Само собой, всё записывалось в журнале боевых действий, и это немного прикрывало мою задницу от высокого начальства, но полностью застрахованным быть я всё равно не мог.

— Говорит старший мичман Добрынин, — прогудел голос из колонок. — Тут это, туранцы очухались, чего делать с ними?

— Раненые? — спросил я.

— Никак нет, просто заморыши какие-то, — сказал Добрынин, который руководил приёмом гостей и стыковкой капсул.

По сравнению с ним мы все, можно сказать, были заморышами.

— На карантин, в медотсек, — приказал я. — Закрыть по отдельности.

— Есть, — отозвался он.

Банальная предосторожность. Но никогда не лишняя. Сотни, если не тысячи кораблей пропали вот так, подцепив какую-нибудь заразу. Ксеноугрозы, они такие. Инопланетные существа чаще всего это не какие-нибудь зубастые твари, норовящие откусить тебе задницу, а какая-нибудь безобидная с виду плесень или вовсе бактерия, которая неизвестно как поведёт себя в кислородно-азотной атмосфере и как повлияет на человеческий организм. Но и зубастые твари иногда тоже встречались.

Дверь в командирскую рубку открылась, вошёл старший помощник Макаренко, широко зевая, будто мы тут выбрались на прогулку в парк, а не расстреляли иностранное судно.

— Ну чё, эт самое… Пост сдал, пост принял? — спросил он. — Или тревогу объявишь?

— Да какая тревога, — буркнул я. — Поздно для тревоги уже.

— Тогда меняться давай, — пожал плечами старпом.

Я взглянул на таймер. Моя вахта и впрямь подошла к концу. Пролетела как один миг.

— Надо тут в обломках пошариться. Вдруг полезное что найдётся, — сказал я.

Макаренко вяло улыбнулся.

— За это не переживай, — сказал он. — Сандиеву прикажу, он тут всё пропылесосит. Ты, главное, отчёт сдать не забудь.

Я скривился, ничуть не скрывая своего отвращения ко всей этой писанине и бюрократии, но старпом был прав. После такого происшествия нужно прикрыть задницу бумажкой, и свою, и всего остального экипажа.

Мы достаточно быстро поменялись, Макаренко, равнодушный ко всему, принял вахту как есть, со всеми недочётами.

Теперь у меня было свободное время. Относительно свободное, потому что мне нужно было подготовить отчёт и разобраться со спасёнными с корвета. Пожалуй, даже наоборот, сначала туранцы, а потом отчёт, когда у меня будет понимание, с чего вдруг они вообще попёрлись на станцию.

Медицинский отсек «Гремящего» я ещё ни разу не посещал, не было нужды. И не посещал бы ещё столько же, если бы не приглашение старшего мичмана Фидлер и не пленные туранцы в карантине.

Дверь передо мной открылась сама, за ней — ещё одна, и я вошёл в белое стерильное помещение через небольшой шлюз. Госпожа старший мичман сидела с планшетом в руках и что-то в нём отмечала. Оказалась она высокой статной женщиной чуть за сорок, с чёрным пучком волос на голове и большими чувственными губами. Белый халат, накинутый поверх формы, только подчёркивал её фигуру и объёмный бюст.

— Здравия желаю, — сказал я, оглядывая помещение медотсека.

Пахло медикаментами, госпиталем. И, едва уловимо, духами.

— О, господин лейтенант, — наигранно улыбнулась Фидлер, подключая своё женское очарование.

— Как наши гости? — спросил я, игнорируя её чары.

— Сильно истощены, — ответила медик. — Я подключила их на аппарат жизнеобеспечения. В остальном… Анализы в норме, биологической угрозы нет.

Я удивлённо вскинул брови. Туранцы что, своих людей не кормят?

— Могу я с ними поговорить? — спросил я.

— Только если недолго, — кивнула госпожа Фидлер. — Они ещё не отошли от анабиоза.

Она проводила меня в палату к первому туранцу. Тесный медотсек эсминца не предназначался для долгого пребывания и лечения, но несколько коек имелось, просто на всякий случай.

Тощий чернявый юноша в серой, почти бесцветной, форме, неподвижно лежал на койке, прикрыв глаза. От аппарата в изголовье кровати к нему тянулись пучки проводов и трубок.

— Биомодифицирован? — спросил я.

— Нет, ни одного импланта, — покачала головой медик. — Даже базовых нет.

