— Я поеду с тобой, принц Дауд ибн Джамиль, и буду твоим спутником и оруженосцем! — пафосно возгласил Алладин. Здесь вообще, похоже не принято спрашивать людей, чего они хотят. Замуж или жениться — как родители скажут, жить или умереть — как султан скажет, спутники вон, без спросу навязываются. То ли они время берегут, то ли договариваться не умеют. Скорее — второе.

— Ладно, — сказала я, думая, что надо будет потерять Алладина в развалинах и тихо свалить в закат без прицепа, — давай, помолчим, чтобы нас не услышали гули.

И вовремя: в разрушенную молельную залу вошли три фигуры. Маленькая и круглая, высокая и плечистая, и третья — тоненькая, как тростиночка. Все они выглядели жутко. Вокруг фигур развевались белые шёлковые обрывки, вместо лиц были оскалившиеся черепа, а, войдя, трое гулей принялись размахивать руками и завывать. В целом, было очень похоже на сцену из мультфильма про Карлсона, где тот гонял грабителей Валле и Рулле, переодевшись призраком. Я обернулась, чтобы поделиться весельем с Алладином, но увидела, что храбрый воин Аграбы лежит в обмороке.

— Нормально, — подумала я. — И этот смельчак напрашивался ко мне в охранники?

Впрочем, было дело, читала я истории, как негры-людоеды, рвавшие врагов в бою на куски зубами, умирали, если при них разламывали табличку с написанным на ней именем воина. Вот так вот. Чуринга они назывались, да. И тут случилось то же самое: Алладин может сразиться с человеком, но бессилен против сверхъестественного. Братьев Винчестеров из нас не получится.

Тем временем тоненькая гуль проныла:

— У меня голова болит от этого черепа! Можно я сниму, тётя Фатима?

— Ах, Ануш, ты нас всех погубишь! Ну ладно, здесь никого нет, а если был — он уже убежал. Давайте снимем.

И гули превратились в трёх давешних девиц, отдувающихся после таскания на голове шлемов из костей. Ануш, как я поняла, была гаремной беглянкой. Фатима приходилась тёткой ей и второй девице, имени которой пока никто не назвал. И если их поймают, то непременно казнят — это я тоже поняла. Здесь вообще любят казнить за любую вину.

— Что будем делать? — спросила третья девица.

— Пока не знаю, — ответила Фатима, которая хоть и называлась «тёткой», на самом деле вряд ли была старше матери Алладина. Она единственная занималась делом: разводила костёр, насаживала на металлические прутики мелких птичек, вроде воробьёв, резала фрукты. Две цацы сидели на разных камнях, максимально далеко друг от друга, что было мне на руку. Я подкралась к той, второй, без имени, и приставила ей к горлу нож:

— Все тихо сидят! — девы замерли. Я вкратце описала ситуацию, приврав только, что мы с Алладином тут вдвоём, да не рассказала о деталях спецоперации во дворце Боруха. Фатима быстро схватила суть:

— Хочешь, чтобы Ануш рассказала тебе о порядках в доме султана, о презренный?!

Я так-то уже привыкла к местной манере гнуть пальцы, но крайне невовремя встрял очнувшийся Алладин:

— Склони голову перед высокородным и блистательным принцем семи морей Даудом ибн Джамалем!

Господи, какие семь морей, что он несёт?! Но тут я поняла, что парень чётко представляет ситуацию. Фатима начала говорить медленно и вежливо, безымянная девушка перестала вырываться, а Ануш посмотрела на меня с таким откровенным любопытством, что мне стало неловко за своё притворство.

— Вы хотите бежать из Аграбы, но куда? — логичный вопрос.

— В Киммерию, — ответила Фатима, — в край холодных рек и ветров, но там точно никто не будет нас искать.

— Слушайте, дамы, если вы поможете нам проникнуть во дворец Боруха и там отыскать одну вещицу, вы можете поехать с нами в… Багдад. А если не хотите, я дам вам денег, вы наймёте охрану и сможете уехать в Киммерию.

Прежде, чем Фатима успеха чихнуть, Ануш сказала:

— Я согласна! — и посмотрела на меня влюблёнными глазами. С другой стороны костра стоял и влюблёнными глазами смотрел на девушку, которую я забыла отпустить, Алладин.

