Придя условно домой, я сразу же послал за Андроником. Он сам должен был меня встречать и рассказать, как именно прошла встреча вол дворце. Впитать все слухи, домыслы, и рассказать мне. Я понимал, что многое упускаю, недопонимаю. Может быть, все сложилось так, что император вовсе перехочет жениться. Это весьма возможно. По сути же, сегодня состоялись смотрины невесты. Как бы не описывали Мануилу дочь киевского князя, сам не посмотришь, не поймешь, хороша ли она.

А эта бестия была чудо, как прелестна. Наряд, который выбрала Евдокия был одновременно и скромен, но и явно очень дорогостоящий. Порча или что это за материал, были украшены чуть заметной, не вычурной, золотой вышивкой с серебряными обводами.

Фасон одеяний невесты, походил на женскую тунику, выгодно подчеркивал изгибы женского тела, при этом умудряясь соблюсти целомудрие и большую долю недосказанности. Уверен, что в этом мире или же в ином, крайне мало мужчин, которые не отметили бы красоту девушки. А волосы… В них был заплетен жемчуг. И это, оказывается, так красиво, что глаз не отвести.

Нельзя… Вот вообще мне нельзя думать об этом… Опасно и неправильно. Может посетить дом с доступными гречанками? И завтра на первой полосе «Константинопольских ведомостей» «Порочный воевода перепробовал всех девиц в бордели». И пусть газет еще не придумали, но слухи в городе разлетаются быстрее, чем сигнал по проводам.

— Говори! — потребовал я, когда евнух Андроник, прикрепленный ко мне сопровождающий, зашел в небольшую комнату, но хорошо, что только мою, со всеми удобствами и шикарным ночным горшком.

— Тебя интересует, как все прошло? — усмехнулся евнух, а я кивнул. — Усильте охрану к девице! В городе есть разные шпионы, мало ли. Могут и германцы действовать и сельджуки. Она императору сильно приглянулась, он распорядился готовить свадьбу в течение месяца. Не слыхано!

— Что может ей угрожать? — подобрался я.

— Все знают, что император строгий, справедливый и рассудительный только тогда, когда принимает решения не под влиянием сильных чувств. Здесь же всем разумным людям уже понятно, что молодая жена может уговорить василевса на что угодно. А это очень, очень серьезно, — сказал Андроник, а я покорил себя за то, что избегал Евдокию.

Понятно, что через постель может вершиться политика. Народная мудрость гласит, что ночная кукушка всегда дневную перекукует. Может, это и не совсем правильно, но через Евдокию можно было бы продвигать идею Православного Ордена. Она же могла стать и главным меценатом Братства, по крайней мере, в империи.

— Это понятно, а что по мне, по Братству? — спросил я.

— Твои доспехи будут испытываться. Одни говорят, что они тяжелы и неловки, иные, что это новый шаг на пути становления оружейного дела. Так что не все сразу. А вот шуба, тут… Много чего в ней, ненужное, чрезмерное богатство. Мануил любит роскошь, но умеренную, — объяснял мне евнух.

Я бы применил здесь такую идиому, как «масло масленое». Но цель была в том, чтобы показать: на Руси не лыком шиты, имеют кое-что дорогое, что и другим не по карману.

— По твоим встречам… — Андроник замялся.

— Что? Говори! — потребовал я.

— Нобилиссим Никифор с тобой хочет встретиться. Очень хочет, — быстро произнеся последние слова, Андроник отшатнулся, как будто я сейчас его ударю.

Нет, не ударю. Напротив, у меня немного прошел тот гнев, что бушевал на приеме у императора. Я все еще хотел убить Никифора, но не сгоряча это сделать, а расчетливо, да так, чтобы на меня никто не подумал. И как ни ломал голову по пути из императорского дворца, я пока не придумал, что можно это сделать. Все способы убийства моего отравителя либо прямо указывают на меня, а тот же армянин Арсак предостерегал не трогать Никифора, он все поймет, либо способы мести столь сложны в исполнении, что могу не осилить без месячной подготовки к акции.

А что насчет послушать Никифора? Я и не против, о чем сказал Андронику. Мне было бы приятно, если бы Никифор оправдывался, а еще лучше, чтобы вымаливал себе жизнь. При этом, чтобы я был непреклонен, но поступил по-византийски, а именно: взял бы деньги, пообещал прощение, использовал бы Никифора, но все равно убил бы. Как эти хитрованы поступили с нашим князем Святославом чуть больше ста пятидесяти лет назад. Вот и оправдание для моей лжи и коварства.

