Рахима мы тоже оставили отдыхать и вернулись вдвоём в основное помещение медотсека. На душе у меня скребли кошки, Фидлер тоже была подавлена.

— Вы просили меня зайти, госпожа старший мичман, — произнёс я.

— Уже не надо, господин лейтенант, — прикусив губу, сказала она. — Я… Хотела провести медосмотр… Но теперь уже не в настроении.

— Полагаю, вам и без меня теперь хватит работы, — нейтральным тоном произнёс я. — До свидания, госпожа старший мичман.

— До свидания, господин лейтенант, — вздохнула она.

Я вышел в коридор, поправил мундир, зашагал в сторону жилого отсека, продумывая и оттачивая каждую строчку будущего отчёта, понимая, что любая ошибка в этом отчёте может вылезти боком и создать мне ещё больше проблем. Если Объединённый Туран решит использовать этот инцидент как казус белли, повод к войне, то моё имя, конечно, войдёт в историю… Но совсем не так, как я рассчитывал, поступая в Академию космического флота.

На отчёт о прошедшей вахте я потратил едва ли не больше времени, чем шла сама вахта. Переписывал раз восемь, не меньше. С помощью Скрепки восстановил ход событий практически поминутно, описал во всех подробностях. Как говаривали мои преподаватели в Академии, больше бумаги — чище зад. На флоте это правило работало железно.

Мичман Сандиев собрал весь мусор с орбиты грави-захватом, не делая различий между кусками обшивки и обледеневшими трупами экипажа. Всё отправлялось в трюмы «Гремящего», где подвергалось безжалостному учёту и постановке на баланс. Космос хоть и велик, но панели с архилитовым напылением или гравистойкие сплавы — слишком редкая штука, чтобы оставлять их на произвол судьбы.

Меня не покидало гадкое ощущение, возникшее после того, как я узнал о том, кто на самом деле летел на корвете, и вскоре эти подробности, обрастая самыми небывалыми слухами, стали достоянием общественности. В кают-компании каждый норовил подойти и выразить своё мнение.

— Ну ты настоящий мясник, лейтенант! — расхохотался Добрынин, хлопнув меня по плечу. — Почти сотню этих собак разом ухлопал! Отличный выстрел, кстати!

— Борисов стрелял, — хмыкнул я, нацепив маску равнодушия.

— Но на манёвр-то ты вышел! — улыбаясь, произнёс старший мичман.

Я поблагодарил его за похвалу сдержанным кивком и вернулся к составлению отчёта. Спустя несколько минут ко мне подошёл старшина Вишняков.

— Ну, это всего лишь туранцы, — он неловко попытался меня подбодрить. — Знаешь, сколько они нам крови свернули? Не, ты всё правильно сделал, Алексей.

— Не совсем туранцы, — сказал я. — Беглецы.

— Туранцы и есть, ты их видел? Все как один, — махнул рукой старшина. — А если бы они остановиться не смогли? Они же прямой наводкой на станцию летели!

О, а вот это мысль, которую стоит добавить в отчёт. Спасибо, старшина.

— Вы — убийца, господин лейтенант, а то, что вы сделали — военное преступление, — фыркнула на меня мичман Антонова.

Ну, они даже не были военными, так что…

— Я сделал то, что предписывает устав, — холодно произнёс я. — И вы на моём месте должны были бы сделать то же самое.

— Хорошо, что я не на вашем месте, — прошипела она, разворачиваясь и демонстративно покидая кают-компанию.

Идеалистка. Я её, с одной стороны, понимал, она ещё и наверняка чувствовала себя соучастницей произошедшего. Но, с другой стороны, с такими взглядами ей стоило идти не на военный корабль, а на какой-нибудь мирный грузовичок. Или вовсе не выходить в космос.

Мнения в целом разделились, большая часть команды считала меня если не героем, то хотя бы славным малым, который сделал всё правильно, но некоторые всё же записали меня в преступники и негодяи, начиная величать Мясником за спиной.

Отчёт я закончил даже до того, как очухался капитан Сахаров. Ему тоже придётся как-то это всё объяснять, и грядущего разговора я ждал, как неизбежной кары, ощущая только желание выбросить Сахарова в шлюз, как это сделали туранские рабы. Я даже поставил неподалёку от его каюты наблюдателя, который и оповестил меня о том, что капитан изволил проспаться.

