Утром 19 декабря Эйзенхауэр поспешил из своего штаба на совещание в Вердене со своими старшими командирами. Характерно, что он объявил, что «за этим столом переговоров будут только радостные лица». Немцы, сказал Айк, оставили свои стационарные оборонительные сооружения, чтобы вести бой на открытой местности, и перед союзниками открылась «возможность», а не «катастрофа». С характерной напыщенностью Паттон предложил «позволить этим сукиным детям пройти весь путь до Парижа. Тогда мы их действительно перережем и пережуем». Более трезвый Эйзенхауэр спросил Паттона, может ли он взять три свои дивизии, стоящие на востоке вдоль Мозеля, и развернуть их на север, чтобы ударить во фланг немецкого выступа. Паттон был готов к этому вопросу. Да, ответил он, и более того, он мог бы сделать это в течение сорока восьми часов — поразительный подвиг логистической и тактической переориентации.[1194]
Паттон оказался верен своему слову. Впечатляюще продемонстрировав собственный военный гений и американскую способность к мобильности на поле боя, он развернул свои колонны на девяносто градусов и освободил гарнизон Бастони. 22 декабря небо прояснилось, и воздушная мощь союзников вновь вступила в игру. Русские тем временем отрядили силы с берегов Вислы и предприняли массированное наступление, которое к концу января привело их к берегам Одера, в нескольких милях от Берлина. Гитлер наконец-то позволил своим потрепанным силам, оставшимся в сокращающемся Арденнском кармане, отступить. Ко второй неделе января Арденнская операция была завершена. В ней погибло более семидесяти тысяч союзников и более ста тысяч немцев. Если судить по количеству убитых и раненых, то это была самая дорогостоящая американская битва за всю войну. Кроме того, в ней были уничтожены последние резервы Гитлера — люди, бронетехника и самолеты.
ПОСЛЕ ТОГО, КАК побережье Нормандии было захвачено, стратегические военновоздушные силы США генерала Карла Шпаатца вместе с британским командованием бомбардировщиков возобновили воздушную войну против Германии, причём всерьез и решительно. Имея в своём распоряжении огромные воздушные флоты, Восьмая и Пятнадцатая воздушные армии США, базирующиеся соответственно в Британии и Средиземноморье, сбросили большую часть бомб за одиннадцать месяцев войны после Дня Д (72% в случае Восьмой воздушной армии). Большинство из них упало на нефтяные и транспортные объекты, уничтожение которых всегда сулило «стратегическое» сжатие немецкой экономики. К концу 1944 года бомбардировщики нанесли колоссальный ущерб. Производство синтетической нефти в Германии упало до менее чем 7 процентов от уровня, существовавшего до Дня Победы, а производство авиационного бензина — до менее чем 3 процентов. Хотя производство немецких самолетов в июле 1944 года фактически возросло, самолеты Люфтваффе простаивали на земле из-за нехватки топлива для их полетов. Очистив таким образом небо от немецких самолетов, бомбардировщики Шпаатца свободно летали над Рейхом. Они сократили движение по железным и автомобильным дорогам, а также водным транспортным системам Германии более чем на 50%, фактически расчленив немецкую экономику на несколько изолированных регионов, которые выживали только за счет расходования накопленных запасов продовольствия и топлива. Около 4,5 миллиона рабочих — 20 процентов промышленной рабочей силы — пришлось направить на разбор завалов, производство и укомплектование зенитных орудий. В целом за 1944 год бомбардировки лишили Германию 35% ожидаемого производства танков и 31% ожидаемого производства самолетов. Общий объем экономического производства упал на 10%, а производство боеприпасов — на 15%. В январе 1945 года, когда армии Эйзенхауэра все ещё стояли в тупике к западу от Рейна, министр боеприпасов Германии Альберт Шпеер уведомил Гитлера, что «в области тяжелой промышленности и вооружений война закончена». 15 марта, когда производство угля и стали, выработка электроэнергии и загрузка грузовых вагонов сократились примерно до 15% от нормы, Шпеер сообщил, что «немецкая экономика движется к неизбежному краху в течение 4–8 недель».[1195]
