Я жду удара, который меня вырубит, но он бьёт не туда - только по корпусу, по плечам. Будто специально избегает головы.

- По голове бей, дебил! - кашляю я, чувствуя, как кровь подступает к горлу.

Красавчик замирает. Его кулак, занесённый для очередного удара, дрожит в воздухе. Вдруг он разжимает пальцы - и между ними вспыхивает свет.

Заклинание.

Настоящее, мощное. Не просто огненная стрела - что-то большее.

Я вижу, как в воздухе перед ним раскрывается фолиант - книга заклинаний, невидимая для обычных глаз. Страницы мелькают, останавливаются на нужной.

Красавчик смотрит на меня. Его лицо на миг просветляется - ярость уходит, остаётся только усталость.

- Ты... ты специально спровоцировал меня, - говорит он тихо.

Я не отвечаю. Просто улыбаюсь.

Его лицо снова перекашивается. Заклинание в его руке вспыхивает ярче, превращается в шар ослепительного света.

- !@#$% тебя!

Он заносит руку для удара.

Я лежу неподвижно. Раскинув руки в стороны. Готовый принять атаку.

Зрители сходят с ума.

- Добей его!

- Нет, пощади!

- Кончай его, рыжий!

Красавчик оглядывает толпу. Его рука дрожит. Заклинание пульсирует, то разгораясь, то угасая.

И тут воет сирена.

Голос ведущего гремит сверху:

- Бой окончен! Дамы и господа, у нас победитель! С небольшим перевесом победа присуждается бойцу из команды Просвещённых - Красавчику! Поаплодируем же ему!

Толпа взрывается рёвом. Одни ликуют, другие недовольно шикают.

Красавчик медленно опускает руку. Заклинание гаснет.

Он смотрит на меня.

- Вставай, - бормочет он.

Я не двигаюсь.

- Вставай, !@#$%! - он хватает меня за куртку, тянет на ноги.

Я отталкиваю его.

- Отстань.

Встаю сам. Отряхиваюсь. Голова проясняется - галлюцинации отступают, прячась в уголках глаз.

- Почему не бил по голове? - спрашиваю я, вытирая кровь с губ.

Красавчик морщится.

- Ты... ты себя в зеркало видел?

- Нет.

- У тебя лица нет.

Я поправляю:

- На тебе лица нет - так говорят.

- Да, !@#$%, так говорят, - он качает головой. - Но у тебя !@#$%^ нет лица. Ты похож на обгоревший труп. По крайней мере, сверху.

Я касаюсь щеки. Кожа под пальцами шершавая, будто обугленная. Сквозь дыру в щеке проступает кость и зубы. Надо ещё порошком закинуться, пока действие не закончилось.

- Нормально себя чувствуешь? - спрашивает Красавчик.

- Таблетки принял. К завтрашнему утру поправлюсь. Или послезавтрашнему.

Он хмыкает.

Я поднимаю дробовик, проверяю - цел, не разбился.

- Ладно, - говорю я. - Давай, вали к своим. Ещё увидимся. И драться уже научись. Бьешь как девчонка.

Красавчик колеблется, но потом разворачивается и уходит.

Я ковыляю в сторону выхода.

На секунду краем глаза ловлю движение. Знакомые цвета и очертания. Разворачиваюсь и смотрю вверх на зрителей. Между голов замечаю человека, он смотрит на меня и тут же отворачивается. Лица сквозь пелену перед глазами не разглядеть, но шляпа с пером узнаваемая. Гарра?

- Гарра? – кричу я зрителям, но никто не отзывается.

Смаргиваю. Шляпа пропала. Показалось?

Продолжаю ковылять к выходу.

Толпа ещё не успокоилась. Кто-то кричит мне вслед:

- Эй, костяная башка! В следующий раз не выкрутишься!

Я не оборачиваюсь. Похоже, волосы и правда сгорели.

Впереди - раздевалка. Потом - казарма.

А там...

Там будет новый день.

И новые проблемы.

Казарма «Грязных Ртов» ночью - это ад, но не огненный, а гнилостный. Воздух густой, пропитанный потом, перегаром и чем-то кислым, будто бы скисшим козьим молоком. Сопение, храп, пердеж и редкие стоны спящих сливаются в монотонный гул, прерываемый лишь кашлем тех, кто слишком много курил «ржавого листа». Я лежу на своей узкой койке, стиснув зубы. Боль - как рой ос под кожей. Особенно на лице и шее, где алхимический огонь оставил свои следы. Даже после жабьего вина раны пылают, будто кто-то влил под кожу раскалённые иглы.

