— Как твоё имя, храбрец?

— Это принц Дауд ибн Джамиль, — залебезил всё ещё стоящий на коленях евнух.

— Так… Я — султан Борух. И вечный твой должник, юноша, — султан послюнил палец и стёр что-то с моей щеки. Если это была забота и ласка — то лучше не надо. Мне показалось, что слюна Боруха сейчас проест мне щёку до дырки. И тут султан увидел, что я вся в крови:

— Да тебя ранили! Лекаря сюда!

— Не надо, Ваше Султанчество… Повелитель! Я лучше пойду к своему шатру, который разбил за пределами города, и там исцелюсь милостью Аллаха.

— Как пожелаешь, — неожиданно легко согласился султан. Он положил мне руку на плечо и сказал:

— После фаджа, на рассвете, приезжай во дворец. Ты будешь вознаграждён по достоинству, и в твою честь будет устроен пир. И это — не приглашение. А вот это — пропуск.

Султан сдёрнул с пальца серебряный перстень с огромным изумрудом и надел мне на мизинец правой руки. А потом — удалился.

— А что это? — спросила я в спину султана, но тот даже не показал виду, что услышал. Он просто шествовал, не обращая внимания ни на лежащих ниц женщин, ни на стражников, которым была уготована печальная участь, ни на рабов, спешно приводящих в порядок сад. Он даже на Баязида не посмотрел -ушёл.

— Так что это? — я легонько пнула носком сапога евнуха, всё так же подметавшего полами кафтана землю. Глаза у него были круглые, как блюдца.

— Не скажет ли господин, есть ли гравировка на перстне? — спросил евнух шёпотом.

— Ну есть, — я посмотрела на кольцо. — Да, есть.

— Если я, недостойный, не ошибаюсь, это означает, что только что великий султан Борух, Повелитель и Властитель Аграбы, усыновил тебя, о принц Дауд ибн Джамиль. А поскольку ты старше его сына Баязида, то и право наследования тоже переходит к тебе.

Этого ещё не хватало!

— Мужик, слышь, ты не ошибаешься?

— Не могу сказать вернее, это лишь моё мнение, а зовут меня Фатх. Наверняка знает только Всемилостивейший и Милосердный…

— Хватит устраивать тут цирк, — сказала я, и опустилась на колени рядом с евнухом, делая вид, что помогая ему подняться. — Скажи толком.

— Султан не простит тебя за то, что ты видел его гарем и спас сына. Он никогда не сможет тебе отплатить, — сказал нежный и звонкий голос надо мной. — На пиру тебя провозгласят сыном и наследником, а потом — отравят.

Невольница-нубийка с жалостью смотрела на меня:

— Если у тебя есть неоконченные дела, лучше заверши их до рассвета. А лучше беги из города.

— Молчи, злокозненная! — вспылил евнух.

— Послушай меня, принц. Беги, — повторила нубийка и понесла Баязида его матери, издававшей крики испуганного павлина.

Много хорошо — тоже плохо. Однако нельзя не идти: во дворце застряли мои друзья, и надо их выручать. Не говоря уже о том, что мы — в полушаге от Десницы Судьбы.

— Женщины! Кто слушает их — вконец потерял ум, — сказала я с презрением, и помогла подняться евнуху. Тот смотрел на меня с жалостью и некоторым злорадством.

— Ты воистину мудр, принц, — сказал он.

— Держись меня, Фатх, не пропадёшь. Просто поверь.

Змеиная улыбка искривила губы евнуха, поднаторевшего в дворцовых интригах: с его точки зрения, я был ягнёнком, обречённым стать шашлыком. Ну что ж, посмотрим.

Завернувшись в плащ, я пошла к выходу из Аграбы, и меня никто не задерживал. Арабский жеребец донёс меня до развалин, когда солнце не достигло и полудня. Там меня уже ждали.

Но совсем не те, кого ожидала увидеть я.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

— Султан определённо что-то заподозрил, — недовольно сказал король воров, отпивая вина из кубка. Мне он не предложил.

— Он тебя убьёт, и вся кампания просто развалится на куски. А деньги? Кто даст мне деньги на то, чтобы содержать эту банду безмозглых нахлебников и попрошаек? — с грустью продолжил Артур, явно намекая, что я должна сейчас покаяться в том, что составила идиотский план, на который выманила денег и людей у самого короля воров, облапошила уважаемых людей и поставила под угрозу само гнездо. Ведь если султан начнёт пытать, скажем, Сэрва — он молчать не будет. Выложит всё, что знает, и ещё сверху приврёт.

