— Это-то меня и тревожит. Безмозглый пацан с кучей денег на кармане и двумя красотками попадает в неизвестный город… Так обычно начинается каждый третий детектив.

— Каждый третий что?

— Неважно. Доедем до Магриба, я обязательно их отыщу.

— Безусловно, о достойнейшая!

Джинн, немного сгустившись, поклонился мне, а потом вытолкнул из синего тумана кийну, увлечённо облизывавшего рожок с мороженым — целых три шарика! — и концентрировался полностью. Видели ли вы таких бочкообразных дядек, с руками-окороками, покрытых седой шерстью на груди? Они обычно лесорубы, бармены в пивных или мясники. Вот таким выглядел и наш джинн. Лет ему, навскидку, было семьдесят, если не принимать на веру заявления про три тысячелетия. Бодрый такой дедок, на которого с ревностью посматривал Алтынбек и с интересом — Баба Яга.

— Яга, ты поаккуратнее. Мы всё же не в романтическое путешествие едем. У нас список задач — как у двоечника зачётка, и с каждым днём — всё длиннее…

Бабка фыркнула:

— Разберусь как-нибудь. Ты тоже не образец морали, поляница. Лошадь у Поповича украла.

— Не того Поповича!

— А есть разница? Где теперь эта лошадь? Никто не знает. Трёх детишек проворонила, девку замуж продала, мужика какого-то приволокла… Нет, Илья бы не одобрил такого поведения своей дочери. Не зря он тебя зарубить пытался, видно, предчувствовал что…

Бабка перегнула палку. В глазах у меня заплясали кровавые пятна, я, за неимением меча, подняла с земли тяжёлый камень, чтобы пришибить надоедливую старуху с ядовитым языком — и тут подумала, что делаю глупость. Ведь у меня за пазухой — Двойной Клинок, который гарантированно завалит и Бабу Ягу, и Кощея Бессмертного, и Змея Горыныча. Ага! Но тут меня подвели собственные руки — видно, все страдания и приключения отняли у меня последние силы. Вместо того, чтобы размозжить Яге голову или просто кинуть камень на землю, чтобы достать Клинок, я уронила камень себе на голову.

Не знаю, сколько в нём было килограммов — наверное, с десяток. По уму, я должна была бы сломать себе шею, или вышибить мозги, но не случилось ни того, ни другого. Богатырская генетика сработала и в этот раз: я просто потеряла сознание.

— И какого рожна ты взбесилась? — разбудил меня язвительный голос над ухом. По ощущениям, я ехала куда-то в тряской телеге.: голова болела, всё тело ломило, руки и ноги отнялись, как после большой пьянки. И глаза открывать тоже не хотелось.

— Так ты мне ответишь, или нет? — продолжал занудствовать голос.

— Отстань, бабка, — сказала я. Или не сказала, потому что губы у меня тоже, вроде как, не шевелились. Да и ладно.

— Я не бабка.

— А кто, дедка?

— Я поляница, дочь Ильи Муромца. Это в моём теле ты сейчас сидишь и калечишь его почём зря.

— А-а, психологическая травма… Чувство вины. Разговариваю, значит, сама с собой.

— Да с какой собой! — вспылил голос. — Говорю же тебе — я Полина-поляница! Мы с тобой уже говорили: помнишь, когда я тебе подсказала в избе Бабы Яги, где меч взять? Это я. И когда ты в медвежьей шкуре обреталась — тоже помогала. И все те случаи, когда ты думала, что в тебе говорит голос разума, — это была я.

— Почему это?

— Да потому что у тебя самой мозгов нет! — поляница расхохоталась так, что у меня голова затрещала.

— Я вообще-то библиотекарь, и знаю побольше твоего! — мне стало обидно, что какая-то деревенская девчонка из средневековья, ещё и мёртвая, меня поучает.

— Да ну? А как коня оседлать знаешь? Нет, это я твоими руками вожу. Ездить верхами, может, умеешь? Нет. Мечом владеть… ну ладно, тут у тебя рука набита, это видно. Ни траву целебную найти, ни похлёбку сварить, ни костёр развести, ни из лука стрелять… Библиотекарь. Да ты с голоду помрёшь, или тебя зайцы в лесу насмерть загрызут умную такую!

— Знания ещё никому не мешали!

— Так то знания, а то ерунда какая-то. Я у тебя в памяти порылась: что такое «сельдерейный смузи с киви и мятой» хотела узнать. Узнала, и даже картинки увидела и вкус почувствовала, он у тебя в памяти остался. Как только не стошнило?! И так во всём. Ты вот книгу читала «Пятьдесят оттенков серого», помнишь сюжет?

