Во время банных процедур в особом бассейне купают кандидаток и кандидатов в султанские фавориты. Их натирают маслами, одевают в кисею, красят и укладывают волосы. Султан в это время нюхает розы в окружении евнухов и выбирает самых красивых детей… Да, детей! Я чуть не поперхнулась от возмущения, но Артур пояснил: таков местный обычай. И детям всё же дают время подрасти, чтобы не превращать гарем в детский сад. В их обязанности входит, как правило, прислуживание жёнам султана, мелкие дела, вроде сбора росы с розовых лепестков и прочие побегушки. Таким образом, у нас появляется шанс проникнуть непосредственно в святая святых султана Боруха.

Надо только отмыть кийну.

Лисёнок отчаянно протестовал, но ровно до тех пор, пока не понял, что остальным досталась гораздо менее сладкая доля. Бабка должна была сыграть роль престарелой родственницы кийну, которая приходит продавать своего внучонка султану.

— Будут пинать, издеваться, и, возможно, обольют каким-нибудь мёдом или помоями — никогда не угадаешь, — предупредил Артур. — В гареме мало развлечений, а поглумиться над старой оборванкой — одно из самых любимых. Правда, потом надают объедков и сунут пару монет. Справишься, Яга?

— Да уж как-нибудь, — сквозь зубы процедила старая.

Сэрву предстояло стать банщиком-евнухом. Он на минуту вышел из комнаты, а потом появился снова. Только стал раза в три толще, волосы на голове стали реже и прикрылись чалмой, голос повысился до писка, а манеры стали невыносимо жеманными.

— Месроб-евнух к вашим услугом, — пропищал он и сложил губы куриной гузкой.

— Экая гадость! — воскликнула Баба Яга. — А без этого никак?

— Никак, — повернула я к ней простыню плана, — видишь?

— А мы, значит, должны устранить главного банщика, верно? — спросил Артур.

— Да. Напоите его, украдите, дайте ему по голове так, чтобы потерял сознание, но не умер, заприте в подвале, в общем — что угодно делайте, но он не должен появляться во дворце три дня, начиная с завтрашнего. А ещё надо пустить слух, что приехал знаменитый сирийский банщик Месроб. И пусть походит по баням, поделает волшебный массаж… Первый день все насторожатся, второй — привыкнут, на третий — полюбят. Яга, а Яга, ты можешь сварить какое-нибудь волшебное мыло? Например, от перхоти?

— Могу, чего ж не мочь? И от перхоти, и для бархатистости кожи, и для удаления волос… Султан, насколько знаю, помешан на этом: не терпит на своём теле ни малейшего волоска.

— Прекрасно! Вот Месроб и предложит султану волшебное мыло из Сирии. Угодит — возьмут во дворец банщиком. И это будет вторая удача.

— А ты что будешь делать, пока мы тут страдаем? — спросил Сэрв, принимая нормальный облик.

— Я спасу сына султана от похитителей. На следующий день после банного. Есть у султана сын?

— Да есть, конечно, — ответил Артур. — Только мальчика одного никуда не пускают, и с ним всегда три янычара, один дядька — мастер боя на мечах, да лучников штук шесть.

— А на то у нас есть Путята, — загадочно сказала я. — А ещё понадобятся крылья самого большого орла, три ведра серебряной краски, кусок серебристой вуали, несколько кузнечных мехов, пара листов бумаги и фольги и несколько твоих ребят — помоложе, посильнее и неболтливых.

— Сделаем, — пообещал король Артур. Он и сам уже здорово втянулся в наш заговор, и неоднократно признавался мне, что мой план — это вершина воровской мысли, и если бы я захотела пойти к нему советником, мы ограбили бы не только дворец Боруха, но и Гаруна-аль-Рашида, и Пещеру разбойников, и самого Царя Демонов. Звучало это красиво, но становиться бандитским капо я не планировала. Домой бы. Кофейку бы, да сериальчик типа «Скорая помощь» с Гошей Куценко…

