Умар проснулся:

— Скорее, дети осла! — рабы прибавили шага, и минут через пять мы уже стояли у ворот дворца, сияющего мягким розовым светом.

— Вот мы и дома, — сказал Умар Шариф ибн Фариди. К нам навстречу уже спешили слуги в розовых одеяниях, исключительно мужского пола. Они омыли наши ноги и руки, освежили лица розовой водой, стопы опудрили сандаловым порошком, а кисти рук умастили миндальным маслом. Звучит, будто я попара в дорогущее СПА, но в реальности так чувствует себя цыплёнок, которого готовят к жарке.

Один из слуг что-то прошептал Умару.

— Что-то случилось? — поинтересовалась я.

— Нет-нет, о брат мой! — сказал Умар Шариф. — Мне просто доложили, что гости — твои родственники и слуги — утомились с дороги и легли спать. Не будем будить их до вечера. А вечером устроим пир!

— Я больше не могу есть, — со стоном произнесла я.

— Отлично! — взбодрился Умар. — Раньше сядем — раньше встанем. Пойдём сразу к сокровищнице!

Я не имела ничего против. Удастся открыть — хорошо. Не удастся — отоврусь. Главное, что друзья мои в полной безопасности. Да и мне тоже ничего не грозит, я думаю. Побесится толстячок, да и успокоится.

Дверь в сокровищницу была сделана из того же дымчатого стекла, что и городская стена.

— Топаз прекрасен, правда? — сказал Умар. — Я понимаю строителей Магриба, которые осмелились построить город внутри той кастрюли, которая появилась в пустыне тысячу лет назад. Засыпали дно песком, укрепили опоры, посадили сады… Единственное, чего я боюсь, что когда-нибудь придёт хозяин всего этого, закроет кастрюлю крышкой и унесёт домой. Вместе с Магрибом. Не знаю, как отец дотащил сюда тот кусок стены. который раньше был городскими воротами, но понимаю его — невероятная красота и абсолютная безопасность… Чего ты молчишь, Осман? Начинай?

Мне захотелось помучать Умара Шарифа:

— Память подводит… давай, попробую. Конопля!

Тишина.

— Кунжут!

Тишина.

— Корица!

Тишина. На Умара Шарифа больно было смотреть: он так потел, что худел граммов на двести за каждую мою неудачную попытку.

— Анис! Мускат! Зира! Шалфей!

Тишина. Ладно, попробую как в сказке.

— Сезам! Сим-сим!

Тишина. В смысле?

— Сим-сим!

Никакого эффекта.

— Да что такое-то?! Что за петрушка?! — возмутилась я, и тут дверь сокровищницы медленно растаяла в воздухе, открыв огромное помещение, наполненное классическими драгоценностями из сказок: золотыми монетами, украшениями, коврами и камнями, северными мехами, мешками с пряностями, конской сбруей в самоцветах, кувшинами из чистого золота, штуками тканей из Китая и Индии, бочками с маслом, вином, сушёным тутовником и хурмой, хрустальными чашами и нарядами, достойными султана султанов.

— «Петрушка», значит, — произнесла я, разглядывая сокровища. — Умар, пойдем, посмотрим.

— Секунду, о брат мой, — в эту минуту Шариф-младший выслушивал доклад старика, которого я знал под именем Карзедж. Выслушал, и улыбнулся коварно. Что там за мысли у него бродят?

— Заходи первым, брат, — сказал он. И я шагнула внутрь сокровищницы, забыв, чем такие сладкие предложения заканчиваются в сказках. Дверь захлопнулась.

— Петрушка! — крикнула я, но ничего не произошло.

— Дверью владеет тот, что закрывает, а не открывает её! — крикнул с той стороны Умар Шариф. — Я уже поменял Слово Ключа!

— Что с моими людьми? — крикнула я в ответ.

— Ты умрёшь через неделю, и вы встретитесь на том свете, Османчик, — дьявольски хохоча крикнул Умар Шариф, и больше никаких звуков оттуда не раздавалось. Я осталась в полной темноте. Воздуха сразу стало не хватать. Что этот гад сделал с моими друзьями? Несмотря на всю цивилизованность и библиотекарскую скромность, я готова была сейчас выйти и разорвать Умара Шарифа на куски голыми руками.

— Тихо, подруга, — сказала Полина-поляница, — всё не так плохо. В каждой пещере есть два выхода — парадный, через который зашла ты, и чёрный.Тебе понятна мысль?

— Понятно, — постаралась взять себя в руки я. — А что с Ягой, кийну, остальными?

