— И где те остроги ставить? Ну окромя как на Днепре? — спросил князь.

— Нужно быстрее занимать место выхода реки Западная Двина, пока там не появились крестоносцы, — сказал я.

— Ты уже слышал, что папа римский собирается объявить Крестовый поход славянам поганым? — спросил Изяслав.

Из послезнания я знал о том, что это должно случиться где-то в середине этого века. Точных дат не помнил. И да, я хотел в эту авантюру влезть. Мне несколько плевать на то, что те славяне язычники. Можно попробовать договориться и пусть лишь номинально, пока, естественно, но принимают православие. Германский «Натиск на Восток» желательно останавливать далеко от Руси, чтобы не было немецкой Риги, или датского Ревеля. И остается лишь помочь лужицким сорбам, полабским славянам. Они и сами не слабы, но не выдержат натиска рыцарей.

— Я только собираюсь налаживать связи с Германией, а ты… — пожурил меня великий князь.

И тогда я рассказал Изяславу принцип гибридной войны и сопровождающую ее информационной. Великий князь не проникся, но и не стал требовать не думать даже в этом направлении. Значит, можно помыслить, и, по крайней мере, навести мосты с братьями-славянами, которые еще не обрели Бога. Машина Крестового похода такова, что от озвучивания намерений, до реализации проходит года два. А это очень много, чтобы подготовиться и встретить. Били же в иной реальности гуситы рыцарей? Полабские славяне так же могут… с моей помощью.

— Я рад, что мы договорились. Более того, именно ты повезешь Евдокию императору Мануилу. Он отписался мне и выразил желаниеизучить опыт организации православного Братства. Лучше тебя никто не расскажет. А еще он может помощь послать Братству. А я, еще до того, как тебя отравили, послал ему письмо, ты прибудешь, — Изяслав строго посмотрел на меня. — Ты можешь быть благоразумным в отношении дочери моей?

— Я не стану… — я несколько замялся, выискивая формулировки. — Чужая невеста не может быть моей женщиной. На том мое слово.

— Вот и хорошо, выздоравливай, тебе ни в чем не будет отказано. И я еще посмотрю, как сложится, образумится ли девка, чтобы тебя с ней отправлять. Там и митрополит с ней поговорит, — сказал великий князь и вышел.

Но разве на этом меня оставили в покое? Дали отдохнуть, поспать? Несмотря на то, что я, оказывается, проспал три дня, в объятья Морфея хотелось окунуться еще на денек. Только, надеюсь, что не будут больше странные сны сниться.

— Я пришел к тебе, воевода, — сказал Геркул.

Он был разоружен стоял в одной рубахе и не выглядел покорным. Рядом с ним располагались трое воинов из десятка Ефрема, а так же и сам десятник. В горнице было не протолкнуться.

— Рассказывай, почему знал об отравлении, но не предупредил! — потребовал я от Геркула.

Лис любовался за тем, как Рахиль возиться с ребенком. Он делал это так, как, наверное, истинноверующий христианин мог завораживающе взирать на Богородицу, которая пеленает, играется с тем, кого родила после непорочного зачатия. Парню было плевать на все прошлое этой женщины, да он даже для себя не ставил такой вопрос: проанализировать морально-этическое поведение женщины.

И сама Рахиль знала, она видела эти по щенячьи преданные глаза молодого мужчины. Красивой, опытной женщине, уже давно лишенной мужского внимания, живущей скучной и закрытой жизнью, все это нравилось. Она с игривой улыбкой приняла объяснения Лиса, что, дескать, его главная задача — это быть рядом с Рахиль и охранять ее. Казалось, что не от кого защищать, но потерявшейся и запутавшейся женщине было очень важно просто чувствовать себя под опекой.

Порой, она сама прогоняла парня с улыбкой на лице, чтобы тот отправлялся на тренировки, объезжал земли и проконтролировал, как колоситься рожь, или зреют яблоки. Ну, или на охоту сходил, а то свежего мяса, видите ли, молодой мамаше захотелось. И тогда Лис с двойным усердием исполнял все, что от него требуется. По возвращению во Владово тысяцкому Владиславу Богояровичу следовало бы наградить за усердие в делах не Лиса, а Рахиль, которой было достаточно не сказать, а намекнуть, что оставленный на хозяйстве молодой воин где-то недоработал, и в этом направлении сразу начинала кипеть работа.