— Скрепка, дай мне переводчик на общетуранский, — запросил я.

Ещё одно преимущество виртуального помощника и вообще нейроимплантов. Знание языков. И хотя в Академии я учил лингва аллай, язык Альянса, а туранским никогда не интересовался, с помощью Скрепки я мог худо-бедно допросить наших гостей.

— Имя, звание, место службы, — потребовал я.

Парнишка, заслышав знакомую речь, что-то тихо пробормотал.

Я повторил своё требование, громко и внятно.

— Лейтенант, не давите на него, — тихо попросила старший мичман Фидлер. — Он ещё слаб.

— Ахмед… Раб… На «Звезде»… — еле слышно произнёс туранец.

Раб? В спасательной капсуле? Нет, я слышал, что туранцы широко используют рабский труд. И в своих колониях, и на кораблях, везде. Но чтобы раб умудрился выжить после боестолкновения? Спасательных капсул меньше, чем членов экипажа, печально, но это факт, и выживают либо те, кто был ближе всего к капсулам, либо те, кто успел опередить менее удачливых и расторопных сослуживцев. Те, у кого есть доступ, потому что раб может колотить в шлюз спасательной капсулы сколько угодно, но она так и не откроется. Что-то здесь не сходится.

— Как звали твоего хозяина? — спросил я.

То есть, командира корабля, если говорить в наших терминах. Слава Императрице, я не служу на туранском флоте.

Ахмед скривился, не то от боли, не то от неприятных воспоминаний. Подозреваю, быть рабом на военном корабле — так себе удовольствие. Не для всех. На нашем флоте работа у нижних чинов тоже нелёгкая, но они хотя бы знают, за что идут в бой. За матушку-императрицу и внушительную сумму на счёте, каждый месяц перечисляемую из казны. Туранцы же… Не знаю. Служат из страха? С космического корабля никуда не денешься.

— Явуз Селим-паша, — сказал Ахмед. — Был. Пока мы не выкинули его в шлюз.

Мы с медиком переглянулись. Я тихонько вздохнул, понимая, в какое дерьмо мы вляпались. Неимоверно вонючее и прилипчивое. Беглые рабы… Лучше бы я собрал все обломки корвета вместе с капсулами грави-захватом и швырнул в сторону звезды.

Это многое объясняет. В том числе и то, что корабль не реагировал на мои приказы. Рабы, может, и догадались, как включить и выключить гиперускоритель, как вышвырнуть бывших хозяев в космос, как проложить курс к имперской системе. Но не факт, что они слышали мои приказы и вообще разобрались со связью.

В любом случае, ситуация крайне неприятная. Я снова прибавил работы имперским дипломатам, и вариантов развития событий было несколько. С одной стороны, мы уничтожили туранский корвет. С другой стороны, мы уничтожили нарушителя границы. С третьей, это беглые рабы, а Империя не признавала рабство как форму собственности, а только как добровольные отношения двух и более сторон, и тут, очевидно, одна сторона больше не пожелала находиться в рабстве. С четвёртой, туранцы могут и наверняка отправят за ними погоню. Всё зависит теперь от того, как это повернут туранцы. Вполне возможно, что они вообще объявят на всю Галактику, что это имперский эсминец вероломно напал на мирный туранский корабль, вышедший из гиперпространства в нашей системе. И плевать, что это был боевой корвет.

— Ладно, отдыхай… Ахмед, — сказал я.

Спасённый раб кивнул и откинулся назад, на подушку, тут же закрывая глаза. Мы с госпожой Фидлер отправились ко второму. Тот назвался Рахимом, и в целом повторил слова своего товарища. Рабы, подняли бунт, убили офицеров, угнали корабль. Рахим выглядел чуть поживее, пободрее. И, как я и предполагал, разобраться со связью они не смогли. У них банально не получилось включить ни приём, ни передачу.

— И как бы вы запросили стыковку? — хмыкнул я.

В ответ Рахим только пожал плечами. Удивительная наивность и самонадеянность. Не знаю даже, на что они рассчитывали.

Осознавать, что я расстрелял фактически беззащитный корабль, полный беглых рабов, оказалось неприятно. Я успокаивал себя тем, что действовал по инструкции, и если бы это был настоящий корвет, атакующий станцию, жертв было бы гораздо больше, но легче от этого не становилось. Сладкого ощущения победы больше не было.