Мужчины, с основном молодые, стояли на одном колене, опустив голову, в ожидании удара тяжелой конницей. Впрочем, здесь были не только молодые воины, так как в последнее время часто обучаться воинскому делу приходят и мужчины по-старше. Да и не конницу они ждали, а то, что могло бы имитировать конный удар. По деревянным рельсам на верёвках тянули конструкции из досок и брёвен, которые с большой натяжкой можно было бы сравнить с ударом конных ратников.

Проходила обкатка пехоты воинской школы Воеводино и Владово в условиях, приближенных к боевым, ведь по бойцам еще и стрелы пускали, пусть и без наконечников.

В этот раз воины с достоинством прошли очередной этап своего обучения, никто не побежал, строй держали грамотно. Возможно, повлияло то, что на них смотрел и я, воевода Братства Андрея Первозванного, что рядом со мной был и Смоленский князь Ростислав, а также царь всея Руси с несколькими своими наиболее приближенными людьми.

Подобное представление не было запланировано, вернее, оно не было предусмотрено в рамках увеселительной программы для царя. Воины проходили обучение согласно программе. И не всё выглядело эпично, красочно, но, я надеюсь, что государю хватит ума и понимания, он оценит, что воины без подготовки выдержали это испытание. И что тактика использования пехоты не так легка и тут важно быть единым механизмом, что и отрабатывается.

— Владислав Богоярович, ты же мне расскажешь о том, как обучаешь воинов, своих пешцев? — спросил главный воевода Русского Царства Димитр.

Я посмотрел на этого деятеля с пренебрежением. Ну не удавалось нам вновь стать, если не приятелями, то товарищами по оружию. Я же помню, как он подстрекал меня к бунту против государя Изяслава Мстиславовича. Мало того, так тот эпизод в некотором роде ускорил и смерть первого русского царя. Я принял окончательное решение сменить монарха в некотором роде из-за проверки моей лояльности.

Но я искренне старался, чтобы стать приближённым нынешнего молодого государя, не наплодить себе новых врагов, завистников, недоброжелателей. Если собираюсь сворачивать свою деятельность, то мои интересы уже не должны сильно пересекаться с теми, кто будет рваться в молодую элиту русского царя. Рассчитываю на то, что мне в этой элите уготовано место почётного боярина.

— А пушки, воевода, где они? — с детским нетерпением произнёс государь. — Я хотел бы посмотреть на то, как стреляют из пушек.

— Мой цесарь, большая часть пушек производится в Городце в Выксе, есть ещё пушечный двор в Воеводино, куда уже завтра мы с тобой направимся, — отвечал я государю. — Сейчас будут показаны гаковницы.

— Шаг! Шаг! Шаг! — звучали команды, а пять сотен пехоты, якобы, устремились в атаку.

По флангам это построение прикрывалось арбалетчиками, а за шестью рядами копейщиков находились вольные лучники, которые неустанно посылали свои стрелы навесом вперед, в предполагаемого врага.

Признаться, я несколько тяготился пребыванием во Владово. Всего в чуть более, чем в десяти верстах находился мой дом. Туда уже были посланы вестовые, чтобы всё Воеводино готовилось ко встрече государя. Там же сейчас находилась моя любимая жена, мой сын, моя недавно рождённая дочка. Моё сердце, моя душа, были в предвкушении именно этой встречи. Но долг перед родиной мне не позволял рвануть на лихом коне домой. А, между тем, сильно хотелось.

Я ощущал, что дом мой — это не просто какое-то место, это люди, которые живут в этом самом месте. Была бы здесь и сейчас рядом Маша… А еще и сын Александр, дочь, которой я ещё не дал имя, но которую уже решил назвать Еленой. Я был уверен, что моя новорождённая кровиночка будет столь лепой, что приставка «прекрасная» не станет преувеличением. Будет на Руси своя Елена Прекрасная

— Бах! — прозвучало два не сильно громких выстрела.

Негромкие они лишь в сравнении. Да и то, мы стояли на специальной смотровой вышке шагах в ста пятидесяти от того, где проходили учения. А были бы в построении, так и легкую контузию могли получить.

