Уже вступили в драку ратники Лиса, которым понадобилось двадцать секунд, чтобы изрубить всех.

— Стой, не двигайся, или она умрет! — прокричал разбойник, приставляя нож к горлу Рахиль.

— Вжух, — справа от Лиса пролетела стрела, которая ударила последнего врага в плечо и вышибая его из седла.

Хорошо стреляет из лука Волат. Но Лис был готов изрубить своего заместителя, что тот подверг опасности заложницу.

— Рахиль! Ирина! — закричал Лис, спрыгивая с коня и устремляясь к упавшей девушке.

Он развязывал ее, но одновременно разрезая платье. Наваждение, которое ранее работало только для того, чтобы парень бездействовал, сменило вектор напротивоположный. Он действовал, еще как действовал! Срывая одежду с женщины, он целовал ее, жадно, ненасытно. Вот она уже и обнажена, а он… Стянуть портки было не так сложно, но вот нависать над женщиной в кольчуге…

Вот только Рахиль не чувствовала боли от того, что брони воина кололи ее и царапали тело, которое так соскучилось от мужских ласк. Она помогала Лису, направляла ему, стараясь улучить момент, чтобы самой поцеловать сошедшего с ума парня. И…

Простонав звуки любви и наслаждения, оба любовника, вдруг, остановились, откинулись, отлипли друг от друга, и молча смотрели на проплывающие облака. Наступил момент неловкости. Их видели. Все то, что нельзя, что личное, все это могли видеть воины десятка Лиса.

«К Ящеру!» — сказал Лис, отбрасывая неловкость.

— Стань моей женой! Мне безразлично, что ты еще замужем, Горыни не жить. Будь моей! — не говорил, кричал Лис.

— Да! — со слезами отвечала Рахиль.

Она и сама не понимала чего тут больше: слез радости, или огорчения. Наверное, первое. Лис… Он не Влад, но он надежный и любит ее.

Нет, я не простил Геркулу, несмотря на то, что его вины в моем отравлении было не так много. Но и доверия уже быть не может, потому и прощаемся. Или говорим друг другу «до свидания». Он отправиться в Византийскую империю и станет там заниматься рекрутингом, наймом ромеев на службу в Братство.

Кого на службу, а кого и в наши ряды. Все, как воевода, ввожу обязательный испытательный срок в два года, с последующим жестким экзаменом. Братьев не может быть много, это элита. А вот послушников, слуг, служителей, наемных отрядов, сколько угодно. Кроме того, пока лежал и высыпался на полгода вперед, в краткие моменты между сном и… сном, я думал о реорганизации Братства. Теперь могу все, что считаю нужным вводить.

Кроме прочего, я хочу ввести такое понятие, как «друзья Братства». Это могут быть, например, бродники, или берладники, допускаю даже отдельные Орды половцев.

Ну а что касается Геркула, то, судя по всему, он узнал о том, что должно произойти и, что кубок отравлен, когда нобилиссим Никифор уже сработал. Вина Геркула в том, что он мог прокричать, предупредить, но захотел сделать так, чтобы и овцы были целы и волки сыты. То есть и я жив, и не выдать византийского купца. Почему? А он шпионил для империи.

Говорил, божился, что ничего не передавал ромеям, под колпаком которых был, но и не отказался же от шпионажа. Так что и убивать незачто, если брать еще в расчет и смягчающие обстоятельства, в виде самоотверженного служения во время войны, но и миловать никак нельзя. Потому, с двумя десятками своих воинов, остальных оставляя под моим началом, с первой же оказией Геркул отправится в империю и станет там проводить набор. Получится? Сработает хорошо? Так и посмотрим, как в дальнейшем выстраивать отношения.

Не справедливо? Ведь он спас-таки мне жизнь? Это с какой стороны посмотреть. Мог бы и не доводить до такого положения, когда я находился при смерти. А так… Скоро встретимся, уже в Константинополе. В середине-конце октября с собираюсь выдвинуться из Смоленска в сторону Царьграда. Там уже собираются ладьи со всего Верхнего Днепра, как и строятся новые. Посольство с невестой для императора должно быть величественным, чтобы показать сильную Русь.

