— Корабль! — прокричали наблюдатели, поставленные следить за рекой.

Один? Очень странно. Враг послал бы сюда одинокую ладью только в одном случае, если не знает, что иные его корабли разгромлены или взяты в качестве приза.

— Пошла вода горячая… — ухмыльнулся я и даже облизнул пересохшие губы, когда увидел, что не мнее трех десятков ратников противника попались в ловушки.

Теперь часть мятежных воинов либо лишились коней, что так же в целом ослабляет неприятеля, либо кони лишились наездников, что еще лучше. Две волчьи ямы, глубиной до двух метров, длинной до десяти каждая, приняли своих «посетителей». А еще «сработал» чеснок.

— Сто шагов! — прокричал один из лучников и последовали команды после общего залпа, бить по готовности, причем к этому мероприятию присоединялись и лучники на вышках.

Противник разворачивал, но делал это несколько неправильно, описывая небольшую дугу. Возможно, чтобы рассмотреть наши укрепления, может даже вызывая на себя наших ратников. Нашли дураков биться с такими вояками в чистом поле без хитрости. Да их тут в три раза больше, чем мы можем выставить. Так что пусть уходят.

Еще до шести десятков всадников были выбиты из седел, или же завалились после ранения своего коня. Мятежники оставляли своих соратников, а сами, будто бы вальяжно, неспешно, направились к лагерю. Таковы реалии, ну а нам нужно ими воспользоваться. Вот лучники и били по шевелящимся, подымающимся воинам противника, которые хотели сбежать, но получалигостинцы в виде либо стрелы, либо арбалетного болта. Противник потерял порядка сотни ратников за последний час? А всего, с ночным сражением, так и все три сотни будет? А неплохо так, получается, мы воюем! А еще, по-любому санитарные потери у них больше.

— Богояра взять под стражу и доставить ко мне! — приказал я, наблюдая, как уходят вражеские воины, алагерь неприятеля начинает что-то даже слишком оживать.

— Гой еси, сын! — спросил Богояр, радостный, до безумия.

Чего радуется? Может это такая психологическая зависимость? Предавать? Он кайфует от этого?

— Все с Божиими молитвами, отец. Сразу скажу тебе, чтобы не забыть, да было уместным: спаси Христос за помощь твою. Пригодилась, — сказал я, и сразу растерял дружелюбие. — Теперь вопрос тебе: что ты задумал?

— А так не понятно? Я не могу воевать против сына своего единственного, — отвечал Богояр, но и мимика, и здравое, рациональное мышление говорило о иных подтекстах нахождения рядом со мной отца.

— Мы не сможем договориться с тобой таким образом. Говори правду! Мне придется тебя посадить в яму к Изяславу Давидовичу. Не за ним ли ты пришел? — сказал я, изучая реакцию родителя.

И все равно меня не покидало впечатление, что Богояр засланный казачок, а главная цель — это князь, томившийся у меня в зиндане. Хотелось верить в иное, но другие мотивы требовали более существенных доказательств. Ради князя убить с пару десятков воинов для хорошего спектакля уже не казалось чрезмерной платой.

— Нет, я с тобой… — сказал Богояр и замялся, размышляя, стоит ли продолжать говорить, решил, что стоит. — Не все гладко в Галиче. Ушла дружина и сам Володимирко здесь, городской люд Галича, да и Звенигорода, при поддержке Переславльских торговых гостей, подготовили бунт. Как бы не сложилось, но возвращаться обратно, в Галич, уже нельзя. Проиграет Владимирко, так ослабнет, будет без дружины. Ну а выиграет, так не пустят его обратно. Если что, так галичане мадьяр с ляхами призовут в помощь.

Очень интересная информация. Она важна уже потому, что Русь может лишиться Галича с иными городами княжества. А это ну никак не входило в планы. Сразу же начинать войну против венгров и поляков не с руки, пусть даже первые сейчас вассалы Византии, а вторые переживают период большой междоусобицы.

— И ты подумал, что можешь прийти ко мне и получить земли замест тех, что ты лишишься? Может для этого ты и присылал мне обоз с солью, дабы умилостивить. Хотел заставить почувствовать меня должником? Если так, то мой отец лучший из всех плутливых людей Руси, — усмехнулся я.