— А это что? — настороженно спросил Ростислав Смоленский, указывая пальцем туда, где подымались облачка дыма.

Я усмехнулся, сам впервые наблюдаю, как работает гоковница. Хотя, наверное, это оружие можно было бы назвать «дробовиком».

Ещё во время моего предыдущего приезда домой начались эксперименты по изготовлению ручного огнестрельного оружия. На создание автомата Калашникова мы не претендовали. И даже кремниевые замки, которые я нарисовал, насколько смог вспомнить из известной мне истории, не получились. Вернее, они кое-как выходили, но таких замков хватало на пять-шесть выстрелов, а после нужно было их частично менять. Так что идею не то, чтобы забросили, а отодвинули, как не первостепенную.

А вот фитильное огнестрельное оружие создавать вполне удавалось. И сейчас мои гости видят не личный огнестрел, как стали называть подобное оружие, а небольшие ручные бомбарды. По сути, из трубы вылетала картечь. Можно было заряжать камнями, но мы всё же осваиваем сразу железные поражающие элементы. И это оружие массового убийства врага.

Если на построение пехоты устремляется конница, то огнестрельщики выходят чуть вперёд и разряжают свои дробовики. До двадцати стальных шариков должны были существенным образом уменьшить число врага. И если подобных огнестрелов будет достаточно, а я рассчитываю на то, что в каждом десятке пехотинцев будет один огнестрельщик, то пехотное построение ещё больше усилится.

Но даже сейчас не могу даже придумать, какая сила может эффективно бороться с подобной тактикой использования пехоты. При этом, я уже меняю во многом способы ведения современной войны.

Между тем, нам нужно двигаться вперёд. О том, что в Братстве, да уже и на Руси есть пушки, известно многим. Когда я покидал Константинополь, византийские мастера уже начали свои эксперименты по созданию артиллерии. Уверен, что не пройдёт и года, когда Византийская империя начнёт производство пушек. Я не знаю достоверно, как те же самые византийцы узнали состав пороха, но частью они его уже производят. Благо, насколько мне было известно, ещё в крайне малом количестве.

Конечно же, не стоило рассчитывать на то, что мы останемся монополистами в производстве пороха, пушек, всего новейшего оружия. Человеческий ум устроен таким образом, что, если умелый ремесленник увидит какую-либо вещь по его профилю, поймёт, что это можно сделать, что уже кто-то подобное производил, то он будет усердно трудиться. Может, быть через огромное количество проб и ошибок, но мастер станет стремиться именно к тому, что он видел. Ведь главное — понять, что это возможно! Один ремесленник может и спасовать, решить, что он недостаточно умелый, но обязательно найдётся тот, который захочет и прибыль получить, и славу, и признание и доказать себе, что не лыком шит. Потому будет корпеть в своей мастерской настолько долго и так усердно, чтобы в итоге получилось то, что уже было создано, а в лучшем случае превзойти оригинал.

Я не видел ничего в плохого в том, что уже кто-то копирует наше оружие. Наоборот, подобное положение дел для нас выгодно. Мы, Россия, первопроходцы в огнестрельном оружии в Европе. Мы должны, понимая, что нам наступают на пятки, стремиться сделать ещё лучше, ещё больше, качественнее, смертоноснее. И тогда степное цунами, спровоцированное в иной истории Чингисханом, рассыплется о стену русского военного искусства и русской государственности.

Не будет отката по ремеслу, которое произошло после Батыева нашествия. Не будет разорённых городов, сёл, толп беженцев, ищущих новые относительно безопасные края. Не случиться массового голода, который произошел во время и после похода Бату-хана. Людей будет больше, стабильность будет, развитие. А куда развиваться, расширяться, хватит на многие поколения вперёд.

— Удивил, так удивил! — задумчиво сказал Ростислав Смоленский. — Такими ручными пушками… Мда.

У меня такое впечатление, что дядька царя хочет каким-то образом себя поставить выше, чем просто удельный князь. И в очередной раз он думает о том, что подобные хотелки нужно умерить, ибо чревато моим вмешательством. Новгород не даст соврать, как именно это может быть.