Это будет большое посольство. Не только я поеду, но и разные чиновники Изяслава, наш митрополит, купцы. Я собирался к этому времени выгрести все возможное изВладово, все товары: бумагу, льняные ткани, воск, стеклянные изделия, чтобы расторговаться в Константинополе и привлечь к сотрудничеству итальянские города.

Не хочу я иметь дело с Венецией. Я и в прошлой жизни, читая литературу, сложил свое мнение об этом городе, а в этой реальности, только убедился в том, что венецианцы подленький народец. Не идеализирую я и Геную, Пизу, являющихся сейчас конкурентами Венеции, но иметь дело только с венецианцами, нельзя. Нужна диверсификация торговых отношений. Пусть они сами грызутся за право сотрудничать со мной.

— К тебе, воевода, гость, — смущенно сказал Ефрем, обрывая мои размышления.

— Зови! — сказал я, вставая и оправляясь.

Явно это не великий князь, тот не стал бы ожидать за дверью. Тогда кто?

Я оставался, уже как неделю, в тереме великого князя. Не сказать, что окончательно пришел в себя, некоторая слабость все еще присутствовала, однако уже завтра собирался домой, во Владово. Там еще принимать и делить земли, что достались от прежнего воеводы. Хотя самих земель и не много, но терем себе Иван Ростиславович отгрохал знатный. Там и буду жить, удобно, почти что середина всех земель, что даровал некогда Братству Юрий Долгорукий. Ах, да, за ним так и не закрепилось это прозвище, не успело.

— Я могу войти? — спросила Евдикия Изяславовна.

— Конечно, княжна, — сказал я, опешив.

Такого гостя к себе я не ожидал. Да какой она гость, она тут хозяйка, это я гощу.

— Мне нужно сказать тебе, воевода, что неразумные поступки и слова мои, это все в прошлом. Забудь и не питай надежд ни на что, что связано со мной. Кроме… — Евдокия выдохнула и решительно сказала. — Дружбу, насколько она вообще возможна между воеводой Братства и мужней женой… Верной и любящей своего мужа, как самого Исуса Христа.

— Я понял тебя, княжна, — сказал я, понимая, что этот разговор девчонке многого стоит.

В иной реальности у нас могло получиться склеить отношения, там нет всей этой сословности. Хотя… впрошлой жизни, будь она такой же девочкой, а я тем взрослым детиной, каким покинул иной мир, так и не посмотрел бы в сторону такой девчонки, по крайней мере, не увидел бы в ней женщину.

— И… — княжна прятала глаза, ей было явно тяжело говорить. — Это из-за меня. Не пристало мне просить прощения, но и нельзя не признавать своих ошибок. Я признала.

Слова девчонки звучали несколько заучено. Не обошлось тут без участия митрополита. Что ж… Стоит забыть и выкинуть из своего сердца Евдокию, благо она так и не стала там хозяйкой, а так… арендаторшей.

Пора домой, нужно собрать урожай, направить группы для освоения новых мест силы Братства. Экспансия продолжается, не время для душевных терзаний.

— Княжна, готовьтесь к отъезду! Вы представляете Русь, пусть знают наших! — стараясь как можно веселее, сказал я.

— Я им покажу! — засмеялась Евдокия. — Такие наряды нашью, что и ромейские рядом не лежали.

А вот это — правильный подход.

Я смерил взглядом Евдокию, прикидывая размеры девчонки. Будет от меня подарок русской княжне, готовой стать византийской императрицей, да такой, что и сам император восхитится.

А на следующий день, когда прошел слух, что некая племянница короля Конрада, Берта, прибывает в Галич, чтобы выйти замуж за Ивана Ростиславовича, я отбыл к себе домой. Хотя, нет… Заеду-ка я к Аепе, половецкому хану. Он объявил меня своим братом и звал, а живет в очень интересном месте, пусть и не по дороге, но недалеко, всего-то южнее Рязани. Вот и пообщаюсь с союзным кипчаком. Есть темы для разговора.

Через три недели после того, как очнулся, я отправился в путь. Конечно, не один, а с трофеями, многими покупками. А еще люди… много людей, и не только воины. К нашему каравану примыкали купцы средней руки, или же те, кто только хотел стать торговцем. Им было дорого нанимать сильную охрану, а все дороги, как сухопутные, так и речные, кишели разбойниками. Так что даже вот таким решением, как взять под свое крыло купцов и сопроводить их в другие города, я чуточку, но оживляю торговлю на Руси.