— Геркул? Я говорил ему о тебе. Что скажешь о нем, знают ли этого человека? — спросил я. — Я так и не понял, что сделано для Братства в Византии.

Вроде бы, как представитель Братства в империи, мой подчиненный, он так и не вышел на связь. Что это означает, я не знаю. С иной стороны уже понятно, что православное Братство в Константинополе не такая уже и безызвестная организация. Мало того, я сам, когда направлялся во дворец, видел пятерку воинов-всадников, которые были в накидках с Андреевским стягом. Подражатели? Пока незнакомые мне братья? Так без моего одобрения, по крайней мере, «списком», они не в Братстве, они — никто. А параллельную структуру я терпеть не стану. Наше имя — оно только наше! Могу в противном случае и на прямой конфликт пойти.

— Геркул примкнул к синим, там же и Никифор, их же поддерживает и знакомый тебе Арсак с многочисленной армянской диаспорой. Именно синие поставили одну из своих ставок на Русь, — выдал мне политические расклады Андроник.

— Геркул синий? Абы только не голубой, — усмехнулся я, но мой юмор не был понят.

Куда там евнуху вообще задумываться о бренности сексуального бытия!

Синие и зеленые — это партии. Исторически так сложилось, что ипподром — место политических интриг и противостояний. Раньше было больше партий, но остались две. Я бы сравнил синих и зеленых, как команды в Формуле 1: Феррари и Макларен, в определенный период существования гонки. Здесь тоже покупаются лучшие лошади, усовершенствуются колесницы, четверки состязаются на ипподроме, порой, со смертельным исходом.

Но, что важнее, вся элита разделилась и относит себя либо к одной партии, либо к другой. Беспартийных не так, чтобы и много. Такая получается «двухпартийная система». Все мои знакомые византийцы — это синие, они против засилья венецианцев, как и всех других европейцев. Вроде бы за возрождение империи, хотя я пока не понял, в чем это должно проявляться. Вот и выходит, что с помощью Руси, синие надеются как-то продвинуть свою повестку.

— И еще… — опять Андроник замялся.

— Я синий, я знаю, что ты можешь повлиять на будущую императрицу, а еще твое Братство хорошо вписывается в нашу борьбу за чистоту православия и против латинян. Каждая услуга оплачивается. Послушай Никифора, он вхож к императору. Чтобы не произошло ранее, сейчас ты ему нужен, а он нужен тебе, — сказал евнух, и я отстранился, рассматривая недомужика более пристальнее.

Я подумал, что купил его? А получается, что некая политическая группировка решила меня использовать в своих целях. И Андроник оказался рядом со мной не случайно. Можно было обойтись без подарков и его подкупа. Все равно, либо в доску расшибется, но сделает все нужное, это при условии моей лояльности к синим, либо же палец об палец не ударит, возьми я сторону зеленых. Ласковое теля двух маток сосет. Вот и вопрос у меня возникает: получится ли? А еще есть такая народная мудрость: нехрен бабе было чего делать, так взяла себе поросёнка. Нужно мне было сюда ехать, чтобы в таких играх участвовать?

Да, правы те, кто говорил о Византии, как о квинтэссенции интриг и лжи. Здесь такая политическая жизнь, что Руси до нее очень далеко. Что ж… может, и у меня найдется, чем удивить ромеев!

— Гой еси, гости дорогие? — театрально ухмыляясь, спросил я.

Ответа не последовало. То ли гости не желали отвечать мне о своем житии-бытии, то ли их смущал напиток, который я протягивал испить.

— Что же вы? Это русская традиция! Ну, не могу же я начинать разговор без того, чтобы угостить своих гостей сладким медом? — продолжал я спектакль.

А это приятно, когда играешь на эмоциях людей. Вон, стоят, переглядываются, а в глазах так и играет истинный неподдельный страх. Нет в мире ни одного адекватного существа, в котором не было бы заложено инстинкта самосохранения, формирующего страх. Может быть, такие создания появлялись когда-то, сложно сказать, потому как без животного страха перед смертью безрассудное существо погибало первым, прекращая существование не только собственное, но и всего своего бесстрашного вида. Люди в схватке за жизнь победили иных представителей животного мира, люди выжили, они боятся. И страх, не только свой, но и чужой, пьянит. Как бы не прорвался изнутри меня маньячина.