Нужно догонять воров и бить их, желательно несколько подальше от Киева, чтобы не нарваться на великокняжеских ратников или еще на кого, кто, как шакал, обязательно прибежит к стольному городу посмотреть, что да как тут.

Двадцать минут, или около того, нам понадобилось, чтобы пробраться через людские потоки и отойти на пол версты, дабы осмотреться. И только тогда, потеряв много времени, мы устремились в погоню.

Гнать уже изрядно подуставших лошадей было преступно и опасно. Лишь у каждого десятого из нашей дружины были заводные кони, чтобы иметь возможность пересесть на чуть менее уставшее животное. Остальные кони с обозом ушли еще вчера. При этом, хорошо, что место, куда уходила часть нашей дружины, оказалось в стороне от того, где промышляла банда.

Сам князь объезжал своих ратников, словно воспитатель в десятком саду пересчитывал воспитанников после дневной прогулки.

— Влад, отряди пять ратных, дабы они отправились к нашему обозу. Пусчай скажут старшему, чтобы он лесами выходил на десять верст южнее Каменистого брода, — приказал князь.

Я степенно поклонился. Так положено. Нужно отблагодарить князя за оказанное доверие. Пусть такое задание и не так, чтобы и престижно, остальные же ратники в погоню пойдут, но все же.

— Боброк старший! — обращался я к своему десятку из более двадцати ратников. — Бери еще четырех и в путь. Приказ князя слыхал?

Боброк поклонился и быстро отобрал четыре новика, не преминув с собой взять и Лиса. Мог и я отправиться, и никто бы особо ничего не сказал, даже не осудили за то, что оставляю свой десяток. Но разве так можно? Пропустить охоту на плохих парней?

Ударяться задницей о седло — не слишком веселый аттракцион. Все-таки до опытного всадника мне расти и расти, как и телу приходится привыкать к подобным экзекуциям. Это при неспешной поездке я уже не ощущал боль на седалищном месте, а когда уже третий час в погоне, становится более чем чувствительно.

Но какая погоня? Разве среди деревьев можно гоняться? Это был не тот лес, который я люблю. Мне нравятся почти что непроходимые чащобы. А леса под Киевом — это мечта лесника. Не нужно тебе завалы расчищать, особых болот и топей нет. Почти парковая зона. Я бы сказал, что этот лес окультуренный, или пролесок. Все же не так далеко степь.

Я нынешний бывал в Киеве, еще в своей молодости. Любил этот город до определенного момента. И тогда, в будущем, вокруг Киева были леса чуть погуще. Но, может это молодость так влияла на восприятие, когда и леса погуще и женщины по слаще.

Межу тем, конному отряду было непросто пробираться и через такой лес, тем более когда оставалась опасность внезапного нападения. Два десятка лучников, укрывшихся на деревьях, или в складках местности, могли очень сильно проредить наше воинство.

Чуть больше семи десятков воинов — вот чем мы располагали. Отрадно и ответственно, что самым большим десятком был тот, которым командовал я. Даже после убытия Боброка, а с ним четырех новиков, десяток оставался не совсем десятком — шестнадцать ратников. Ну да тут все так: десяток может быть и в семь воинов и в двадцать, а сотня в шестьдесят, но и до трехсот тоже она.

Как бы такую математику подправить в будущем? В этом будущем, которое только для меня прошлое. Все же армия — это четкая система, чем больше в ней порядка, тем слаженней и сильнее она становится. Французы в Столетнюю войну, на первом ее этапе имели огромную рыцарскую конницу, генуэзских стрелков, но не имели порядка. Вот и отхватывали периодически, но чувствительно, когда вчерашние крестьяне с луками их громили. А всего-то и нужен был порядок, управляемость и вменяемые командиры.

— Всем стой! — скомандовали впереди и я заметил, как многие ратники с облегчением вздохнули.

Немало физических и, может и в большей степени, морально-эмоциональных сил было потрачено при выходе из Киева, а после бешенная, насколько только позволял лес, скачка.

— Отдыхай! — скомандовал полусотник Никифор и сам, как только слез с коня, рухнул прямо на землю, обильно поросшую травой.