Арон, мечущийся по производствам и лично контролирующий сбор меда, а, скорее, воска, чтобы уже скоро отбыть в Новгород на торги, не мог нарадоваться на дочь, которая постепенно возвращалась к жизни. Но в этот раз мужчина не лез в личную жизнь дочки.

Один раз он уже умудрился испортить жизнь Рахиль, потребовав от нее выйти замуж за купца Горыню. И женщина оказалась… да ладно бы в сексуальном рабстве, как для Рахиль, это было бы не самым плохим вариантом, но купец Горыня, имевший проблемы при близком общении с женщинами, словно мстил Рахиль за свою мужскую немощность в кровати. И бил до синяков и трещин женских костей, и морально принижал, мог и просто за волосы потягать, так, развлечения ради. Унижений было много, а доброго слова ни одного.

Потом Ирина-Рахиль влюбилась в другого купца, вернее сына одного из киевских купцов, женщина, сама бывшая еще молодой, отчего-то привлекалась парнями, которые были еще младше ее, а это, дай Бог, чтобы были шестнадцатилетние юноши. Влюбилась, тайком встретилась, а после ни того купца, ни его сына, не стало. Ходили слухи, что они отправились в Юрьев, что в землях эстов, где Горыня уже вряд ли их достанет.

Ну а потом Рахиль, простив отца и ища в нем защиту, разработала план, как приручить Горыню. Нужен был ребенок. Киевский купец должен был показать всему купеческому сообществу, что у него с мужскими силами все в порядке, что, вот и ребенок есть. Это должно было несколько смягчить и жизнь Рахиль и, как надеялись заговорщики, в лице отца с дочерью, умилостивить Горыню.

И тогда подвернулся молодой, но сразу же понравившийся Рахиль, парень. Он был молод, но силен, умен, от него веяло силой, которой женщина жаждала подчиниться. Она была с Владом уже не из-за того, чтобы просто забеременеть от него, а так… По зову сердца и не только этой части организма молодого мужчины.

Рахиль еще недавно побежала бы к Владу, лишь помани тот ее пальцем. Хоть наложницей, лишь для того, чтобы греть его постель и получать за это защиту для себя и сына Ивана, но быть рядом с сильным мужчиной, который не побоялся бросить вызов, казалось, всесильному Горыни. Но… Влад не манил.

А теперь вот этот паренек, Лис. Он забавный, неловкий, но только рядом с ней, а вот со своими подчиненными, суров и принципиален, и не скажешь, что, почитай, отрок. Вот это женщину и пьянило: управлять сильным мужчиной, что она и делала.

— Ну все, иди! Ну не будешь же ты смотреть на грудь кормилицы Ивана! Сегодня у тебя учения, вот и учись, — озорно говорила Рахиль, подталкивая Лиса на выход из дома.

Парень чуть ли не содрогался в судорогах. Любые прикосновения этой манящей его плоть и дурманящей его сознание, женщины, заставляли Лиса становиться истуканом и закатывать глаза. Ему уже говорили соратники, что такое состояние имеет свою терапию. Достаточно всего-то какую девку на сене помять разок-другой в день, оно и проходит. Но не было иной женщины для молодого воина.

Лис даже не догадывался, что прояви он хоть чуточку настойчивости, начни стягивать одежду с Рахиль и та, томно дыша и закатывая глаза, не нашла бы в себе силы сопротивляться, настолько страстная женщина стосковалась по близости с мужчиной.

Но ничего сделать с собой Лис не мог. Он выйдет за дверь, пройдет немного в сторону учебного поля, а там начнет поедать себя за нерешительность, за то, что ведет себя, не как должно мужчине, а словно слабосилок. Новновь придет после тренировки к дому Арона и Рахиль, увидит женщину и все, новое наваждение накрывает парня. И когда уже прибудет тысяцкий? Почему-то Лису казалось, что с приходом Влада, все должно образумиться.

— Тренировку проводит Маска… э… Михаил-кузнец. Мне нужно проверить подготовку… э… к жатве, — говорил Лис, пятясь, под нажимом Рахиль, к выходу из дома.