Он спрятал клинок, стараясь не думать, кого ему придётся ради этого убить.

А вот серьга — другой разговор. Она уже приносила знания. Как работать с кинжалом. Как разжечь огонь. Как слышать Сапфиру. Значит — она обучает. Он вспомнил: если серьга — это ключ, то перстень — передатчик. Надо найти того, кто научит его ментальной и целительной магии.

— Нам нужно выйти к людям. Или хотя бы к деревне. К магу. — Он посмотрел на Сапфиру. — Знаешь дорогу?

— Много дорог. Но все ведут к зверям. Или к людям. Лучше к людям. Звери теперь смотрят на тебя иначе.

— Это ещё почему?

— У тебя запах артефактов. И ты говоришь со мной. И ты... не боишься.

Он замолчал. Улыбнулся уголком губ.

— А стоит?

Сапфира прищурилась. Если бы у неё были брови — она бы их подняла.

— Ещё нет. Но ты пытаешься быть другом. Не магом. Это странно. И... приятно.

Они долго сидели у костра, пока небо не покраснело. И когда он улёгся на мох, укутавшись в зелёный плащ, почувствовал, как кошка устроилась рядом.

Тёплая. Живая. Странно родная.

И впервые за много лет Виктор заснул не с болью — а с лёгкой улыбкой.

Завтра — они двинутся к людям. И этот путь точно не будет простым.

Глава 3

Дорога не кончалась.

Лес казался бесконечным. Иногда он становился светлее, с переливами солнца, пробегающего по мхам и листве. Иногда сужался, затягивался мраком, будто смотрел исподлобья. Бывали лужайки, заросшие высокими травами, где пахло мятой и сырым камнем. Бывали ручьи с прозрачной водой, студёной и вкусной, как детство.

Виктор шёл, прислушиваясь к шагам. К себе. К ощущениям. Он уже понял: тело сильное, быстрое, но не автомат. Слишком гибкое, слишком лёгкое — приходилось буквально учиться заново ходить, дышать, не оступаться на каждом корне.

Сапфира двигалась рядом. Иногда — впереди, иногда — сбоку. Тень и молчание. Но и не только.

— Ты знала, что сны тут другие? — спросил он однажды вечером у костра, когда на палке зажаривался очередной кролик.

— Ты разговариваешь во сне. На языке, которого не знаю.

— Русский. Мой родной. — Он подбросил ветку в огонь. Искры вспорхнули, как золотые насекомые. — Ты слышала слово "спецназ"?

— Спец... хаз? Это... клан?

Он рассмеялся.

— Что-то вроде. Мы действовали в особых условиях, быстро, без лишних слов. Против людей, зверей, кто угодно. По приказу. И без. Ты бы туда подошла, кстати. Ловкая, молчаливая, с когтями.

Сапфира чуть склонила голову.

— Я не воин. Я... хранительница. Я берегу. Охотник — это не то же самое, что убийца.

— Тоже верно, — кивнул он. — А у меня выбора не было. Меня жизнь всегда толкала туда, где кровь. Где боль. Пока не прижала совсем.

Костёр потрескивал. Сапфира молчала.

Он посмотрел на небо. Звёзды здесь были другие — синие, медовые, даже зелёные. Не знакомые. Ни одной привычной точки. И всё же не было страха. Было... чувство начала.

— Ты ведь не просто так ко мне пришла, да?

— Ты пахнешь артефактами. Жизнью. Ты чужой. Но ты не забрал мою волю. Не назвал себя хозяином. Не привязал меня магически. Ты отдал мне часть еды. Спрашиваешь. Думаешь.

Она помолчала. Потом добавила:

— Это странно.

— Я тоже так думаю.

— И ещё. Имя у тебя странное.

— Ага. Виктор.

— Вик-то-ор. Звучит, как удар лапой по камню.

— Я бы сказал: по башке.

Сапфира фыркнула. Виктор понял: она смеётся. Или что-то близкое.

— А у тебя имя красивое. Глубокое. Как сапфир. Синий. Ты ведь не синяя.

— Это было имя моего рода. Я — последняя.

Он почувствовал, как что-то кольнуло внутри. Не магия. Понимание. Потеря.

— Я тоже... последний. Моей семьи больше нет. Жена умерла. Детей не было. Всё, что было — теперь где-то там. Наверное, уже и квартиры моей не осталось. И фотографий.

Они долго молчали. Только ветер шуршал в листьях, только огонь дышал рядом.