— Я могу быть полезным. Ты же не думаешь, что те двадцать телег, что я привез с собой в твои укрепления — это весь мой скарб? Нет, сын, я был готов уходить из Галича, хоть к тебе, хоть куда. И серебра, соли, тканей, всего хватит для доброй жизни. А еще, у меня есть договоренности с мятежниками Галича, я им помог, а они обещали не трогать мои соляные копи и земли, — Богояр пристально посмотрел мне в глаза. — Ты МОЙ сын. Тебе наследовать. Более жениться не желаю, я смерти ищу на поле боя, но хочу, дабы ты все знал и понимал и принял меня.

— Отец, избавь меня от этих слов, в которые я не верю, слишком многое было сделано… ты мать мою убил! — последнюю фразу я выкрикнул нарочито громко, так как понимал, что рядом, за спиной, на небольшом расстоянии, находился Алексей.

Дядя не должен был слышать весь разговор, но главное, что я осуждаю своего отца, он знать должен. А вот что именно делать с Богояром, я уже знаю. Мне нужны люди, которые могли бы продолжать экспансию Братства. Можно послать отца к черемисам, чтобы там, создав острог-базу, собирать с них дань.

Это очень даже вероятно. По сути, как я узнавал, что черемисы, будущие марийцы, давали дань булгарам, но Булгарии сейчас перекрывают наиболее перспективный путь к черемисам, по Волге и ее притокам. Нижний Новгород нужен и для этого. А через леса далеко не к каждым марийским племенам можно будет пройти. Да и придется Ручи либо заключать серьезнейший договор с Булгарией, либо готовиться с ними сражаться за Волгу и право по ней торговать с Хорезмом, как и с другими азиатскими, ближневосточными регионами.

— Ты будешь на передовой, — я сделал вид, что мне тяжело принимать решение и что мой вердикт скорее в пользу Богояра. — Докажи, что ты со мной. Много, отец, очень много, ты предавал. Так что и клятв от тебя я не жду, не ценишь ты их.

— Не забывайся! Ты мой сын и долж… — Богояр’включил' того самого «отца», которого я знаю благодаря доставшейся памяти реципиента.

— Боярин! А ты что раскричался? — перебил я отца. — Тут моя власть. И по правде я могу тебе предъявить и то, что половцам меня сдал и мать убил… молчи! Здесь я говорю!

Я поднял руку уже собираясь отдать приказ увести Богояра, а его людей взять под стражу.

— Я понял, прости, сын, — даже как-то слишком, особенно для моего отца, покорно отвечал Богояр.

— Что там с кораблем? — спросил я, не собираясь отвечать на просьбу о прощении. — Кричали, что корабль подходит к нам.

— Так то Боброк в ночи у ворога скрал, — усмехнулся Ефрем, искренне радуясь за своего удачливого друга-диверсанта.

Я еще с вечера отправил Боброка, а с ним два десятка воинов, чтобы те не только разведали о количестве войск в стане мятежников, но и по возможности, похулиганили. Что-нибудь сожгли, траву подожгли, и я видел уже, что вдали что-то дымилось. Так и подумал, что имела место диверсия.

Нужно было держать противника в напряжении и заняться охраной своих объектов, как и периметра лагеря. Такой подход помогает несколько уменьшить силы неприятеля на передовой. И пусть нам не так уж и важно, двадцать тысяч против нас, или же восемнадцать, но по капле рождается ручей, из которого возникает река.

После я расспрашивал Богояра и тот, вроде бы, говорил мне правду о враге. Да, здесь не все войско мятежников. Часть половцев, во главе с ханом Башкордом, резвилась и грабила русские неукрепленные селения в Переславльском и Киевском княжестве. А еще оставили три тысячи воинов у Переславля, эти ратники держали город в осаде. А двадцати тысяч воинов, в понимании, как я думаю, излишне самоуверенного Игоря Ольговича, хватит, чтобы одержать решительную победу над Изяславом Мстиславовичем.

— Готовься, отец, будет сеча и ты, подчиняясь мне, пойдешь со своими людьми впереди. Если такое устраивает, то оставайся, если, нет, то будешь моим пленником, — выказал я свою волю, и Богояр, после неудачной попытки прожечь меня взглядом, согласился.