— Смутно, — ответила я, потому что книга-то средняя, нудная и оторванная от реальности больше, чем любой томик серии «Шотландская принцесса в объятьях пирата».

— Ага, смутно! Твоя память хранит все страницы этой книги, каждую строчку и запятую. Я аж вспотела, пока читала, — голос поляницы был одновременно смущённым и возмущённым.

— Не надо было и читать, чего мучилась? — нестерпимо зачесался левый бок, мне захотелось перевернуться, но конечности не случались по-прежнему, и глаза не открывались.

— Соседка, — обратилась я к своей тёзке, — раз уж мы с тобой в одном теле, и я, кажется, заработала себе паралич, может, ты мне ответишь на несколько вопросов?

— Могу и ответить, с готовностью согласилась Полина-поляница. — Только насчёт паралича ты ошибаешься. Понимаю, что ты имеешь в виду: отец мой, Илья, был в таком состоянии — расслабленный называется — тридцать лет и три года, три месяца да три дня. Мне ли не знать? Все уши прожужжал. У тебя не то совсем.

— А что? — испугалась я. — Я в коме? И в своём мире в коме, и в твоём? Выбила двойное комбо, называется…

— Нет, и не кома. Просто когда ты камень-то подняла в помрачении рассудка, тебя Путята сзади по голове суком древесным, апельсиновым, ударил. Чтобы себя не поранила, да и никого больше. Ты камень-то сронила, и сана упала как подкошенная. Бабка тебя сразу зельем каким-то напоила, чтобы, значит, ты себя недвижимо вела, как бревно. А Сэрв морок навёл, так что едет сейчас вместо тебя в телеге гроб с телом старичка одного, который от лихоманки да трясучки как бы помер. Или от огнёвки, но всё равно заразно и близко никто не подойдёт. Остальные играют роль твоих убитых горем родственников.

— А куда мы едем-то?

— Как, «куда»? С того момента, как кони вас бросили, и чтобы султанская стража маридов вас не догнала, вы как возможно быстро направляетесь в город колдунов Магриб. Всадников Боруха на время задержит река, но он вот-вот узнает, что был украден Двойной Клинок, и пошлёт за вами других охотников — львов пустыни, сарацинов, возглавляемых самым жестоким из них — Макрухом.

— Погоди, но сарацины же это просто кочевники, бедуины….

— Пусть бедуины. Но им нет равных в выслеживании беглецов. Макрух может увидеть след змеи, проползшей по песку три часа назад, определить её пол, возраст и размер. У него глаз сокола и лапа тигра. Поэтому попадаться Макруху вы не должны ни в коем случае. Последнему беглецу, укравшему всего-навсего динар из сокровищницы султана, Макрух сделал браслеты и воротник из его собственной кожи…

— Макруха?

— Я сказала «своей»? Я сказала — «его». Из кожи беглеца.

— Это как?

— Тебе лучше не знать.

— Хорошо, оставим в покое вопросы таксидермии. Что за трясучка и лихоманка, которыми я, якобы, болею?

— Обычные болезни такие… — Полине-полянице явно не нравился этот разговор, но у меня было преимущество: как ни крути, а Ильинична сидела в той же голове, что и моё сознание, но при этом телом-то управляла я! Да, это было по факту её тело, но я же не просилась порулить этой тачкой типа «УАЗ-буханка».

— Так расскажи!

— Ну что… Сначала у человека открывается лютый понос. Потом ссыхается кожа, нутро, не хватает воды даже на слёзы, а кровь становится густой и вязкой как малиновое варенье. Мясо начинает рваться само по себе…

— Какое мясо?

— Ну «мышцы» по-твоему… Просто сами по себе рвутся мышцы по всему телу, и это очень больно. Пара-тройка часов, и человек становится трупом, наподобие этого вашего Путяты.

— А что, Путята умер от лихоманки? — с испугом спросила я, представив, что всё это время мы таскали с собой носителя холерного вибриона.

— Да нет! — рассмеялась поляница, и махнула бы рукой, но рук у неё сейчас и не было. — Его копьём сзади проткнули. Лучший друг, Васята. Только Путята об этом даже не подозревает. И мечтает вернуться домой к жене, да только тот же Васята на ней женился, силком почти: вдову уговорили замуж за новой выйти — мать, да три сестры-нахлебницы. Васята, чай, богат, а эти любят вкусно есть, да сладко пить…