Голова борца мотнулась назад, и он упал, сшибив своей тушей начавшего было подниматься костолома № 1.

— Всё, всё, стоп, брейк! — скрестил руки над головой коротышка-силач и побежал к распорядителю. Мгновенно выбежали служащие, накинули на Васю красивое шёлковое полотно и уволокли его, облепив как муравьи. Грустным голосом зазывала объявил, что несмотря на трагическое событие, победитель у нас всё-таки есть. Мы ж все понимаем — базар, такое дело. Многие заканчивают свои дни на базаре, даже не подозревая, что Чёрная Судьба именно сегодня махнёт над ними крылом.

— Награда в десять золотых присуждается деве Окане Шарэ! Надеемся, что благородная дева пожертвует один золотой на похороны великого силача Василия Великого, и ещё один — безутешной вдове, которая как раз сейчас будет выступать в память своего покойного супруга.

Я кивнула.

— Благородная дева! — похвали меня зазывала. — А сейчас на арене — гимнастка Зузу! Встречайте!

Зазывала поманил меня за собой. Я поискала глазами друзей, обнаружила только кийну, прилипшего глазами к лотку со сладостями, да Сэрва, со знанием дела раскрывающего рты лошадям. Пожала плечами и вошла под семь красного шатра.

Там уже собралась тёплая компания: бабка, чуть не в обнимку с костлявым магом, два силача, Алтынбек, какой-то неопрятный чернобородый мужик в полосатых штанах, обтягивающих круглое, как арбуз, пузо, да зазывала. Зазывала, если рассматривать его пристально, был весьма примечателен: блинный острый нос, мелкие, будто проковырянные в лице, чёрные глазки, детские короткие штанишки и такая же курточка с двумя большими белыми помпонами вместо пуговиц.

— Беру всех! — с ходу заявил полосатый мужик. — Щипать карманы можете тоже, но пятьдесят процентов — мне, за риск.

— Не возьму в толк, о чем вы, — призналась я, садясь на старый пехотный барабан, который зачем-то стоял в шатре.

— Владыка толкует о том, что желает видеть вас в цирковой труппе. Вашу колдунью, хитрого вора, мальчишку, который может собирать деньги, кентавра и, конечно, вас, благородная дева, — пояснил остроносый зазывала.

— Благородная дева, — фыркнул полосатый. — Да она же разбойница, за версту видать! Бойцов больше нет, значит, растеряла банду, скрывается в Аграбе. Хошь-не хошь, у тебя два пути: либо я тебя сдаю властям за убийство Василия Великого — а свидетелей полгорода, либо ты занимаешь его место. Бесплатно. Остальные, понятно, присоединятся за еду, кров и небольшую мзду.

— Я вот думаю, — почесал бороду полосатый, продолжая философствовать на тему моих предполагаемых преступлений, — за тобой такие грешки водятся, что царь Борух, небось, заплатит много больше, чем я выручу от твоих выступлений. Но цирковые да работники деревянной иглы всегда друг друга поддерживали, да? Вот.

— А ты наглец! — восхитилась я. — Ты так уверен, что мы пойдём с тобой?

— Абсолютно.

— Владыка Баракус никогда не ошибается! — восхищённо прошептал остроносый зазывала.

— Сегодня — ошибся, — заявила я. — Уходим! Уже смеркается, а нас ждут в другом месте.

— До встречи, благородная дева, — ласково сказал полосатый. Я фыркнула, распахнула полог, и вышла последней, пропустив всех своих спутников, которые, судя по выражению лиц, уже успели обсудить гастроли и гонорары. Особенно сокрушалась бабка, но вслух ничего сказать не осмелилась.

Я была зла: если не брать во внимание того, что нам предстоит провернуть несколько незаконных делишек, сразится с ангелом — Давиул же ангел, так? — решить вопрос настоящей Полины с её батей, который всё-таки первый богатырь на Руси, так ещё на Русь эту надо добраться! А я? А обо мне кто-то подумал хоть раз за это время? Я тут состарюсь прежде, чем предоставится случай вернуться домой. Это только в книжках главный герой сразу знает, куда ему надо идти и что делать, чтобы попасть обратно. А тут не книжка — тут дурдом!