— Как зовут тебя, о пери?! — хриплым голосом сказал он.

— Кого? — удивилась Фатима.

— Её, пери, — уточнил Алладин.

— Моё имя — Будур, — сказала девица, выбираясь из моей хватки. — А ты-то сам кто?

Надо сказать, что Аграба — город сравнительно маленький, и потому выяснилось, что через сваху Хануму, которая приходится Марьям, матери Алладина, троюродной сестрой, а Фатиме — внучатой племянницей, все они как бы родственники. Алладин мигом стал называть Фатиму «тётушкой», а Будур и Ануш — «сестричками». Хотя его пламенные взгляды, обращённые к «сестре Будур» могли бы растопить гранит. Он сразу загорелся идеей поехать в Киммерию, но сказал, что ему сначала надо меня кое-куда сопроводить, а потом он будет свободен от данного слова, и посвятит всю жизнь своим новоприобретенным родственницам. Мне захотелось освободить его от слова немедленно! Трепач. В душе я уже сочувствовала магрибскому колдуну, которому придётся иметь дело с этим болтуном и вруном. Понятно, почему он захотел замуровать его в пещере навсегда.

Тем временем, ночь вступила в свои права, и стало холодно. Мы жались к костру. Завтра мне предстояло большое дело, и я внимательно слушала рассказы Ануш, которая на удивление толково излагала план дворца, перечисляла время и места разводов караула, сообщала данные о численности гарнизона. Шпионка высшего класса — всё на память шпарит. И так я увлеклась рассказом, Фатима — птичками, Алладин и Будур — друг другом, что пропустила важную вещь.

Прямо передо мной, за спиной Ануш стояла красивая девушка, абсолютно голая и улыбалась. Алладин, увидев её, так побледнел, что я испугалась повторения обморока. Но нет, парень удержался:

— Гуль! — прошептал он, а потом сказал странную фразу: «Ля иллаха иль Аллах», и вот тут-то всё и началось.

Плоть с девушки начала спадать кусками. Нет, даже не кусками, а пластами — такими продают лосося на золотистой картонной подложке. А под этим гримом, если можно его так назвать, были кости. Необычные человеческие кости, только серовато-зелёные, будто специально искривленные пыточным механизмом. Череп вытянулся, на нём появились длинные пряди липких на вид волос, выпученные глаза завращались в орбитах, а изо рта высунулись здоровенные клыки в чёрных пятнах кариеса.

«Гуль — трупоед, — вспомнилось мне из какого-то справочника, — но мы пока ещё живые! Однако что может помешать ему превратить нас в трупы?»

Гуль тоже так думал/думала, потому что с визгом кинулся на спину Ануш, намереваясь перекусить её шею. Я сорвала со спины маленький круглый щит и метнула в гуля: тот и ахнуть не успел, как щит перебил ему шею, и голова гуля осталась щёлкать зубами в круге света, а туловище куда-то бойко побежало на четвереньках. Отсутствие щита дало себя знать в следующую секунду: кто-то вцепился мне в спину, но запутался в плаще. Отстегнув плащ, я рубанула мечом наотмашь, и второй гуль разбежался в разные стороны: ноги с половиной спины — налево, голова на руках — направо.

— Они здесь ещё есть? — плачущим шёпотом спросила Ануш, обнимая Фатиму.

— Может, и есть, — я приготовилась отражать атаку, но было пока тихо. — Скажи-ка свою волшебную фразу, которая снимает наваждения, Алладин!

— Это азан, — проговорил наш храбрец, у которого даже редкие усики с верхней губы, кажется, осыпались, — неужели не узнал?

Ах, да! Я же принц и мусульманин, чуть не прокололась!

— Не было времени вслушиваться, — сказала я и присела на камень, прислонившись к стене. — Только я вот, что думаю: или гулей здесь нет, или они уже съели ваших лошадей. Проверьте коников.

С воплем унеслась Фатима во тьму: никакие гули не пугали её так сильно, как султан Борух. Вернулась она, ведя на поводу трёх прекрасных черных арабских жеребцов, каждый из которых стоил целого состояния. Алладин присвистнул:

— Султан продаст весь свой гарем, чтобы вернуть этих коней! Нас найдут только по их статям.