Под умопомрачительной логикой «стратегической» воздушной войны в умах некоторых американских авиационных стратегов давно дремала другая идея о роли бомбардировок. В последние недели войны она беспокойно ожила: бомбардировки могут не только нанести физический ущерб, но и сломить дух противника, так запугав гражданское население, что оно вынудит свои правительства молить о мире. Хотя американцы несколько ханжески дистанцировались от «зональных» атак Королевских ВВС на гражданские цели, террористические бомбардировки с самого начала интриговали американских авиационных планировщиков. AWPD/1, первоначальный документ планирования армейских ВВС, разработанный в рамках программы «Победа» в 1941 году, с оговорками признавал эту тактику, но вряд ли отвергал её прямо. «Своевременность атаки наиболее важна при проведении воздушных операций, направленных непосредственно против морального духа гражданского населения», — отмечалось в нём. «Если моральный дух людей и так уже низок из-за постоянных страданий и лишений… то тяжелые и продолжительные бомбардировки городов могут полностью подавить этот дух… Когда моральный дух немцев начнёт давать трещину», — говорилось в заключении документа, — «может оказаться весьма выгодным провести крупномасштабную, тотальную атаку на гражданское население Берлина». На конференции в Касабланке в 1943 году лидеры союзников заявили, что хотя главной целью комбинированного бомбардировочного наступления является «уничтожение и дезорганизация немецкой военной, промышленной и экономической системы», второстепенной задачей является «подрыв морального духа немецкого народа до такой степени, чтобы его способность к вооруженному сопротивлению была фатально ослаблена». Не считая доктрины, многие группы американских бомбардировщиков регулярно поднимались в воздух, когда погодные условия делали «точное» бомбометание практически невозможным. Экипажи называли такие вылеты «женскими и детскими днями».[1196]
Летом 1944 года британцы представили американцам предложение, направленное на то, чтобы разрушить моральный дух немецкого гражданского населения. Под кодовым названием Thunderclap оно предусматривало объединенную англо-американскую атаку на Берлин с превосходящей силой, достаточной для того, чтобы убить или серьёзно ранить около 275 000 человек. Многие американские летчики отшатнулись. Один из старших офицеров назвал его ещё одним из британских «планов убийства детей» и предупредил, что «это будет пятном в истории военно-воздушных сил и США… Это даст полную свободу действий низменным элементам нашего народа». Шпаатц сообщил Эйзенхауэру, что «Thunderclap» — это попытка RAF «запятнать США моральными бомбардировками, последствия которых, как мы считаем, будут ужасающими». Ответ Эйзенхауэра насторожил. По словам верховного главнокомандующего союзников, он всегда выступал за высокоточное бомбометание, но «я всегда готов принять участие во всём, что дает реальную надежду на быстрое окончание войны».[1197]
В результате англо-американской атаки на Берлин 3 февраля погибло двадцать пять тысяч мирных жителей. Вторая совместная атака на Дрезден десять дней спустя вызвала огненный смерч, в результате которого погибли тридцать пять тысяч человек, как от пламени, так и от удушья — ужас, описанный Куртом Воннегутом-младшим, американским военнопленным в Дрездене, в его послевоенном романе «Бойня номер пять». Хотя американцы утверждали, что их роль в этих налетах заключалась только в нанесении ударов по военным целям, обе атаки, особенно дрезденская, мгновенно стали печально известны как подтверждение того, что ВВС США переступили тот же моральный порог, который в 1942 году переступили RAF. Как описала это газета St. Louis Post-Dispatch: «Авиационные боссы союзников приняли долгожданное решение принять преднамеренные террористические бомбардировки крупных немецких населенных пунктов в качестве безжалостной меры для ускорения гибели Гитлера».[1198]