На улице и вправду смеркалось. Толпа рассосалась по кабакам и стыдным домам, служащие сворачивали арену и убирали бортики. Где-то ржала лошадь и смеялась истерическим голосом женщина, в прямо перед шатром стоял омерзительного вида нищий, весь в парше, язвах и гнойниках. Один глаз у него был с бельмом, а лохмотья издавал такой неописуемый запах, что меня чуть не стошнило. Невдалеке стояли Сэрв с кийну: цыган пересыпал монеты из чужих кошельков в новый свой, а кийну, как полагается мальчишке на ярмарке, лизал красного, очень липкого леденцового петуха. Язык у него тоже был красный: кондитер не пожалел кошенили.

— Кучер, однако, — доходчиво разъяснил своё появление нищий. — Калмыжно намастрячили? На оксаре хлябово юхтать! Но хрутель востмарит, гундит. Похиляли.

Ой, а уже почти понятно! Нищий говорит, что на базаре хорошо заработать можно, но пора идти, нас ждут. Кажется, в этом мире у меня природная способность к языкам образовалась. Сейчас проверим:

— Эй, шаромыжник, покорыму ты хирявый такой?

— Сквожу скоробаю, чтоб хрундаки не подъюхали.

— Качуха корячится?

— Витка ботвинская.

Все, кроме Сэрва, слушали наш разговор с удивлением, а цыган переводил, мол, спрашивает поляница, почему нищий грязный такой, а он отвечает, что специально лицо скрывает, чтобы в тюрьму не попасть. Но опять же, все помалкивали и ждали приказа:

— Похиляли! — скомандовала я, поправляя перевязь с мечом, и радуясь, что не выронила его в схватке на арене, а пуще того — что не вынула из ножен. Мы растянулись редкой цепочкой, чтобы не привлекать внимания. Нищий же почти скрылся в темноте: он прилипал к стенам домов, растворялся в тенях и был тих, словно летучая мышь, когда та не орёт. Честно сказать, я ориентировалась только на едкий запах его лохмотьев, сладковато-гниющий, отвратительный донельзя, но оттого узнаваемый.

Через полчаса мы нырнули в какую-то арку полуразвалившегося дома, ещё немного попутешествовали по длинным подземным коридорам подвала, и наконец вышли в огромный, освещённый сотнями свечей пиршественный зал давно заброшенного замка. Зал был набит нищими самого отвратительного пошиба, а воняло так, словно нас забросило в центр городской помойки. Посередине зала стоял большой дубовый стол, за которым пировал примерно десяток нищих, а на столе стоял настоящий трон — позолоченный, с виньетками и пазами под драгоценные камни, которые были давно проданы и пропиты. На троне восседал человек в серых одеждах, расшитых серебряными нитями и в железной короне. На удивление, он был чисто вымыт, выбрит и даже имел некоторый шарм. Особенно для меня, и особенно в тот момент, когда он встал, и местный подлипала возгласил:

— Это король нищих и воров Аграбы! Склонитесь перед великим королём!

Человек в железной короне встал с трона, спрыгнул на пол, протянул мне руку и представился:

— Артур. Давайте без церемоний.

Теперь вы меня понимаете?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

В моём представлении короли нищих — это такие старые горбатые дядьки, от которых воняет вином, мясом, человеческими испражнениями и всякой гадостью. Они страшные, не прочь подраться, убивают всех без разбора и заправляют огромными шайками нищих, ростовщиков, скупщиков краденого и проститутками самого низкого пошиба. И они настолько богаты, что короли берут у них в долг. В моём мире нищие забились в подполье и не отсвечивают, здесь, кажется, они и есть криминалитет.

— Артур. Прямо как великого рыцаря и короля, — не удержалась я.

— А я и есть король вот этого сброда, — он широко обвёл рукой зал, набитый отребьем всякого сорта. Огромный мужик с лицом глупого ребёнка, захохотал, разбрызгивая вокруг полупережёванные куски мяса и брызги вина. В одной руке он держал, как здоровенную погремушку, коровью кость, а второй — свиной желудок, наполненный кислым вином. Почему кислым? Да от него так несло уксусом, что впору огурцы мариновать.

— А ещё, и это знает каждая собака Аграбы, я — рыцарь, изгнанный королём Альбиона на чужие берега. Причин вам знать не надобно. Это вот — тоже рыцари, которые последовали за мной, — и он показал на тех, кто пировал за столом у королевских ног.