— А Десница Судьбы?

— Это вот совсем другое дело. Она существует, и её я и сама видела. Это золотая рука, прикосновение которой полностью меняет твою жизнь и судьбу, но никогда не знаешь — к добру или к худу. Всё зависит от того, что ты чувствуешь в этот момент, и о чём думаешь. Так вот один из величайших колдунов нашего мира, Светомир, прикоснулся к этой руке, да и превратился в мышь!

— И чего? — встрял голый кийну. Умудрился задать вопрос одним мычанием и помахивая левой, не занятой, рукой.

— А ничего. Помер через полтора года в клетке у меня в горнице сидючи. Мышь — она мышь и есть.

— Так, а выглядит эта Десница Судьбы как? — не унимался Сэрв. Я пыталась вычесать песок из ушей, а Орон так и валялась в обмороке.

— Как… как десница и выглядит, рука, то есть. Была там одна девица распутная, Эль, сохла всё по Мамьюну. Он ей — раз она такая вся влюблённая и к самопожертвованию готовая — руку отрубил, а вместо нее приделал золотую. Но не учёл одного — случая. Девица первым делом этой рукой поправила причёску, жизнь её стремительно изменилась, и она от Мамьюна сбежала. Потому что, во-первых, разлюбила его, а, во-вторых, забыла кто он такой вообще. А вот рука болела, и почему она болела — она тоже помнила. Сколько уж потом раз она касалась себя и других Десницей Судьбы, никто не знает. И Мамьюн не знает. Сначала-то бы он Эль эту нашёл, да его за преступления заперли в Город Грехов этот. А теперь, спустя тысячелетия, пойди, отыщи след… Но что он искать будет и Клинок, и Руку — это точно.

— А как он их искать будет, он же заперт в городе? — встрял Алтынбек.

— Эх, морда твоя басурманская! Мы ж ему ключик принесли на блюдечке серебряном: перстень царя Соломона, что все двери открывает. Будьте уверены, Давиул уже смазал лыжи и теперь отмечает в Небесном граде своё освобождение. Сегодня ещё поотмечают, а завтра он искать помчиться. И если мы хотим Давиула, то есть, Мамьюна, злокозненного опередить, то надо торопиться… Кстати, а где это мы?

— Вовремя вопрос задала, мудрая старуха! — Алтынбек показал на сложную конструкцию из каких-то палочек (и где нашёл?!) и ремешков. — Далеко мы от Руси-матушки…

— Матушки? — фыркнула старуха. — Орда тебе матушка, батюшка!

— Одно есть. Не будем спорить, — сказал Алтынбек. — Слыхал я, что там, где мы сейчас, находится чудная земля Аравия, а в Аравии есть город Магриб. Вот примерно в трёх днях пути по пустыне мы и есть.

— Да ты с ума съехал?! — вскипела бабка. — Какие три дня? У нас воды нет, еды нет, корова, вон, до сих пор встать не может, наверное, ногу сломала. Хорошо, лошади есть, да они в таком песке по бабки тонут! Три дня! Легче сразу лечь, да помереть…

Я засмеялась. Уж больно смешно прыгала Яга вокруг сухого, невысокого, бледного Алтынбека: оказалось, что это только лицо у него загорело до черноты, да руки. А тело век не знало не только бани, но и солнца.

— Чего ржёшь, бесстыжая! Хоть прикрылась бы, поляница!

— В смысле? — спросила я. И — ой! — вернулся мой человеческий голос.

— В коромысле. Голая на песке сидишь, ежели кепки и платочка на шее не считать…

И вправду: песчаная волшебная буря, которую поднял Давиул, сдула с меня не только надежду на возвращение домой, но и медвежью шкуру. Бабка сжалилась: сняла с себя опять платье в дырку и дала мне. К счастью, дырки приходились не на стратегически важные места, и я стала выглядеть весьма пристойно. Правда, солнце жалило в прорехи, но лучше уж прорехи, чем по пустыне голышом разгуливать. Главное, что плечи и спина прикрыты.

— А где мы? — раздался слабый девичий голос. Это очнулась Орон. Сэрв даже чмокнул её в лоб от избытка чувств.

— Идём в город Магриб! — сказала Баба Яга, подавая нам знаки, мол, так и было задумано, и в Магрибе нас чуть ли не ждут.

— Хорошо, — прошептала Орон слабым голосом. Она подёргала рукава нового платья, которое ей спроворил чёрт: белого с голубыми полосками. Иллюзия, конечно, но лучше, чем ничего.

