— Готовимся! — выкрикнул я, хотя это звучало только как напоминание, кто тут командующий, потому что все мое воинство и без того готовилось к первому штурму.

В этот момент появился радостный Геркул.

— Добро сработал, витязь-брат! Но добычу следует брать в спокойной обстановке, а не когда на тебя летят враги, — похвалил, но, одновременно, и отчитал, я Геркула. — Командуй! Закладывай нечистоты в горшки.

— Ты уверен, брат-тысяцкий? — спросил растерявший веселость, уже озадаченный Геркул.

Я кивнул. Понятно, что витязь опасается того, что мы слишком разозлим противника. Если начнем стрелять из катапульт отходами человеческой и конской жизнедеятельности, пути договориться уже не останется.

Казалось бы, а зачем это делать? Но тут я имел свои мысли. Во-первых, да, я хотел разозлить противника, чтобы враг попер всеми силами. У нас есть большой шанс загнать врага в наши ловушки. Мятежники уже понимают, что есть волчьи ямы, что на отдельных участках перед холмом разбросан чеснок и вырыты ямы. Ну и какой идиот попрет буром на такие вот сюрпризы? Только сильно разозленный идиот, униженный, оскорбленный. В бою нужен холодный ум, которого я хотел лишить своего противника.

Во-вторых нам самим нужно избавиться от нечистот, которые собрали в преизрядном количестве всего за пару дней. А еще едят тут, как будто плохо! Люди ходили по своим нуждам в вырытые ямки и в быстро сделанные деревянные кади. Мух, слепней, всяких оводов стало столько, что это уже ощутимая проблема.

А что, если рой мух возникнет перед вражеским воином? Ущерба, казалось, что и нет. Но пусть попробуют прицельно стрелять, когда мухи лезут в глаза, уши, рот и просто заграждают вектор стрельбы! Насекомых, действительно, ну очень много. Ну и кони… Они более чувствительны к насекомым. А тут и мухи, на удивление, больно кусачие.

В-третьих, я так отрубал любые мысли о сдаче. Человек с оружием, если только допускает мысль о том, что можно сдаться, начинает сильно осторожничать, не выпячиваться, чтобы после сказать, что вообще в сторонке стоял. И я таким вот «воинам» не оставлял шанса. Теперь все будут понимать, что биться нужно всерьез.

Вот потому мы и стали забрасывать фекалии чуть от склона холма, на сам холм, ну и приготовились катапультами «поражать» врага. Не назовут ли эту битву какой-нибудь «говнючей»?

— Тревога! Ворог на приступ идет! — закричали дозорные.

— Приготовься, Геркул! Четыре выстрела нечистотами и переходи на камни! — приказал я.

Мятежники видели, как и куда именно уходил отряд строптивых воинов Братства, когда они помогли скрыться предателю из дружины галичского князя. Южный склон большого холма при приближении, дав себя рассмотреть, так же подсказывал, куда именно нужно бить, чтобы иметь возможность прорваться внутрь укреплений Братства. Тут не было рогаток, вкопанных заостренных кольев, а склон столь пологий, что и верхом на коне вскочить получится. Но проход узкий, максимум, что десять конных в строю пройдут.

С другой стороны от прохода располагался еще холм, он-то и делал дефиле слишком узким. Соседняя возвышенность так и напрашивалась на то, чтобы ее захватил противник. Правда тот холм пониже нашей горы.

Так что, как только вражеская конница начала входить в узкий проход, то сразу стала терпеть неудобства, а еще у них резко увеличилось число потерь. Предсказуемо на самом деле.

Основная часть мятежных всадников несмотря на рой стрел, продолжала входить в дефиле, пусть и делала это уже не на скаку. Но была часть конницы врага, которая захотела закрепиться вдоль периметра холма. Вот они в полной степени ощутили качество и количество тех ловушек, что были им любезно предоставлены. Этот отряд, частью попав то в яму, то напоровшись на колья, стал спешиваться. Именно на них обрушился основной поток стрел и сулиц.

