— Я имею в виду… я никогда не пробовала.
Я бросил на неё странный взгляд.
— Мне казалось, ты говорила, что училась в колледже.
Студенты колледжа были самыми отъявленными наркоманами.
— Я проучилась там всего один семестр, — она говорила тихо, как будто ей было стыдно.
— Что заставило тебя бросить?
— Я не бросала, — она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Мне просто нужен был перерыв.
Поскольку я уже знал, что она не ответит, то не стал спрашивать, почему.
— Что ты изучала? — спросил я.
— Я ещё не определилась с выбором, но не будет ли это полным клише, если я скажу, что рассматриваю возможность получения медицинского образования?
— Почему это клише?
— Потому что моей специализацией будет дерматология и… — она сделала паузу и жестом указала на свое лицо, тело и витилиго, из-за которого участки её кожи потеряли пигмент.
— Ты делаешь это потому, что хочешь помогать людям, или потому, что считаешь, что это то, чем следует заниматься?
Атлас, казалось, размышляла над этим вопросом, прежде чем подняла подбородок и встретила мой взгляд.
— Хочу помогать людям. Я провела годы, чувствуя себя некомфортно из-за своей кожи. Потребовалось много времени, чтобы понять, что эта болезнь — не моя вина и я не должна её стыдиться. Я могу быть некрасивой по общепринятым стандартам, но это нормально — считать себя красивой по своим собственным меркам.
— По-моему, достаточно веская причина. И ты не должна быть слишком строга к себе. Я знаю не так уж много девочек-подростков, чья самооценка не была бы в унитазе, и кто не хотел бы облачиться в чужую кожу. Тот факт, что ты так быстро сообразила и подумала: «Пошло оно всё к черту», означает, что ты уже опередила события, — я сделал паузу, прикусив губу, чтобы сдержать свои следующие слова, прежде чем сказать «к черту». — После того, что ты мне только что рассказала, меньше всего мне хочется заставлять тебя думать, что твое стремление нуждается в подтверждении, но я должен это сказать. Я смотрю на тебя, Атлас, и всё, что я вижу — это произведение искусства. Не думаю, что ты красива, несмотря на свое состояние или благодаря ему. Ты просто прекрасна. И точка.
Я наблюдал, как на её красивом лице медленно расплывается улыбка.
— Период «Городских девчонок» (прим. — фильм)?
— Ты меня завела.
Мы разразились смехом, а затем погрузились в непринужденное молчание, которое закончилось, когда она сказала:
— Спасибо.
Я был благодарен, что успел остановиться на красный свет, прежде чем разбить свою гребаную машину из-за того, что так долго пялился на её симпатичную задницу.
— Ни хрена подобного.
Светофор загорелся зеленым, и я сосредоточился на дороге.
— Так что насчет тебя? — спросила она. — Почему ты решил стать механиком?
— Как-то само собой получилось. Я купил свой первый автомобиль на аукционе, когда мне было шестнадцать, но я не мог позволить себе многого, так что это была куча хлама, который постоянно ломался. Папа сказал, что если я хочу оставить его себе, то должен сам оплачивать ремонт. С деньгами было туго, поскольку и он, и моя мама были без работы, но на самом деле это был его способ наказать меня, потому что он не одобрял то, как я вообще достал деньги на покупку машины.
— Откуда у тебя деньги? — тихо спросила она.
— Отовсюду, — загадочно ответил я. Никогда не знаешь, кто может подслушивать. Я взглянул на неё, и, заметив моё внимание, она кивнула с пониманием, а я вернул свое внимание на дорогу. — В общем, он месяцами поносил меня за то, что я не выхожу на улицу и не становлюсь очередным стереотипом чернокожего мужчины, но я не пытался слушать, понимаешь? Люди, взглянув на меня, решили бы, что я вырос в неполной семье, что было бы не так уж и далеко от истины. Мои родители были хорошими людьми. Они любили друг друга, и меня в том числе. Просто жизнь встала на пути. Мы уже были в середине очередного экономического спада, когда ублюдки начали влетать на самолетах в здания и прочее дерьмо. Людей сокращали налево и направо после того, как страна в буквальном смысле слова получила очередной удар, и ни один из моих родителей не избежал этого. Мне только что исполнилось шестнадцать, и в моей голове я уже был настоящим мужчиной, поэтому поступил так, как и должны поступать мужчины. Сделал ход конем. Мой отец был не из тех, кто делает карьеру, но он все равно не хотел, чтобы я лишился будущего, попав в тюрьму или умер, но думаю, что это убивало и его гордость. Его сын-подросток обеспечивал его, когда он не мог, и он ни черта не мог с этим поделать. После этого он едва ли мог сказать два слова в мой адрес, и так продолжалось несколько лет, пока не случилось дерьмо с моей мамой.