Пару минут Поля молчала, потом сказала:

— Нормально. Они одурманены и спят. Умар пока не трогает их, но с закатом солнца все они будут казнены. Если хочешь их спасти — поторопись.

— Да тут же темно! Мрак кромешный!

— Отлично. В темноте свет всегда виден…

Я уже хотела ругнуться, но и вправду — увидела впереди узкий, блеклый лучик света. Неужели выход?

В детстве я понять не могла: чего это Алибаба так мучился в пещере, полной сокровищ. Ну сокровища, и что? А вы попробуйте в темноте ходить по рассыпающимся грудам золотых монет, ранить руки о зубцы корон и диадем, а если упадёте — будьте аккуратны, чтобы не рассадить щёку о здоровенный бриллиантовый булыжник. Именно в это момент я поняла разницу между алмазом и бриллиантом: если бы я упала на алмазный, не огранённый булыжник, был бы просто синяк. Но упасть мордой в бриллианты всё равно, как навернуться в магазине садовых фигурок. Каждый гном норовит выколоть тебе глаз своим колпаком, каждое фламинго готово сломать ногу, чтобы ты напоролся на металлический штырь обломка, а каменный будда, конечно, свалится тебе на голову и прикончит уже основательно. На меня падали царские мантии и душили как скаты. Скипетры больно били по пяткам, а щиты с драгоценной инкрустацией скатывались с монетных вершин как детские санки с целью отсечь металлическим острым краем голову. К тому моменту, когда я дошла до светлого пятнышка в стене, я уже озверела окончательно.

Пятнышко оказалось дырой толщиной в мужскую руку, куда моя старческая кисть пролезла без труда. На худой конец, так могла оказаться светящаяся змея какая-нибудь, и укусить меня за палец. Но нет — я вытащила сияющую неярким жёлтым светом лампу размером с крупный апельсин. Обычная лампа, только внутри стеклянной колбы росли и легонько покачивались грибы на тонких гибких ножках. Кажется, они танцевали и даже пели. Я немного сошла с ума, видимо, потому что обратилась к грибам:

— Ваши спороносные грибнейшества… — они замерли и казалось, будто грибы прислушиваются к моей речи.

— Я тут застрял как бы… Мне бы выбраться, а то могут погибнуть хорошие люди и нелюди, — решила я не раскрывать инкогнито.

— Покажите выход отсюда, очень прошу!

Грибы сплелись в клубок, будто совещались о чём-то, и вдруг вытянулись в одном направлении и засветились голубоватым ярким светом. Я вам скажу: с фонариком бродить по лабиринту из денег гораздо приятнее. По пути я прихватила приличный кинжал, саблю и узелок с монетами: монет вокруг было завались, а тряпкой кто-то заткнул горлышко кувшина — вытащить и приспособить к делу оказалось довольно просто.Тряпка в прошлом, кажется, была шалью, но тут уже не до выбора. Как ни странно, но Двойной Клинок, который всё время был у меня при себе, в рукаве, — бесследно испарился. Не иначе, украл хитроглазый Умар Шариф, который вовсе не зря братски обнимал меня, обшаривал и обхлопывал. Вот ведь гадина пустынная!

Грибы светились всё ярче и даже немного попискивали: ход, по которому мы шли, был узким, извилистым и совершенно лишённым каких-либо признаков пошлой роскоши сокровищницы. Изредка под ногой у меня что-то хрупало, но я надеялась, что это крысиные кости. И вот наконец ход уперся в тупик.

— И? — задала я вопрос грибам.

Они посовещались, засветились розовым, и настойчиво потянулись к стене тупика.

— Да нет там ничего! — возмутилась я. Грибы считали иначе. Нет, может, для вас в порядке вещей слушать голос грибов, а у меня это случилось впервые.

Честно обшарив каждый камушек, впадину и выемку проклятой стены, я бессильно опустилась на колени и уткнулась в неё лбом. Грибы светились и пели, но мне было уже не до них. Сколько я скитаюсь по этой пещере, пока Умар убивает Ягу? Час? Два? Он её, наверное закопает заживо. Кийну продаст в рабство, Сэрв успеет сбежать, но его поймают и разорвут лошадями… Картины, одна ужасней другой, стояли у меня перед глазами, перелистываясь, как страницы объемной детской книги. Вот плаха для Маарифа, а вот — удавка для Алтынбека. Путяту выкинут догнивать в канаве, а бутылку с джинном… Что?! Бутылка с джинном! Почему лисёнок не использовал её?!