Однако, когда первые пешие начали взбираться по склону, такому скользкому и вонючему, кишащему мухами, осами из-за разлитого меда, как и пчелами, они ощутили полноту нелепости положения. Болезненной, порой и убийственной нелепости. Ну а когда скатилось первое бревно, калеча и убивая не менее десяти ратников, штурм на этом направлении закончился. Но вот конница все еще заходила на холм и там скрывалась. Видимо, противник посчитал, что в этом и есть шанс захватить наш холм, якобы ворваться на плечах всадников-ангелов. Так что ратники, только что вывозившиеся в вонючих субстанциях, покусанные осами, неся с собой рой мух, вновь оседлали своих коней и выстроились в очередь. В другой обстановки, таких вонючек прогнали бы подальше, но все же идет бой, не особо не до запахов, хотя насекомые преизрядно портили боевой дух.

— Бей! Товсь! Бей! — с надрывом командовал Алексей и лучники, навесом через стену, осыпали противника, рвущегося к проходу, где начинался невидимый для глаз врага, удобный, пологий спуск, по который прежде всего оставался для наших вылазок.

Облаченные в добрые брони, противники, не так чтобы и сильно страдали от наших стрел, но количество постепенно переходило с качество. То одна стрела попадет в лицо врагу, впиваясь тому в щеку, то получалось пробить кольчугу бронебойными, с двумя зубцами стрелами, или же страдали кони от царапин и прямых попаданий в ляжки. Тогда они сбрасывали своих наездников, или артачились подчиняться. Чуть более болезненными, чем стрелы, для врага были сулицы. Они, если и не пробивали доспехи, то кинетическая сила удара от пущенного снаряда была чувствительной для рвущегося вперед противника. Можно прямым попаданием выбить из седла наездника, а можно попасть в бочину коню, что так результативно. Промахнуться было сложно, начиналась уже не толкучка, а форменная давка.

— Подать сигнал Богояру на выдвижение! — спокойно приказал я, находясь на достроенной только два часа назад смотровой площадке чуть ли не в середине нашего укрепрайона.

Взяв отрез материи, смоченной в воде, я снял шлем и подшлемник, выжал живительную влагу на голову, после чего протер мокрой льняной тканью лицо и шею. Было очень жарко и этот фактор нужно учитывать. Мы даже приготовили кади с водой, чтобы хоть как-то, пусть временно, но воины могли охладиться. Сознания теряли и мои братья и враги, для всех жара была одинаково неласкова.

Я стал спускаться с вышки, пытаясь проанализировать действия противника. Уже почти что час, как идет сражение и я не переставал думать, что еще может предпринять противник. Нужно нивелировать все потуги неприятеля взять нас на приступ. Вот вроде бы все предусмотрел, распределил силы по направлениям и нигде пока оборона критически не трещит. Этого и не должно быть, если готовится в бою правильно, основательно. Главное оружие воина — лопата! Но нельзя недооценивать врага, поэтому и думал, вспоминая и анализируя бой с самого его начала.

Сражение началось чуть меньше часа назад, почти сразу после того, как мой отец вновь нарушил свою клятву и перебежал ко мне.

Враги оказались достаточно обидчивы, сперва поперли напролом. Надо же… всего-то многих ратников окатило экскрементами. Ну или, чего тут стесняться и не называть вещи своими именами? Говном! Порой и сладким, потому как добавляли немного меда в субстанцию, привлекая не только мух. Мы обнаружили большое количество ос и пчел. В этом времени вообще много и тех и других, и они, как будто, еще более злые, чем те, живущие в иной реальности будущего.

Был порыв в рядах противника, что-то кричали, грозили проклятиями. Отчего только так нервничали? И не понять почему, им не понравился «фекалийный подарок». Как же так? Мы же от чистого сердца и не всегда чистого иного места!

Были те мятежники, которые после такого унижения, рванули к холму и сразу же получили от нас отлуп. Около тысячи воинов мятежников подскакали к месту, гденачинались ловушки, стали спешиваться. Но, ведомые не разумом, а жаждой мести, поперли к склону возвышенности.

Их встречали, как беспорядочный, почти не прекращающийся, дождь из стрел, так и прицельные выстрелы лучших наших лучников, которые били по врагу с вышек. Ответом на поток стрел, стало то, что противник сам стал отстреливаться. Но делать это мятежникам было крайне сложно.