Рузвельт и сам мучился от шаткости своей позиции, согласно которой максимальная помощь должна быть направлена в Англию. «Я могу ошибиться, — признался он Икесу 4 июня 1940 года в редком откровении о сомнениях, которые, должно быть, осаждали его, — и это не более чем предположение. И если я ошибусь, результаты могут быть серьёзными. Если мы пошлем несколько эсминцев, они не принесут особой пользы союзникам, но могут ещё больше разозлить Гитлера. Мы не можем сказать, какой оборот примет война, и нет смысла подвергать себя опасности, если мы не сможем добиться каких-то результатов для союзников». Икес, понимая, «что президент находится в деликатном положении», согласился. «Если вы отправите помощь с плохими последствиями для нас самих, люди будут винить вас так же, как они будут винить вас, если вы не отправите помощь и союзники будут разбиты». Согласие Икеса было холодным утешением, но он с чеканной точностью описал ужасную дилемму, с которой столкнулся Рузвельт, — дилемму, недоумение и опасность которой значительно усилились после падения Франции.[744]

Весь май и июнь 1940 года президент неуклонно следовал своей рискованной ставке. Иногда ему приходилось уговаривать подчинённых поддержать его рискованную авантюру. На повестке дня стояли три вопроса. Во-первых, должны ли союзники иметь предварительные права на новые американские самолеты? Во-вторых, могла ли армия США передать из своих арсеналов Британии достаточное количество вооружений, чтобы возместить потери в Дюнкерке? В-третьих, может ли американский флот предоставить эсминцы, о которых просил Черчилль? Рузвельт ответил «да» на все три вопроса и не потерпел возражений. Когда военный министр Гарри Вудринг, изоляционист из Канзаса, приверженец стратегии «Крепость Америка», заикнулся о выделении самолетов для поставок за рубеж, Рузвельт приказал ему либо согласиться с программой, либо уйти в отставку. Узнав, что Хэп Арнольд продолжает жаловаться на разрушительное воздействие приоритетов Рузвельта на армейский авиакорпус, Рузвельт грубо сказал: «Ну, если Арнольд не хочет подчиняться, возможно, нам придётся перевести его из города», возможно, в карьерный могильник на Гуаме. Арнольд вскоре подчинился воле президента. Когда секретарь военно-морского флота Чарльз Эдисон сообщил, что генеральный судья-адвокат флота считает любой перевод эсминца незаконным, Рузвельт осудил высшего юридического чиновника флота, назвав его всего лишь «морским юристом», и посоветовал Эдисону отправить проблемного подчинённого в отпуск. «Если следующий по рангу человек не знает больше законов, его тоже следует отправить в отпуск, и так далее по списку». Эдисон упорно продолжал излагать доводы генерального судьи. «Забудьте об этом и делайте то, что я вам сказал», — огрызнулся президент. В течение нескольких недель Рузвельт выдворил Вудринга и Эдисона из кабинета министров. Появился новый мощный, решительный Рузвельт, совсем не похожий на того президента, который был политически ранен и подавлен на протяжении большей части своего второго срока. Теперь он был готов играть льва, и, похоже, наслаждался этой ролью.[745] Практически приказав своим военным начальникам объявить некоторые предметы «излишками», что является ключом к их законному освобождению, Рузвельт добился осуществления некоторых поставок оружия. Вопрос Черчилля об эсминцах все ещё оставался без ответа, но в ночь на 11 июня стивидоры из Нью-Джерси начали перегружать на британские корабли около шестисот грузовых вагонов с винтовками «Энфилд», пулеметами, 75-мм полевыми орудиями и более чем ста миллионами патронов. Военные, которые поневоле ускоряли отправку грузов, были потрясены зрелищем, разворачивавшимся в доках Нью-Джерси. «Если нам придётся проводить мобилизацию после того, как мы отпустим орудия, необходимые для этой мобилизации, и обнаружится, что у нас не хватает артиллерийского вооружения, — предупреждал один армейский офицер, — каждый, кто участвовал в сделке, может надеяться, что его найдут повешенным на фонарном столбе».[746]

Рузвельт не мог бесконечно продолжать впихивать свои необоснованные догадки в глотки секретарей кабинета министров и высшего военного и военно-морского командования. В поисках системы и консенсуса 13 июня 1940 года он изложил свои стратегические предположения на бумаге. Он попросил главнокомандующих армией и флотом оценить разумность его предпосылок и прокомментировать экономические, политические, военные и психологические последствия его политики помощи Британии. Этот скудный и несовершенный пророческий набросок, написанный всего через два дня после принудительных поставок оружия 11 июня и менее чем за неделю до того, как судьба Франции была окончательно решена, вызвал ещё более ожесточенные споры, которые продолжались все бешеное лето 1940 года и далее.

Заглядывая в будущее со всей уверенностью, на какую только был способен, Рузвельт изложил своё видение мира через шесть месяцев. Он сделал шесть прогнозов:

Начальник штаба сухопутных войск Маршалл и его коллега, начальник военноморских операций адмирал Гарольд Старк, в течение следующих нескольких дней усиленно изучали этот прогноз президента. На совещании в Белом доме 22 июня они представили Рузвельту свой собственный взвешенный ответ. В решающем вопросе — выживаемости Британии — они категорически не соглашались с предположениями президента. Они согласились с послом Кеннеди в том, что «фактическое вторжение и захват Англии немецкими вооруженными силами» представляется «в пределах возможного». Следовательно, они советовали, что «передача Великобритании дополнительных военных материалов, находящихся сейчас в руках вооруженных сил, серьёзно ослабит нашу нынешнюю оборону и не окажет существенной помощи британским силам» — мнение, которого они давно придерживались, а теперь заявили официально. Они также воспользовались случаем, чтобы раскритиковать решение Рузвельта оставить значительную часть флота в Перл-Харборе — шаг, по их мнению, слишком слабый, чтобы сдержать Японию, но достаточно воинственный, чтобы её разозлить, и любом случае развертывание, которое опасно ослабляло американские военно-морские силы на гораздо более важном Атлантическом театре. Маршалл и Старк советовали, что американская неготовность во всех видах вооружений настолько велика, что Соединенные Штаты должны тщательно беречь свои собственные ресурсы и избегать провоцирования любого из своих потенциальных противников. Тем временем администрация должна позаботиться об обороне полушария, укрепив отношения с Южной Америкой, приняв призыв в армию как шаг к «полной военной и военно-морской мобилизации» и используя все средства для ускорения производства вооружений, включая перевод рабочих на семидневные сверхурочные смены на крупных оружейных заводах.[748]