Ночь прошла спокойно. Никто не порывался меня убить или спалить усадьбу, чего я в глубине души опасался. Да и тренировка удалась на славу, если не считать того, что я слегка потянул мышцы. Энергетические каналы тоже прокачал, но навскидку определить, насколько они окрепли, не смог. Впрочем, не страшно. Каждый день постепенно возвращает мое тело к тому состоянию, к которому я привык в прошлой жизни, а излишне спешить в таком тонком деле — только вредить. Не хотелось бы по собственной глупости остаться выгоревшим.
Василиса приготовила роскошный завтрак, и вот тут мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы положить на тарелку вдвое меньше еды, чем того требовали глаза Демьяна. Сырники — это хорошо и вкусно, но слишком уж нажористо, особенно в компании с вареньем и сметаной. Вася, правда, своей волей пыталась положить мне добавки, но я быстро поймал её на горячем и в шутку погрозил пальцем: мол, всё вижу.
Получается, я уже неделю в этом мире провел. Эх, столько всего разного произойти успело, что кажется, будто бы целый месяц прошел.
С удивлением сообразил, что не слышу Цапа. Подошел к кошачьей лежанке, где кормились слепые новорожденные, и застал уморительную картину: умаявшийся суслик прилег с краю и крепко спал. Перенервничал вчера за подругу, бедолага. Ну, пусть спит дальше, мне пока его помощь не требуется. Когда я уже уходил, киса проводила меня подозрительным взглядом, после чего притянула Цапа к себе и вылизала, словно он был одним из ее котят. Ну хоть не съела, и на том спасибо.
А вскорости Спиридон сообщил, что пора ехать к портному. Смешной худой старичок с носом-клювом ловко обмерил меня и внимательно выслушал пожелания. Я на всякий случай спросил, нет ли у него подходящей одежды, которую можно быстро подогнать под мою фигуру, от чего Яков внезапно зашипел как рассерженный кот и замахал руками:
— У меня ателье, а не магазин готового платья! Только индивидуальный пошив, исключительно, слышите меня, юный граф? Я себя уважать перестану, если скачусь до такого. Заезжайте завтра, ваш заказ будет готов.
Что ж, я хотя бы попробовал…
Пожалуй, я наконец-то смог внятно сформулировать, почему на встрече с Матеушем хочу выглядеть на все сто. Не как вчерашний забитый подросток, который чудом дорвался до власти, а как полноценный правитель, чтобы лишить Новака даже остатков иллюзии, что он с семейством сможет когда-либо сюда вернуться. А иметь под боком этот змеюшник у меня не было ни малейшего желания. Ладно, еще один день ожидания погоды не сделает, а потенциальный эффект того стоит.
Вернувшись в усадьбу, я разыскал Иннокентия, который уже вовсю колдовал над узорами для будущего древка. И как-то споро у него все ладилось, что я, наблюдая за его ловкими руками, даже забыл зачем пришел. Но Кеша сам напомнил, задав вопрос.
— Придумал, как нам сеятелей искать?
— И Властелина.
— Думаешь, это не тот аристо, чей портрет ты мне показал?
— Я же тебе рассказывал про франта, помнишь? Когда я случайно его исцелил вместо того, чтобы убить, он много чего успел поведать. И по его словам выходило, что возможностью осквернять людей его одарил лично Властелин.
— Пусть так. А к чему ты это ведешь?
— Франт аж захлебывался от восторга, описывая ту единственную встречу с Властелином. Дескать, само божество снизошло до своего верного слуги. Из чего я делаю вывод, что сеятели жили отдельно от Властелина. Иначе бы дурачок строил свой рассказ иначе, типа: да я сейчас лично Властелину на тебя нажалуюсь, и он тебя в бараний рог свернет.
— Где двое, там и трое, — пожал плечами Иннокентий. — А то и десяток. Мы же не знаем, сколько еще сеятелей успел наклепать этот Властелин. Вот поэтому и говорю, что надо искать хотя бы тех, о ком знаем.
— Кстати, совсем забыл! — повинился я. — У тебя найдется лист бумаги и чем рисовать?
В комнате Кеши ничего подходящего не было, но он быстро сгонял и принес необходимое. С непривычки я посадил жирную кляксу, но потом все же приноровился держать перо под нужным углом и минут за десять изобразил набросок герба, который сеятели увезли с собой.
