Кто-то достал алкоголь, начали разливать по кружкам и стаканам. Предложили и мне, но я отказался, сославшись на головную боль. Голова и вправду болела.

— Начинаем переход в гиперпространство, — раздался взволнованный голос Борисова из динамиков.

Все разом помрачнели, но я даже радовался, что мы вернёмся к U-681, я к ней уже привык. Да и станция, которую мы прикрывали, успела стать для меня почти родной. Какая-никакая, а цивилизация.

На этот раз вход в гипер произошёл резко, рывком. Макаренко, видимо, просто присутствовал в командирской рубке, оставляя управление всеми процессами на лейтенанта Борисова. Я почувствовал, как от слишком резкого входа к горлу подкатила тошнота, и, похоже, не только я.

Хватит, пожалуй, посиделок. Лучше пережду в каюте. Я поднялся, чувствуя неприятный холодок по телу, почему-то в командирской рубке гиперпространство ощущалось совсем не так.

— Господин лейтенант! — остановила меня вдруг мичман Антонова.

Румяная, красная.

Я повернулся к ней, натянув на лицо максимально нейтральную улыбку, какая только имелась в моём арсенале. После случая с туранским корветом мичман Антонова была ко мне как-то не слишком приветлива.

— Я хотела извиниться… — сказала она, неловко улыбнувшись.

Внезапная, но довольно приятная новость. Лучше уж так, чем когда тебя называют военным преступником.

— Пустое, — улыбнулся я.

— Нет, правда, — вздохнула она. — Я поняла, что была не права.

— И это делает вам честь, госпожа мичман. Позвольте пройти, — сказал я.

Она выпустила меня из кают-компании, явно не договорив всё, что хотела сказать, и даже немного посмотрела мне вслед, но я не настроен был сейчас на общение. Можно было бы, конечно, пригласить её куда-нибудь, хотя в тот же бар на орбитальной станции, но сейчас мне было банально лень этим заниматься, пусть даже у меня были все шансы покорить её сердце.

В каюте я наконец скинул опостылевший китель, улёгся на койку, глядя в потолок. Сон не шёл, хоть и к ощущению гиперпространства за бортом я уже немного привык и оно перестало так давить. Переход всё равно не самый долгий, да и «Гремящий» с уверенностью мог погружаться ещё дальше, ускоряясь до умопомрачительных скоростей. Но сейчас он шёл на стабильных двадцати тысячах, так что по времени обратный путь займёт столько же, сколько и прошлый переход.

В голову лезли непрошеные мысли о том, что было бы, если бы «Неуязвимый» всё-таки сумел нас протаранить. Явно ничего хорошего. Мы все были бы мертвы, и осознание этого факта как-то неприятно сжимало сердце. Даже при том, что я был готов к этому, когда поступал на флот.

Смерть в космическом флоте всегда была где-то рядом, поджидала за углом, даже в мирное время. Случайная разгерметизация, неполадка в системе жизнеобеспечения, поражение электрическим током, десятки, сотни, тысячи способов подохнуть. Но всё это меркнет перед несущимся прямо на тебя космическим кораблём. Всё это не так наглядно.

Вышли из гипера в точке назначения, Борисов справился. Вернулись на свою прежнюю орбиту, снова началась рутинная и однообразная служба, которая скрашивалась только посиделками в кают-компании и мелкими задачами по ремонту «Гремящего», которые никогда не заканчивались и которые я делал почти ежедневно, возвращая кораблю его лучшую форму. Отчёт о нашем походе в систему К-22089 отправился в штаб сектора в тот же день, как мы вернулись.

Вскоре мне по внутрисистемной связи прилетело сообщение.

Задание выполнено!

Баланс пополнен на 24000 имперских кредитных билетов!

+ социальный рейтинг!

Вот это радостно. Неплохая премия вдобавок к тому, что мы выручим за проданное пиратское барахло. Пожалуй, надо будет заглянуть к коменданту, пообщаться. Макаренко этим, кстати, тоже пренебрегал, он вообще нечасто показывался на станции. Мне приходилось отдуваться за двоих.