Готовый отчёт немедленно отправился капитану. Спустя несколько минут на корабле раздался крик, от которого задрожали стены.

— Мясников!!!

Я усмехнулся. Всё как и ожидалось.

Передо мной вдруг возникла Скрепка.

— Новое задание! — пискнула она.

Задание: прибыть к капитану Сахарову В. А.

Срок выполнения: НЕМЕДЛЕННО!!!

Я поднялся со своего места в кают-компании, поправил китель, неторопливым шагом отправился к капитану, морально готовый уже к любому исходу. В любом случае, что бы ни произошло, отчёт автоматически отправится в штаб сектора, вышестоящему командованию. Если только я сам не отменю отправку.

Около двери в капитанскую каюту я остановился, глубоко вдохнул, выдохнул. Ощущение было такое, будто я собрался прыгать без парашюта из верхних слоёв атмосферы. Но всё равно придётся идти, так что я сделал шаг вперёд без лишних раздумий.

Дверь открылась, капитан Сахаров стоял спиной ко мне, глядя в монитор на стене. Он чуть сутулился, сцепив руки за спиной, вся его поза выражала крайнее неодобрение. Мне он вдруг напомнил стервятника, выжидающего, когда умирающий в пустыне наконец отбросит копыта.

— Лейтенант, — мрачно произнёс он.

— Господин капитан! Лейтенант Мясников по вашему приказанию прибыл! — отчеканил я, сделав три строевых шага и исполнив воинское приветствие.

Сахаров молча отвернулся к монитору, на котором виднелось изображение звёздного неба и станции U-681.

— Вы прямо-таки притягиваете неприятности, Мясников, — глухо произнёс он.

Я промолчал, ожидая нового взрыва. Но, похоже, Сахаров уже перегорел. Либо страдал с похмелья, и громкие звуки причиняли ему боль.

— Ну, может, объясните, что это было? — спросил он. — Какая муха вас, к чёрту, укусила?

— Всё изложено в отчёте, господин капитан, — сказал я. — Достаточно подробно.

— Да, я ознакомился. И почему не уведомили меня? Почему не разбудили? — спросил он, снова разворачиваясь ко мне.

Вот здесь я прокололся, да. Эту формальностью я пренебрёг, понимая, что капитана и из пушки не разбудишь. Ну и мне не хотелось вообще вспоминать о его существовании, чтобы он снова не испортил мне вахту. Это я предпочитал делать сам.

И если бы я хотя бы попытался уведомить Сахарова, это уже считалось бы за попытку. А врать сейчас, что я пытался, только делать ещё хуже.

— Вы, господин капитан, были не в состоянии… — начал я.

— Молчать! — рявкнул Сахаров так, что у меня в ушах зазвенело.

Я исполнил приказ. Замер по стойке смирно, дожидаясь новой порции помоев и ругани.

— Здесь я решаю, в состоянии я или нет! — заорал он.

Похоже, больная тема.

— Ты идиот, лейтенант! Безмозглый дебил! Чёрт тебя дери, ты под трибунал пойдёшь! И мы все за тобой! — брызгая слюной, начал орать капитан. — Где вас таких только делают?

Я молча ждал, когда поток ругани иссякнет. Виноватым я себя не считал. Если я и чувствовал вину, то не за то, что не предупредил командира.

Если старший мичман Фидлер засвидетельствует, что капитан был в это время пьян, то всё пройдёт хорошо. Если нет… Ну, мне светит как минимум взыскание, но мне от него не было ни горячо, ни холодно. Я действовал так, как должен был, а офицеру иногда приходится брать на себя ответственность за непростые решения. Только так приобретается ценный опыт.

Сахаров поливал меня ещё несколько минут, багровея от злости, пока вдруг не замолчал, поняв, что я пропускаю всю его брань мимо ушей. И это, похоже, задело его даже больше, чем уничтожение туранского корвета.

— Под арест! — проорал он, а затем вызвал дежурных.

Двое операторов, рядовой и ефрейтор, зашли в каюту, ефрейтор начал доклад, но Сахаров махнул рукой, мол, не надо.

— Под арест его, — ткнул он в меня пальцем.