— Видел где-нибудь?
— Нет, — покачал головой темный. — Я бы запомнил такую зверушку, — ткнул он пальцем в змеелюда.
— Это Корник. Легенды гласят, что он был сильным противником и страстно желал отомстить людям за то, что они подчистую истребили его народ. Змеелюды, впрочем, были еще теми отморозками, похищали детей ради своих кровавых ритуалов, так что сами подписали себе смертный приговор. Последним остался Корник, который сошелся в бою с предком Эндиры, моей старшей супруги, и проиграл. Чтобы сохранить память о той славной битве, предок добавил его изображение на свой герб.
— Это все, конечно, очень увлекательно, — дипломатично начал Иннокентий, но…
— Если ты увидишь этот герб, значит, скверна где-то рядом, — прервал я собеседника. — И да, я сам не понимаю, как родня моей жены из прошлого мира с этим связана.
Кеша задумчиво взял набросок герба и принялся его изучать.
— Может, этот самый Властелин — змеелюд? — неуверенно предположил он.
— Вряд ли, — покачал я головой. — Иначе бы франт точно об этом упомянул. Да и странно как-то было бы ему испытывать привязанность к гербу, на котором запечатлен момент поражения последнего змеелюда. Опять же, я всю прошлую жизнь воевал со скверной и уж поверь, будь среди них змеелюды, я бы это запомнил.
— Надо показать твой рисунок Евдокии, — заключил темный. — И Спиридону. Этот парень много где бывает, а глаз у него острый.
— Так и поступим, — кивнул я, внутренне досадуя, что мысль про Спиридона пришла в голову не мне первому.
После обеда меня отозвал Вроцлав. В доме говорить он почему-то не захотел, так что мы выбрались на свежий воздух, чему я был только рад.
Управляющий несколько раз убедился, что никого поблизости нет, после чего спросил:
— Я попрощался с Ульяночкой, отпустил её память с миром. То есть никаких преград в этом смысле нет. Но… мне кажется, ко мне в жены уже просится одна девушка. А я чувствую себя неловко, уж слишком быстро всё происходит, неправильно это как-то…
— Ты Василису имеешь в виду? — я не стал ходить вокруг да около.
Вроцлав кивнул.
— Так она в жены просится, или тебе это только кажется? Ты уж определись.
— Ну, напрямую она ничего не говорила, — Вроцлав неожиданно покраснел как маков цвет. — Но я же вижу, как она ко мне относится. И улыбается, и за руку берет. Даже специально для меня вкусненькое оставляет. А когда поняла, что я стараюсь с ней поменьше пересекаться, стала меня подзывать ради того, чтобы я от нее гостинцы Иоланте передал. Хотя что ей мешает это самой сделать, Иоланта все равно на кухне торчит?
— Пока не вижу ничего крамольного, — пожал я плечами. — А ты что к Василисе чувствуешь?
— Да не знаю я! Юная она, хоть и пытается серьезно себя вести.
— Опять ты не о том. Нравится она тебе или нет? Если нет, то я отдельно с ней побеседую, попрошу тебя в покое оставить. Негоже управляющего от важных дел отвлекать, — сгустил я краски, уже предполагая, каким будет ответ.
— Нет, что ты, не надо! — замахал руками Вроцлав. — Получается, обидишь девчонку ни за что только потому, что она ко мне с симпатией относится.
— А зачем ты тогда её избегаешь?
— Потому что неловко мне, — заерзал Вроцлав и обхватил себя за плечи. — Если отвечу ей, то, получается, обнадежу. А я в себе не уверен. Хоть и отпустил жену, всё равно ж она здесь, — положил он руку на сердце.
— Ох, наплел да натворил затейник, — вздохнул я. — Значит, слушай меня внимательно. Никто тебя на Василисе жениться не принуждает, даже сама Василиса. Все, что ей от тебя требуется — доброе слово и улыбка. Она ведь женщина, а они остро чувствуют, кому их ласка как воздух нужна. Не зря же ее Иоланта обожает. А ты от нее закрыться пытаешься, обижаешь ее этим. Не думай лишнего, живи сегодняшним днем. Вася, может быть, всего лишь пытается у тебя улыбку вызывать, а ты мысленно её уже под венец повел и сам того убоялся.