— Только мне теперь служить двести лет, — мрачно сказал джинн. — Сам дурак.

— Такого курса освобождения джиннов я ещё не видела… не видел, — сказала я, подмигивая Артуру, чтобы тот не проговорился ненароком. — Обычно одно желание, или там — три. Но не двести лет!

— Госпожа умеет торговаться, — всё так же мрачно проговорил джинн, кланяясь Фатиме.

— Она поджаривала кувшин на костре! — хихикая, проговорила мне на ушко Ануш. — Когда запахло шашлыком, джинн согласился.

— А что будет, когда пройдёт двести лет? — осторожно спросила я.

— О, принц, тогда джинн начнёт мстить. Но меня, к счастью, уже не будет в живых, — спокойно ответила Фатима. — Это будут уже не мои проблемы.

Голова у меня пошла кругом. Кажется, это мой дар — притягивать всяких странных людей, и он мне не нравится. В любом месте этого мира я начинаю обрастать спутниками, и чуть только стряхиваю часть из них, как ко мне тут же липнут сумасшедшие, беглецы, отщепенцы и криминалитет. Я отозвала Артура в сторону:

— Слушай, ваше величество, ты хочешь эту руку?

— Само собой.

— Тогда запри их всех тут, я возьму с собой только Алладина. Ну, парня с мерзкими усишками. Не позволяй никому покидать эту комнату. И не говори, что я девушка. И пусть твои сюда не суются, а то обязательно кто-нибудь проговорится.

— У них есть джинн, и они могут выбраться куда хотят в любую минуту. Просто пока не догадались. И он им подсказывать не горит желанием. Без толку запирать!

Меня осенило. Я схватила свечку, накапала на пол, каждую стену и даже потолок, благо он был низкий.

— Видишь, что это? — я повертела перстнем с изумрудом перед глазами Артура.

— Вижу. Сунна.

— Именно! На серебре — гравировка: имя пророка Муххамеда и имя царя Соломона, да будь благословенны их имена.

И я приложила перстень к воску. Он моментально застыл, стал будто бы металлическим, и если бы я попыталась ковырять его кинжалом, только кинжал бы попортила.

— Тут сидите, и никуда — ни ногой! — приказала я, выпихнула из комнаты Алладина и Артура, залила замочную скважину воском и снова запечатала перстнем.

— Готово дело! Осталось только поставить человеческую охрану, а со сверхъестественным я справила… справился.

— О, могучий принц! Сколь велика твоя мудрость! — рассыпался в цветистых похвалах Алладин, а Артур сдерживался из последних сил, чтобы не рассмеяться.

— Смеркается, — не стала я лезть на рожон, — пора ехать. Будешь тем, кто ты и есть — моим оруженосцем.

Алладин просиял, и мы выехали во дворец султана Боруха, лишь наспех почистившись и взяв очень хороших лошадей из воровской конюшни, выгодно обменяв и с доплатой на ворованных арабских скакунов.

Солнце упало за горизонт, как фальшивая монета в ведро с водой: быстро и тихо. Мы с Алладином, который для такого случая наконец-то умылся и переоделся в чистое, подъехали ко дворцу султана.

— Кто едет? — заорал стражник не протокольно, а от души. Видимо, уже успели казнить лучников-ротозеев, и у остальных повысилась мотивация. Я пихнула в бок Алладина, который раззявил рот на факелы, горящие в глубине дворца.

— Великий и могущественный принц Библиарии Дауд ибн Джамиль! — заорал Алладин. Хорошо, что не «Гудвин, Великий и Ужасный». Хотя надо было похохмить, и назваться Гудвином. Но всё равно бы не оценили: что Фрэнк Баум, что Александр Волков ещё не родились, и не факт, что вообще появятся в этом чокнутом мире.

— По какому делу и зачем? — заорал ещё громче стражник. «Здесь все орут, — подумалось мне, — хотя на слух никто ещё не жаловался».

— По личному приглашению султана Боруха, — надменно ответила я и выставила вперед правую руку с надетым на мизинец перстнем.

— О-о! — задохнулся от восторга стражник. — Вас давно уже ожидают, высокородный принц!

И бухнулся на колени. Алладин тайком плюнул ему на спину, и я в очередной раз подивилась, как сильно отличается Алладин из сказки от настоящего. Этот был натуральным гопником, бабником и трусом. И что в нём нашла Будур?

