И если оставить всё как есть, пустить на самотёк, рано или поздно нам придётся эту станцию отвоёвывать обратно. Так что лучше принять меры, чтобы потом не пришлось страдать.

Три часа тянулись как трое суток, не меньше, очень долго и тяжело. Но как только они прошли, я начал готовить всё к манёвру отхода.

Пожалуй, можно было бы вообще улететь молча, не прощаясь. Я не обязан был ставить в известность станцию, но я был обязан уведомить штаб. А раз из штаба течёт, как из дырявого ведра, через них и организуем слив дезы.

— Дима, вызывай штаб, начинаем. По открытому, — приказал я.

— Есть, — отозвался из своей каморки связист.

Требовался ещё и убедительный повод для отхода из системы, иначе штабные начнут задавать слишком много вопросов. Или вовсе не разрешат покинуть Зардоб. Но и с этим проблем возникнуть не должно, как верно заметил граф Димитриевский, мы это уже делали. Уходили без разрешения, просто поставив начальство перед фактом.

— Штаб сектора на связи, — через некоторое время доложил Каргин.

— Соединяй, — приказал я.

На моём мониторе загорелся индикатор активного вызова.

— Дежурный, слушаю, — сонный голос штабного офицера и на меня навевал сон.

— «Гремящий», старший лейтенант Мясников, командир корабля. Запрашиваю разрешение на отход в Е-96441, — произнёс я.

Станция всё это наверняка слышала и мотала на ус. Шифрованный канал обозначался на мониторе изображением запертого замка. В этот раз замок отсутствовал. Нас могли слышать все, кто пожелает.

— Минуту… — протянул штабной.

Видимо, сверялся со своей информацией и справочниками. Поднимал актуальные приказы. Или спрашивал разрешения у вышестоящего командования.

Я терпеливо ждал его возвращения, понимая, что буду отходить, даже если штаб не даст своего согласия.

— «Гремящий», объясните причину отхода, — скучающим голосом попросил дежурный.

Есть такое слово «надо», что тут ещё объяснять-то. Я, конечно, понимаю, что у нас официальное задание оставаться в Зардобе, приказ командования, зарегистрированный в Системе, но иногда обстоятельства требуют покинуть место дислокации. В конце концов, это космос, а не пограничная застава между двумя наземными державами. Да и мы не пограничники, а космический флот, способный выполнять не только задачи по патрулированию.

— Неисправность систем наведения главного калибра, — солгал я.

Даже не покраснел.

— Уточните, — потребовал штабной.

— Нужен полевой ремонт и пристрелка, а в Зардобе столько корыт, что лучше не рисковать, — сказал я. — По времени… Не могу сказать, сколько это займёт, но явно не меньше суток. А то и больше.

— Понял вас, «Гремящий», разрешаю покинуть систему, — скучающий тон не изменился ни на йоту. — По результатам ремонта доложите.

— Есть, — сказал я. — Конец связи.

Индикатор на мониторе погас, сеанс завершился, и я снова вызвал по интеркому нашего начальника связи.

— Дима! Скажи мне, что нас подслушивали, — произнёс я.

— Нас вся система слышала, даже те, кто этого не хотел, — усмехнулся он.

Стоило только лейтенанту Каргину немного поколдовать с настройками передатчика.

— Отлично, — хищно осклабился я.

Если Туран и губернатор Димитриевский не клюнут на эту наживку, то я переведусь в шахтёры, до конца своих дней долбить астероиды лазерной указкой.

— Господин старший лейтенант, а что у нас с системой наведения? — спросил Каргин.

Забеспокоился. Тоже поверил, что ли?

— А что с ней? Порядок, — сказал я.

— Мы же, по вашим словам, небоеспособны? Может, не стоило так? — спросил он.

— Наоборот, Дима, так даже лучше. Пусть считают, что мы не можем дать отпор, — объяснил я.

Тем смелее будет султан. И если он будет считать, что здесь ему ничего не угрожает, то будет действовать малыми силами.

— Есть, так точно… — кисло отозвался Каргин, который явно был со мной не согласен, но продолжать спор не захотел.