— Отдай хотя бы перстень. Я его продам, и возмещу часть ущерба, — Артур алчно смотрел на изумруд в серебряной оправе, который еле держался у меня на мизинце. Как ни крути, а пальцы у султана были явно потолще.

— Зря так волнуешься, — сказала я. — Перстень я тебе не отдам, поскольку он — пропуск к золотой руке, которая даст тебе финансовую свободу. Скажи честно, король, ты же хочешь все деньги заграбастать себе, бросить свою шайку, сбежать в другое государство и там стать честным торговцем или, например, учителем танцев?

— Тихо ты! — Артур зажал мне рот. — Если бы ты не была мне нужна, уже давно получила бы кинжал в сердце. Да. Да. Именно так я и хочу сделать, но если ты кому скажешь — убью, и никто не узнает, где и как. Твоё дело было маленькое: украсть руку, принести мне и взять на себя всю тяжесть обвинения.

— Вор у вора дубинку украл, — усмехнулась я, отдирая липкую ладонь Артура от лица. — Всё, так уже не будет. Да и мне деньги нужны не меньше, чем тебе. Может, обнести султанскую казну, и этого хватит? Там же больше сокровищ, чем тебе нужно.

— Их надо сбыть! И если тебя поймают хотя бы с колечком из султанской сокровищницы, умирать будешь долго и болезненно. А на руку уже есть покупатель, он же — заказчик. Ты всё испортила, тебе и исправлять. Если султан тебя казнит, а скорее — отравит, то я плакать не буду, — Артур был раздражён до предела: такой надёжный, как швейцарские часы, план сорвался. И почему? Потому что он доверился чужеземцам. А почему он доверился чужеземцам? Потому что их привели крысюки. Верить крысам — себя не уважать…

Такие примерно мысли проносились в голове короля Артура, и я читала их на его лбу, как неоновую строчку в витрине магазина.

— Перестань нервничать, о король, — я встала, похлопала Артура по плечу и самостоятельно нацедила себе вина из хрустального бочонка. — Всё идёт как надо. Почти. И не забывай, я всё же дочь Ильи Муромца, половина батюшкиной силы во мне точно есть. Разнесу я всю деревню до последнего венца… — я сделала глоток.

— А дальше?

— … не пой, сын, военных песен, не расстраивай отца. В смысле, не гунди, ваше величество. Давай лучше поразмыслим, какие варианты могут быть. Позовём твоих пленников?

— На кой-нам три султанские бабы и пацан, у которого материнское молоко на губах ещё не обсохло?

— Не торопись, ваше величество. Одна из «баб» жила во дворце довольно долго, пацан — быстр, ловок и смекалист, одна из девиц владеет оружием, а та, что постарше — поумнее тебя будет.

Артур фыркнул. Сама мысль о женщине, умнее него, короля воров бесила. Хотя я бы на его месте присмотрелась: кажется, только ленивый не мог надурить Артура, при всем его пафосе и надменности. А, может, именно благодаря им. Его величество думал недолго: высунулся в залу, щёлкнул пальцами, и в комнату впихнули последовательно: Алладина, Ануш, Фатиму и Будур. Будур щеголяла отсутствием чадры и фингалом под глазом.

— Кто это её так? — ощетинилась я.

— Кого это ОНА так, — поправил король воров. — Двоих так приложила, что до сих пор с опухшими мордами ходят.

А после Будур в комнатку впихнули ещё одну личность, которую я не опознала. Здоровенный мужик синего цвета и зверообразной наружности.

— Это не мой! — заранее открестилась я.

— Ясно дело, не твой, — весело подтвердил Артур. — Это джинн. Только лишённый всех своих сил. Видишь ли, гули, которых ты покромсала в развалинах, — его какие-то дальние родственники. Вот он и прилетел осведомиться об их здоровье. А твоя подружка Фатима заманила его в кувшин и запечатала пробкой с печатью царя Соломона. Бог весть, откуда у неё такая редкость.

— А потом — выпустила, — добавила Ануш. Ей было жуть, как весело.

— Да, о принц Дауд ибн Джамиль, всё так и было, как говорят эти достойные женщины, — влез Алладин, а у Артура округлились глаза. «Принц?!» — прошептал он одними губами.