения, его измены, его жестокость, его холодность – все это смыло одним этим великим, молчаливым актом. Все это больше не имело значения.

От моих сильных, захлестнувших эмоций он открыл глаза. Мы смотрели друг на друга. Молча. Слова были не нужны. Он видел в моих глазах, что я все поняла. Я видела в его – бесконечную усталость, уязвимость и… тихую, робкую нежность, которой я никогда не видела в нем прежде.

Мы попытались подняться, и это превратилось в нелепую, трогательную пантомиму. Я была слаба, он – еще слабее. Мы опирались друг на друга, шатаясь, как два раненых зверя, помогая друг другу устоять на ногах. Халворд и Бьорн бросились к нам, но Каэлен остановил их едва заметным движением руки. Он хотел сделать это сам. Вместе со мной.

— Ты… — мой голос дрожал, — отдал мне часть себя.

Он криво усмехнулся, и эта слабая, усталая улыбка преобразила его лицо, сделав его почти мальчишеским.

— Не мог же я позволить твоему сердцу перестать биться, — прохрипел он.

Эта простая фраза была самым откровенным признанием в любви, которое я когда-либо слышала.

Путь к домику, эти несколько десятков шагов, показался нам вечностью. Мы шли, поддерживая друг друга, два ослабленных сердца, два израненных тела, ставшие единым целым.

Внутри домика он опустился на лежанку у очага, и я упала рядом, полностью обессиленная. Я чувствовала его мысли, его эмоции, переплетенные с моими. Он чувствовал мои. Мы были как открытые книги друг для друга, и в этом не было ни страха, ни стыда. Только невероятное чувство единения, возвращения домой.

Я заснула, положив голову ему на плечо. А когда проснулась, он уже не спал. Просто смотрел на меня, перебирая пальцами прядь моих волос. На его коже, там, где ее коснулся свет ритуала, я заметила едва видимые золотые узоры, похожие на тончайшую драконью чешую. И я знала, что на моей коже теперь есть такие же.

Мы были отмечены. Связаны. Навсегда.

— Я думал, я потерял тебя, — прошептал он, и в его голосе прозвучали отголоски того всепоглощающего ужаса, что я почувствовала через нашу связь.

— Ты вернул меня, — ответила я так же тихо.

Он притянул меня к себе, и я уткнулась лицом в его грудь, вдыхая его запах – запах огня, озона и теперь уже… мой собственный.

Мы выжили. Мы были вместе. Но, лежа в его объятиях, в тишине и тепле, я чувствовала ее. Слабую, тревожную, болезненную пульсацию, идущую от земли.

Камень Хранителей.

Мы победили мага, но не исцелили рану мира.

Пробуждение было похоже на возвращение с той стороны зеркала. Мир, который я покинул в агонии и отчаянии, встретил меня тишиной.

Первое, что я осознал, – это ее дыхание. Тихое, ровное, рядом. Я открыл глаза. Серое предрассветное небо сочилось сквозь щели в крыше ее хижины. Я лежал на жесткой лежанке, укрытый собственным плащом. И она была здесь, спала, свернувшись клубком рядом, ее голова покоилась на моем плече.