— Пить хочется… — бабка развела руками. А потом разверзлись глубины ада:

— Где мои девочки-дочки? — спросила Орон.

Мы переглянулись. И тут Орон закричала.

Мы утешали осиротевшую Орон, которая порывалась бежать туда, где, по её мнению, должен был находиться Город Грехов. Наши уверения в том, что в Городе Грехов никаких заколдованных девочек уже точно нет, не действовали.

— Девочки мои, дочки мои, — голосила Орон. — Улюль моя, Булюль моя, Хиштаки-саританур моя!

Вопли вызвали у меня какой-то флэшбек из детства, но я, помотав головой, которая уже превратилась в песчаную скульптуру, ничего так и не вспомнила. Ладно, проехали. Надо успокоить Орон, что-то придумать с Магрибом, и вообще собрать всех в кучу. На Бабу Ягу надежды было мало: она там что-то бубнила про царя Соломона и пыталась разобраться в письменах пергамента, что нам насильно всунул грешный зомби. То есть, простите, ходячий мертвец. Алтынбек занимался вычислениями, а кийну… А кийну рыл нору! Гениальный парень. Пора было брать вожжи в свои руки.

— Эй, народ, послушайте сюда! — я похлопала в ладоши, обращая внимание на то, чтобы дыры на платье при колыхании не открывали, чего не надо. — Ауу-у-у-у!

Друзья по несчастью подтянулись ко мне и уселись вокруг на песок. Даже Яга. Но та, кажется, в бессознательном состоянии, просто мышечные судороги так удачно совпали.

— Мы сейчас в пустыне, так? — начала я свою первую богатырскую речь.

— Да, да, — послушно закивали все.

— Мы должны отсюда быстро выбраться, потому что иначе мы умрём.

— Да, да, — о, и снова — полное единодушие.

— У нас корова ногу сломала, — заявил кийну.

— Очень вовремя! — ответила я. — Но сначала — дослушайте.

Тут мне пригодились все знания, когда-либо приобретённые во время чтения архивов журнала «Наука и жизнь», а также книг Луи Буссенара, Стивенсона, Жюля Верна и прочих великих путе… писателей.

— Днём жарко, а идти нам три дня. Потому идти будем ночью. А днём будем спать в норах — их на всех выроет кийну. Чёрту спать не надо: он будет сторожить нас, и поверх нор накинет волшебный полог, чтобы было прохладно и тенисто. Ты можешь ведь, Сэрв?

— Могу, хоть и будет тяжело. Придётся всю ночь держать, днём ехать не смогу.

— Ничего, привяжем тебя к Алтынбеку, он повезёт. Лошадей у нас пять, и всадников пять, так что одна лошадь свободная, а ещё одна останется, чтобы везти мясо.

— Какое мясо?

Я мигнула Алтынбеку, тот всё мигом понял: у него на штанах висел короткий кривой нож, которого Давиул, видимо, не заметил: рраз! Бедная корова, которая и так никуда бы не дошла, забилась на песке.

— А сейчас быстро все к ней: пока есть молоко, напьёмся, чтобы не умереть! И наедимся…

Наши изнеженные ровесники никогда бы не смогли пить молоко уже зарезанной коровы, направляя струю из вымени по дуге прямо в рот. Никогда они не смогли бы есть сырое мясо, отрезая его прямо от туши. И погибли бы, в полной уверенности в том, что сделали всё правильно. А грифам оставалось бы только выбирать, кого клевать первым: корову или человека. К счастью, в средневековье никто таких мучений не испытывал. Даже рыдающая Орон ела коровье мясо, ещё тёплое, и запивала его молоком. Она знала: понадобятся силы, чтобы найти малышек.

Слабонервной из всех оказалась только я: когда Алтынбек поднёс не на ладони вырезанный коровий глаз и с почтением протянул, меня стошнило. Но потом я как-то справилась с собой… ну, вам ни к чему подробности. Важно, что мы все наелись и напились, а кийну вырыл четыре норы: для меня с бабкой, для Сэрва и Орон, для себя и для Алтынбека. Дед-басурманин, обладая каким-никаким опытом в этих делах, тоже вырыл яму-колодец, глубокую и узкую, и опустил туда нарубленное мясо, завернув его в штанины своих степных… э-э-э… брюк, и оставшись в элегантных шортах. Два мешка получилось отличных. Требуху и скелет они с Сэрвом быстро оттащили куда-то за бархан, откуда сразу донёсся хищный клёкот падальщиков. Кийну замёл следы, обернувшись лисой.