В системе всё было как всегда, спокойно, уныло, однообразно. Звезда продолжала синтез гелия из водорода, работяги ковыряли астероиды в поясе, станция висела символом имперской власти на этой окраине. Таможенники досматривали пролетающие иностранные суда, почтовые и курьерские боты сновали от окраин системы до станции и обратно. Жизнь текла своим чередом. Кроме того, что я вдруг заметил одну странность. Из системы исчезли все иностранные корабли, до нашего отбытия висевшие тут неделями.

Я даже поделился своими наблюдениями с капитаном.

— Странно, не правда ли? Ни одного иностранца. Только наши, — сказал я, изучив список кораблей, присутствующих в системе и передающих свои координаты.

— Бывает, — пожал плечами капитан Макаренко.

Мы оба снова находились на мостике.

— Раньше от них тут не протолкнуться было, — возразил я.

Лично мне это казалось очень и очень странным.

— А ещё раньше, до твоего прихода, тут вообще их почти не бывало, — сказал капитан. — Так это было, временное. Сезон у них, может, какой.

— Не знаю, не знаю… — пробормотал я. — Тут же не только туранцы были, тут вообще все паслись, как будто ждали чего. Или наблюдали. Шпионили.

— Это не наше дело уже, Лёша, — сказал Макаренко. — Шпионов пусть вон, на станции ловят, наше дело тут оружием бряцать. Мы и побряцали.

С одной стороны, капитан Макаренко тоже был прав, у нас была вполне конкретная и понятная задача, изображать имперское присутствие в системе. Контрразведка была епархией майора Игнатова, и лезть без спросу не стоило, но меня всё равно тревожила эта внезапная перемена обстановки. Как по старому поверью, согласно которому с корабля, который утонет, убегают все крысы.

Хотелось разузнать об этом деле поподробнее. Не удивлюсь, если все те иностранные корыта, пристыкованные к станции и неделями торчащие тут, снялись и ушли в один момент, как по приказу. Явно неспроста.

— Разрешите на станцию отлучиться, господин капитан? — спросил я.

— Пожалуйста, в свободное время, — сказал он. — Будешь там в баре, захвати мне Брепси, пару баночек.

Да хоть целый ящик. Мне не сложно. Может, полёт на станцию поможет мне унять эту внезапно возникшую тревогу. А может и нет.

Как только выдалась свободная минутка, я отправился на станцию. На нашем челноке, в компании ещё нескольких офицеров, желающих отдохнуть и отвлечься от несения службы. Вот только я летел туда не ради отдыха. Хотелось зайти к коменданту, к майору Игнатову, пообщаться с тем и с другим. Выяснить, что тут вообще происходит, что случилось в системе за время нашего отсутствия.

Всех остальных это нисколько не волновало. Судя по обрывкам разговоров, доносившимся до моего слуха, все куда больше переживали за чемпионат по спейсболу и результаты нашей сборной на квалификации. Я к спорту, за исключением личной физической подготовки, был равнодушен, и в обсуждение не вникал.

Челнок мягко и точно прильнул к указанному диспетчером шлюзу. Дверь раскрылась, открывая путь на станцию, теперь у всех нас было несколько часов, и я собирался провести их с пользой.

Мои сослуживцы всей гурьбой повалили в бар, я направился в другую сторону. Теперь станция казалась какой-то пустой, кораблей тут было неожиданно мало, и посетителей, соответственно, тоже. Объективной причины для таких перемен я не находил.

Конечно, можно было бы пойти и поспрашивать в баре. Местные работники станции никуда не делись. Но начинать поиск информации со слухов и сплетен — затея так себе. Уж лучше я сперва узнаю официальную версию.

Возле кабинета коменданта, где часто собиралась целая очередь жаждущих пообщаться с Василием Яновичем, сегодня было пусто. Я постучал по серой металлической двери.

— Входите, — откликнулся комендант, и я немедленно вошёл в кабинет.

Уралов, какой-то весь измотанный и уставший, будто это он дежурил каждые сутки и мотался в соседнюю систему бить пиратов, вяло размешивал чай в стакане.