Сапфира придвинулась ближе. Лапы — как маленькие колонны. Голова положена на его бедро.

Он не отодвинулся.

— Как ты узнала, что я жив? Там, в самом начале.

— Я чувствую сердца. У мёртвых они пустые. У тебя — странное. Сломанное. Но пульсирует. Как будто два голоса. Но второй — утих. Ты один, но не совсем. А потом — ты коснулся меня. Без власти. Просто... был.

Он провёл рукой по её шее. Шерсть — как заколдованный мех, гладкий, блестящий, с мерцающими линиями, как если бы в неё вплетены были звёзды. Ни магия, ни оружие не пробивают её. Даже запах — почти отсутствует. Сапфира — призрак леса.

И сейчас — она его спутница. Беременная. Одинокая. Ожидающая — как и он.

— Ты сказала, что ищешь место для детёнышей.

— Да. Но не сейчас. Ещё рано. Я выжила только потому, что они были во мне. И потому, что нашла тебя. Это я думала сначала. А теперь думаю — ты нашёл меня.

Он посмотрел в её золотистые глаза. И, впервые за многие годы, не почувствовал одиночества.

Завтра будет ещё путь. Возможно — больше холмов, возможно — речка, может, стая голодных волков. Но сегодня...

Сегодня — они были не одни.

Глава 4

На третий день пути, когда солнце уже не светило, а плавилось в кронах деревьев, Виктор обнаружил тайник.

Случайно — как всё, что стоит внимания. Рюкзак, который висел за спиной с первого дня, казался ему не больше чем вещмешком с запасной рубашкой и мылом. Он шарил в нём у костра, в поисках сухих тряпок, когда под слоем свёрнутой туники нащупал шершавую обложку.

Дневник.

Кожаная. Старая. Тёмно-зелёная. На переплёте — завитки, золотом. Символ, напоминающий два перекрещенных клинка и глаз. Ни замка, ни застёжки. Только плотная ткань страниц, пахнущая ладаном, пергаментом и… чем-то личным.

— Ну-ка, что ты от меня прятал, ушастик? — пробормотал он и открыл первую страницу.

«Если я погибну — не жалейте. Я выбрал путь. Меня зовут Тарэиль Д’Сиар, и я иду туда, где чужая кровь бьётся в моих жилах...»

Он застыл. Потом сел, как был, прямо на землю.

Сапфира, растянувшаяся у костра, приоткрыла один глаз.

— Говоришь сам с собой?

— Нет. Уже не совсем. Тут… дневник. Очень разговорчивый ушастик был.

— Тот, в котором ты живёшь?

— Ага. Он сам по себе был как мина с таймером. Но умел думать. Записывал мысли. Я бы не удивился, если бы тут стихи нашлись. — Он перевернул страницу. — О. Нашлись. Вот, например:

"Я не эльф. И не человек. Я — ошибка, сделанная ночью."

— Поэт, блин. С надрывом.

Сапфира зевнула.

— Имя его?

— Тарэиль Д’Сиар. Что-нибудь говорит?

— Д’Сиар — старый род. Заносчивые. Полные себя. Сильные. Но этот… если в нём была людская кровь — он не мог остаться.

— Так и есть. Он сам об этом пишет. Отец был эльф. Мать… судя по всему, человек. Тайно. Даже у родни не знали. Или сделали вид. Всё шито-крыто. До поры. Потом у него проявилась лечебная магия — а это для эльфа как пятно.

— Лечебная — не эльфийская. Только у людей. Даже не у всех.

— Значит, теперь я — ходячее пятно. С подписью.

— Зато ты умеешь жарить кроликов.

Он усмехнулся и снова уткнулся в дневник.

Страницы были исписаны аккуратным почерком, с полями и заголовками. Некоторые разделы начинались с ярких заглавий:

«О расе высокомерных» — шло описание эльфийской знати, их каст, правил браков, понятия «второго совершеннолетия» в 30 лет, страха перед «порчей крови», отказа от всяких чувств, кроме долга.

«О людях: грубых, но живых» — следующая глава. Автор описывал их шум, страсть, искусство, их странную способность идти наперекор всему. Особенно его привлекали техномаги — те, кто соединял магию с плотью и железом.

«Запретная операция» — заголовок, под которым он описывал имплантацию кристалла — маленького, синим отливающего камня, в район груди. Цель — усилить восприятие магии, сделать канал прочнее. Для эльфа это считалось ересью. Но Тарэиль пошёл на это. Втайне. С помощью людей.