Я замолчал, погрузившись в горькие воспоминания, пока мягкий голос Атлас не вернул меня в настоящее.
— Что случилось? — в её просьбе продолжить я услышал острую потребность.
Я только покачал головой, не совсем готовый к такому глубокому разговору с ней.
— Это не имеет значения. Мой папа всё ещё обижался на меня и втайне осуждал. Неважно, что я доказал, что он ошибался. Я закончил школу и не сидел в тюрьме и не попадал в неё, как он предсказывал. Да, я занимался грязными делами и с каждым днем все глубже погружался в них, но я был умнее многих. Я никогда не рисковал больше, чем было необходимо. Не пытался стать богатым или знаменитым. Я просто хотел выжить. Хотел дать своим родителям безопасность, ради которой они жертвовали всей своей жизнью. Но для отца это не имело значения. Каждый раз, когда я появлялся, у него находилось, что сказать. Мы ссорились, и мама каждый раз практически убивала себя, чтобы остановить это.
Я сглотнул, когда воспоминания о нашей последней ссоре пронеслись в моей голове с кристальной, черт возьми, четкостью, словно это случилось только вчера.
— В конце концов, мой отец решил отказаться от меня, хотя я уже съехал и сам о себе заботился. Он знал это, поэтому позвонил, чтобы сменить замки и запретить мне появляться в доме.
— Что ты сделал? — прошептала Атлас. Завуалированный ужас в её голосе подсказал мне, что она знает — ничего хорошего. Я вообще плохо отреагировал на то, что меня отвергли.
Я вздохнул и почувствовал, что колеблюсь — почти как будто впервые стыжусь своих действий.
— Я выбил эту чертову дверь, — проворчал я.
— Оуэн.
Вцепившись в руль, я заставил себя ослабить хватку и только стиснул зубы, понимая, что ещё не рассказал ей самого страшного.
— Мой отец был там, и когда он столкнулся со мной, то сказал, что мне не рады в их доме, пока я на улицах. Я ответил ему, что он может пытаться не пускать меня, но пока моя мама там, ему придется либо смириться со мной, либо убить меня.
Я услышал резкий вдох Атлас.
— Что сказал твой отец?
Прищурив глаза, я посмотрел на неё с ехидной ухмылкой.
— Ни черта он не сказал. Просто подставил мне задницу.
У Атласа вырвался придушенный звук.
— Он… что?
— Ты меня слышала, — несмотря на горько-сладкие воспоминания, я уже смеялся. — Я стоял в гостиной родителей с выпяченной грудью, как будто самый крутой, когда мой папаша принялся копаться в моем дерьме.
Это был первый раз, когда я попробовал свое собственное лекарство в схватке. Всякий раз, когда я наносил удар в одну сторону, папаша уже нападал на меня с другой стороны. Это было похоже на схватку с бешеным питбулем и торнадо одновременно. Невозможно.
— Он наносил удары, будто молотком налево и направо, а я отбивал их, но был неопытен по сравнению с тем, кем на самом деле был мой отец, и не мог сравниться с ним в четырехлетней агрессии.
Мой отец профессионально занимался боксом и был чемпионом в тяжелом весе, когда завершил свою короткую карьеру через несколько месяцев после моего рождения. Полагаю, он решил, что лучше будет наблюдать за тем, как его сын становится мужчиной, чем гоняться за титулом. Возможно, он даже надеялся, что я пойду по его стопам, ведь он научил меня всему, что знал сам.