Воры и нищие метались по базару Аграбы как угорелые: добывали нужные вещи, распускали слухи. Сэрв ушёл сразу, как мы закончили первое совещание и перевоплотился в Месроба. Яга ночь напролёт варила мыло, и к началу второго дня мыло было готово, и уехало к Сэрву, который на деньги Артура снял самые роскошные комнаты в караван-сарае. Бабка не поскупилась: медовое мыло было янтарно-прозрачным и лечило простуду. Молочное делало кожу гладкой, как шёлк, оливковое — нежной, как бархат. Апельсиновое дарило бодрость, серное — снимало лишние волосы с тела, сандаловое возбуждало страсть, угольное — исцеляло болезни кожи. И всего — восемнадцать сортов. С её бы талантами и в Москве захватить косметический рынок — проще простого. К тому же я посоветовала сделать огуречную и розовую воду, скраб и такую потрясную новинку как шампунь. Носильщики-нубийцы, тащившие всё это добро в караван-сарай, сошли с ума от волшебных запахов и умоляли дать им хотя бы по маленькому кусочку мыла вместо платы. Сэрв посмеялся, и разрезал бечёвкой кусок самого дешёвого мыла — винного. Носильщики ушли, прижимая кусочки к носам как величайшую драгоценность.

На третий день всё было готово к проведению операции «Проруха». Возникли некоторые проблемы с Алтынбеком, которому пришлось, помимо прочего, испытать на себе силу бабкиного серного мыла, но в целом прошло, простите за каламбур, гладко.

И вот наступил второй этап внедрения — баня.

Чуть только солнце выглянуло на горизонте, двери дворца султана Боруха открылись. И показалась процессия. Впереди на гнедом коне с плюмажем ехал разнаряженный начальник дворцовой стражи, а перед ним невольники мели дорогу. По бокам музыканты с длинными трубами додели во всю мочь, звенели литавры и били барабаны: так предупреждали жителей Аграбы, что надо запереться дома, а если звуки застали на улице, следует пасть ниц, закрыть головы руками и зажмуриться. Зрелище было, конечно, дикое — валяющиеся в пыли, жмурящиеся люди в полосатых халатах. Женщин не было.

За первым конём шли строем ещё восемь: всадники дворцовой стражи. За ними — ещё одна подметальная бригада, усиленная десятком детей, брызгающих на землю водой из кувшинов. До меня донёсся приторный запах розовой воды. Потом прошествовали евнухи, человек двадцать, несущие банные принадлежности, потом — невольницы с кушаньями и кувшинами с ароматными маслами. Потом снова подметальная бригада, поливальщики, и в дополнение — девушки с корзинами розовых лепестков, которые они сыпали под ноги небольшим, компактным таким слонам: для султана, его матери, валиде-ханум, и его первой жены, баш-кадын. Потом несли множество парчовых носилок с обитательницами гарема, по бокам которых гарцевали женщины-всадницы с луками. Все кони наездниц были белой масти. Паланкины носилок были разными: законные жёны ехали в носилках, вручную расшитых золотом и драгоценными камнями. Для наложниц высокого ранга носилки были парчовыми с жемчугом, для прочих — просто шёлковые. Из-за этих тканевых домиков, которые тащили рабы без языка и других, не видных частей тела, не слышалось ни звука, ни шевеления — девы спали.

После гаремных носилок шествовали служанки: их было неисчислимое множество: они несли одежду для нескольких смен — до десяти для каждой наложницы и жены, а также для себя, принадлежности для расчёсывания и умащения волос, любимые сладости и сундучки с драгоценностями. Потом маршировали повара, конюхи и прочая прислуга и, наконец, завершали процессию работники отхожих мест и мусорщики, которым придётся изрядно потрудиться.

Операция началась как следует, теперь дело зависит от Сэрва, который позавчера устроился в султанский хаммам банщиком, бабки с кийну и… до меня дело дойдёт только завтра. Сейчас надо наблюдать.

— Великий султан Борух грядёт! — высоким голоском кричал каждые пятьдесят шагов толстый чёрный невольник, метров двух ростов, с животом таким огромным, что на нём с трудом удерживался расшитый золотом передник. Пока я смотрела на шествие, скисла, как кефир на солнце. Вся эта бесконечная толпа шла не как нормальные люди, а приставным шагом: шаг, ногу приставить, пауза. И повтор.

— Три часа занимает путь от дворца султана, да благословен он будет, до хаммама. А обратно, говорят, пять часов — никогда не досматривала до конца, — раздался рядом со мной шёпот. Говорили из-за занавески окна, которое оказалось между мной и козырьком крыши, где я скрывалась.