Осталось теперь только выйти за пределы системы. Я развернул корабль в нужную сторону, всё было уже готово к манёвру. Топлива придётся пожечь изрядно, это да, воспользоваться гравитацией планет для отхода прочь не выйдет. Но меня это не останавливало. За топливо рассчитывалась имперская казна, а все баки были заправлены под завязку.

— Всем внимание, даю импульс, — объявил я по внутрикорабельной связи.

Нам требовалось покинуть сферу притяжения звезды, то есть, пролететь достаточно большое расстояние. Даже по внутрисистемным меркам. Значит, и импульс должен быть долгим.

Загудели манёвровые движки, корабль пришёл в движение. В космосе это не так наглядно, как на земле, просто картинка в иллюминаторе или на мониторе начинает немного смещаться. Иногда — на сущие доли сантиметра, хотя корабль при этом может лететь на предельной скорости. Всё зависит от того, что видно в иллюминаторе. Поэтому идём по приборам, а не по тому, что видно в иллюминатор.

Зардоб оставался там, позади, и я нисколько об этом не жалел. Импульс нужной длительности остановила автоматика, пока я вручную корректировал направление. Теперь нужно было только сымитировать уход в гиперпространство, и можно было бы нырнуть туда на самом деле, чтобы сразу же выйти, но я тогда рисковал оказаться слишком далеко от Зардоба, чтобы вернуться вовремя на досветовой скорости.

Поэтому «Гремящий» просто ушёл в режим тишины, пропадая из поля зрения станции и летящих по системе кораблей. Отключили всё, даже автоматическую трансляцию имени и координат. Звезда за нашей кормой превращалась из огромного огненного шара в маленькую яркую точку, неотличимую от сотен и тысяч точно таких же.

Ушли всего лишь на полсотни астрономических единиц, больше и не требовалось. Невероятно много по меркам древних покорителей космоса и ничтожно мало после открытия путешествий в гиперпространстве. Прибывающие в Зардоб корабли выходили из гипера гораздо ближе, так что мы фактически находились в дальнем космосе, в пустом и безжизненном.

Лететь пришлось долго, на досветовой скорости. Зато прыжок обратно будет почти мгновенным, даже не придётся уходить глубоко в гиперпространство. Вошли-вышли, это займёт считанные минуты. Иначе лететь на помощь Зардобу придётся часов восемь, а то и больше.

Зато отсюда мы могли наблюдать за тем, что происходит в системе. С изрядной задержкой, конечно, но могли. А вот нас обнаружить никто не сумеет. Все трансляции отключены, эсминец в режиме тишины, связь налажена только с кораблём подполковника Игнатова. Даже по тепловому следу не отследить, даже если знать, где искать.

Теперь оставалось только ждать.

Сидеть в засаде мне не слишком-то нравилось, я никогда не был охотником или рыболовом по складу характера. Но других вариантов нам не предоставили, да и не могли. Сидим, ждём. Либо сигнала от службы внутренних расследований, читай, контрразведки, либо сигнала наших сенсоров о появлении в Зардобе военного корабля.

Там наверняка уже все зашевелились. Но как минимум несколько часов у нас было, туранцы не успеют пройти гиперпространство так быстро.

Моя вахта как раз закончилась, я сдал корабль лейтенанту Магомедову, отправился в кают-компанию. Вообще, по-хорошему, стоило бы уйти в каюту номер один и лечь спать, но этого мне хватило на станции. Уж лучше я пообщаюсь с офицерами. Одиночная камера заставила меня немного соскучиться по живому общению.

В этот раз никто демонстративно расходиться не стал, поздоровались наперебой. Я пожал руку каждому из присутствующих, галантно поцеловал ручку Маше Антоновой. Налил себе кофе, уселся в излюбленное кресло, размешивая ложечкой таблетку сахарозаменителя.

— Господин старший лейтенант! — обратился ко мне Крапивин, который тоже присутствовал в кают-компании. — Мы правда не виноваты!

Я прекратил размешивать кофе, постучал ложечкой по краю чашки, отхлебнул. Приемлемо.

Этого разговора я ждал, прокручивал в голове так и этак все варианты. Времени на подумать у меня было с лихвой.