Мы въехали в дворцовые ворота, которые были… одни. Я этот момент отметила ещё в саду. Одна стена, одни ворота. Чудовищное пренебрежение безопасностью. На стене густо торчали лучники, их силуэты выглядели мишенями на фоне неба, поскольку свет от дворца превращал их в тёмные статуи и контурной подсветкой. Внутри к нам тут же подбежали рабы — белые, чёрные и жёлтые, в одних набедренных повязках. Одни встали как живые скамейки нам под ноги, другие — помогли спешиться, третьи — увели коней купаться и ужинать. А нас взяли под охрану четыре янычара с копьями и саблями, а рядом семенил евнух, забегая то справа, то слева:

— Какие прекрасные юноши посетили дворец нашего Повелителя! — щебетал он, глядя масляными глазками то на меня, то на Алладина. Не знаю, что он там себе надумал, но пока мы шли, я видела, как он тайком погладил руку моего оруженосца — раза три. Тот, как человек Востока, сообразил — возмущаться бесполезно, надо дипломатично соскользнуть с темы. Но долго раздумывать нам не пришлось: драгоман довёл нас до входа в сам дворец и растворился в темноте, огорчённо вздыхая. Остались снаружи и стражники, зато внутри нас встретили два зверообразных эфиопа в фесках и золотых шароварах, которые носили сабли без ножен прямо за кушаками. Коснись чего, и нам отчикают голову за секунду. Вместо евнуха дорогу в дворцовом лабиринте нам показывал теперь высокий худой старик в синем халате, из-под которого торчал зелёный халат, следующий был красный, и, кажется, белый. Чалма у старика была высоченная и белая, с спереди скреплялась каким-то подобием печати. Бороду он отрастил длинную, не меньше метра, но была она узкая, тонкая и полупрозрачная.

Старик показывал рукой на достопримечательности дворца и что-то рассказывал дребезжащим тенором, а мы с Алладином вертели головами как сойки:

— Здесь великий султан Борух повесил оправленные в золото черепа своих врагов — более сотни! На противоположной стене — великолепный гобелен с жизнеописанием великого султана Боруха. Если вы обратите внимание на потолок, то увидите, что в него вправлено неисчислимое количество несверленных жемчужин, символизирующих прекрасных гурий, ожидающих нашего Повелителя в Раю.

Алладин фыркнул, но сделал вид, что закашлялся. Я внимала.

— Здесь мы видим поставцы с расписанным Кораном — более двадцати, над которыми великий султан трудился в минуты духовного совершенствования. Немного далее — под охраной двух стражников, чьи матери были совращены маридами…

— Что? — невежливо перебила я старца.

— О пытливый юноша! — сверкнула глазами старик, который порвал бы меня в клочья за то, что я перебила его речь. — О жаждущий знания! Внемли же: эти недостойные дети земных женщин и проклятых ифритов, изгнанных из Рая огненных духов, очень свирепы и жестоки. Они не могут, как их отцы, принимать облик крохотного жука или огромного слона, но зато не боятся огня. Эти нечистые приняли ислам, и теперь служат Повелителю, отвергая просьбы и мольбы гнусных муртадов.

— А о чем просят и молят эти самые муртады? — я что-то там припоминала в этот момент про вероотступников, вроде колдунов из Магриба, но мысли были смутные. Да и золото дворца меня слепило. Сквозь резные решётки слоновой кости в окна лился одуряющий запах роз — очень, очень сильный, будто весь дворец облили розовой водой. К нему примешивался запах бараньего плова, дыма и почему-то отхожего места.

— Муртады! — вспылил старец, уже мечтающий меня придушить: мы уже прошли по дворцу километр, а шума пира даже не было слышно. Дед просто устал и мечтал добраться побыстрее. Потомки маридов и эфиопы-охранники ненавидели друг друга молча и яростно.

— Муртады! Муртады хотят выкрасть вот это! — старик показал на странный кинжал с двумя лезвиями. Одно — чёрное, будто из обсидиана. Второе — дамасская сталь. Ручка из кости, неизвестно, чьей. В целом — просто большущая вилка.

— Это, да будет тебе известно, о принц, ступающий по розам и лилиям моей души, что этот клинок может убивать и смертных, и бессмертных. Его боятся ифриты Мумин, Хадаг и Фалаим, сильнейшие в войске Кафира аль-Аджды, Иблиса, тысячекратно проклятого! Вот, что это за клинок.