Его примеру последовали и остальные, правда уже через минут пять такой передышки воины стали обихаживать своих коней. Человек может устать, но это не повод, чтобы не смотреть за конями.

Кто-то проводил по шерстке животных чем-то, что можно назвать скребком, иные пытались поить лошадей из бурдюков, полных вовой. Причем воины не сами первыми пили, а поили коня. Без такой животинки, здоровой и сильной не стоит рассчитывать на выживание в бою, так что тут все правильно. Я и сам занялся своим конякой, пусть и собирался пересаживаться на заводного.

— Спирка? Сало есть? — выкрикнул я, заприметив дьячка. — А, если найду?

Так себе юморок, чисто для себя, но это некоторая разрядка. Вообще я просмотрел момент, нужно было Спиридона посылать вместе с Боброком. Не место тут ему. Но и сам Спирка, словно приклеился к моему десятку. Видимо, он осознал, что теперь может даже ниществовать, коли не рукоположен. Кто он? Да никто. Говорит, что кроме религии разбирается в кузнечном ремесле, но такое тщедушное создание может быть только теоретиком. А тут теория не развита, ты либо практик, либо «иди к Ящеру мальчик и не бегай у мастерской!»

— Есть сало, — почти шепотом сказал Спиридон, подойдя ко мне поближе. — Чего кричишь-то так. Нынче сбегутся все, а у меня малый шмат.

«Тиха украинская ночь, но сало все же перепрячу,» — подумал я, но не стал озвучивать очередную фразу, не понятную для других.

Какие же здесь вкусные продукты! И пусть сало чуть жевалось, было плохо просолено и несколько увяло, а шкурку можно было только проглатывать, не жуя, так как это напрасный процесс, если нет цели накачать лицевые мышцы, все равно — вкуснотища. Голод резко изменяет вкусовые приоритеты и рецепторы.

— Встаем! — прокричал Никифор, но он лишь вторил приказу, поступившему от князя.

Казалось, что лучше бы и не отдыхали, так как вставать было мучительно. Благо, сало хорошо легло в пищеварительную систему. А это, как ни крути, очень калорийный продукт, даже если и плохо приготовленный.

А после опять погоня. Из леса выбрались, он простирался севернее, мы шли по его кромке, в соответствии со следами убегающих татей. А вообще, мне не сильно понятна ситуация, когда сотня убегает от семи десятков. Это настолько мы сильнее противника, что разбойники убегают? Наверное, да, уж точно не слабее, а еще, как правило, русские ратники лучше экипированы. Да и места тут почти наши, лесные, если все-таки догоняем степняков, то такая география в плюс. Впрочем, врагу сложнее узнать о том, какой численности отряд, что их преследует. Это мы идем по стопам, а им приходится…

Что-то, на грани восприятия, кольнуло правый глаз. Я резко поднял руку вверх, что означало всем стоять. Мой десяток шел замыкающим, так что более никто, кроме десятка, знака не увидел.

— Лавр… — вот только хотел сказать «на три часа на высокой ели».

Но какие часы? Хотя, подобному научить можно и даже нужно. В бою пригодится.

— Высокая ель, под ним большой куст, — сообщил я ориентиры. — Медленно, не показывай, что мы его видим.

Лавр был в моем десятке, скорее всего, лучшим лучником, пусть у него и были конкуренты, которые не сильно уступали в мастерстве. В целом, десяток, доставшийся мне в наследство от Мирона хорош. Ребята тут все молодые лишь на три-четыре года старше моего нынешнего возраста.

А еще Лавр отличался отличным зрением, помноженным на опыт стрельбы из лука по мишеням и на охоте, выходило, что и по одному малому очертанию он мог определить врага.

— Двое. Еще один в овраге рядом, — сообщил Лавр.

— Достать сможешь? — спросил я.

— Сложно… — сказал воин, но не отказал.

Лучник стоял и к чему-то прислушивался. Расстояние было метров сто или чуть больше. Только очень опытный стрелок может на таком расстоянии рассчитывать снять наблюдателя. Ветер, его сила и направление, рассчитать натяжение лука…