Поворачиваюсь на бок, достаю из-под матраса бутыль. Подношу к тусклому свету фонаря за окном - на дне болтаются жалкие капли. Чёрт.

Тихо сползаю с койки, стараясь не разбудить соседей. Дневальный у входа - парень с деревянной рукой - дремлет, прислонившись к стене. Его голова падает на грудь, слюна капает на протез.

Весь лагерь отмечал второе место на турнире и обещанные капитаном двойные порции на следующей неделе. Весь лагерь спит пьяным сном, включая дневальных и часовых.

Обхожу спящего, выхожу в коридор.

Ночной корабль - это другой мир. Фонари под потолком горят тускло, отбрасывая длинные тени. Воздух холоднее, гуще, пахнет сыростью и плесенью. Стены, покрытые странными узорами, кажутся сейчас ещё более чужими, будто корабль наблюдает за мной сквозь века.

Где-то в глубине лагеря слышно пыхтение поршней Кузницы. Ночью молот не бьет по наковальне, но жар в ней поддерживается непрерывно. Это там выковали моё сердце, а также собрали каждый из протезов, с которыми ходят местные. Священное место Грязных Ртов. Интересно было бы на неё поглядеть, но для этого пришлось бы вползать на самый верх местной иерархии – к мехам подпускают лишь главарей и не скольких высших офицеров.

Выхожу из лагеря и бреду в сторону нейтральной зоны.

Рынок пуст. Лотки закрыты, тряпки-прилавки свернуты, лишь пара лавок ещё светится вдалеке. Иду к той, где торгует Мика - старый алхимик, у которого Малыш в прошлый раз брал жабье вино.

Хижина Мики - это груда мусора, скреплённая грязью и отчаянием. Стены из обломков ящиков, крыша - из ржавых листов металла. Внутри горит тусклый свет - масляная лампа, подвешенная к потолку, коптит, отбрасывая дрожащие тени.

Толкаю дверь - она скрипит, как костяк повешенного.

Внутри уже есть люди.

Старик Зек и ещё один нейтральный - тощий, с лицом, покрытым шрамами, - сидят на корточках рядом с Малышом. Парнишка лежит на полу, скрутившись в клубок. Его тело дёргается, губы шевелятся, но звуков почти нет - только шёпот, прерывистый, как предсмертный хрип.

Мика копается на полках, перебирая склянки с мутными жидкостями. Его длинные, кривые пальцы дрожат, когда он нащупывает нужную банку.

- Что случилось? - спрашиваю я, останавливаясь у порога.

Зек поднимает на меня свой жёлтый глаз.

- Кошмары на грани сна и яви. Не может ни заснуть, ни проснуться. Обычное дело.

- И часто это у него?

- Не реже чем раз в месяц - иногда и раз в неделю.

- Есть причина?

- Способности. Никто не учил его контролировать. Да и не научит здесь. Ясновидение - очень редкий дар.

- Я думал вся магия на корабле заблокирована.

- Так в этом и дело. Корабль глушит наши способности и они разрывают тело, не способные вырваться на поверхность. Мы все здесь мучаемся от этого время от времени, но те, кто родился на корабле, страдают сильнее всего.

Малыш вдруг вскрикивает, его тело выгибается, как у эпилептика.

- Тьма! - кричит он, голос срывается в визг. - Тьма! Он весь из тьмы! Только глаза светятся!

Ледяной комок сжимает мне горло.

- Кто? - делаю шаг вперёд. - Кто «он»?

Мика оборачивается, его лицо - сеть морщин и пигментных пятен - искажено раздражением.

- Тебе чего?

- Жабье вино.

Старик хватает с полки бутыль, швыряет её мне.

- Бери и вали. Потом расплатишься.

- Подожди, - я не отрываю взгляда от Малыша. - Он сказал про человека из тьмы. Кто это?

Зек встаёт, его единственный глаз сужается.

- Не знаем. Видения у него всегда обрывками. Иногда будущее, иногда прошлое, иногда просто бред.

- Но глаза...

- Вали уже, - Мика толкает меня к выходу. - Парню и так хреново.

Малыш снова кричит, его пальцы впиваются в пол, будто он пытается удержаться в этом мире.

- Он идёт! Он везде!

Зек и второй нейтральный наклоняются к нему, прижимают к полу, чтобы он не поранился. Мика достаёт склянку с густой фиолетовой жидкостью, откупоривает её зубами.