Герхард и его люди действительно выводили из музея воров, закованных в наручники. Те что-то яростно кричали, звали Дана, оскорбляли настоящих жандармов, за что получали от стражей закона добротные подзатыльники.

– Дан! Предатель! – крутя головой по сторонам, громче остальных орал главарь шайки, которого вел сам Герхард. – Я доберусь до тебя! Тебе не жить!

– Ой, бедолага, – прошептала я, понимая, что Нэйт оказался прав насчёт здоровяка. Его приняли за предателя.

Анхель и Дебора поспешили к музею, а я направилась обратно к Нэйту, что, не жалея, сил «умывал» Дана снегом, пытаясь привести того в чувства.

Здоровяк, наконец-то, начал подавать признаки жизни. Зашевелился и даже попытался отвернуться от новой порции снега.

– Бабка… бабка, – звал Дан, как в бреду, выплёвывая попавший в рот снег.

Он дёрнул руками и обреченно простонал, ощутив на запястьях оковы.

– Эх, бабка, – протянул он тихо…

– Ты произвела на него сильное впечатление, – усмехнулся Нэйт и помог здоровяку приподняться и сесть.

Дан шатался из стороны в сторону, и я легонько толкнула его в плечо, заставляя его опереться спиной о стену здания.

Присела рядом на корточки и принялась за дело. Мне нужно было убедить его сотрудничать с жандармерией.

– Послушай, Дан. Вашу шайку поймали. Тебя ожидает тюрьма. Но у тебя есть шанс спастись от заключения. Для этого нужно, чтобы ты все рассказал жандармам о Мартине Д’эстри и других ограблениях.

В полумраке лицо Дана выглядело пугающим. Глаза казались совсем черными. Казалось, он смотрит прямо мне в глаза, и я была очень рада, что он сейчас способен слушать.

– Так ты маньяк, бабка? – вдруг выпалил он, и Нэйт, стоящий за моей спиной, рассмеялся.

Я наградила своего жениха суровым взглядом и повернулась обратно к Дану. Только хотела открыть рот, чтобы все объяснить, как здоровяк снова заговорил.

– А я узнал его. Твоего Ислаэля. Злячий твой дед, да? С женщины недавно его снял, – в темноте сверкнули белые зубы Дана, и он с отвращением продолжил свое «расследование»: – Так во-о-от к каким женщинам он бегает под юбки заглядывать. А ты с ним заодно-о-о… Плизнавайся, напоить меня своей отлавой хотела, а потом надлугаться? Или плосто для деда своего женщину из нашего подвала уволокла? Я утлом понял, что ты в настойку что-то насыпала, отчего и вылубило всех знатно.

Я опешила. Смотрела на суровое бородатое лицо Дана, угадывая нотки отвращения в его голосе. А в это время смех Нэйта за моей спиной набирал обороты. Его явно веселили реплики здоровяка.

– Куда женщина из клетки делась? Убили уже, плизнавайся? В жандалмелию ведь девица не пошла. Значит, не сама сбежала. Я ж не глупый. Это вы ее с дедом своим уклали, надлугались и… того. А может, ты и надо мной надлугаться хотела, что так зазывала любиться? Эх, на виселицу бы вас с дедом. Чтоб не повадно было над людьми беззащитными издеваться.

У меня пропал дар речи. Я хлопала ресницами, чувствуя, как запылало мое лицо. Отлично! Теперь Дан думает, что мы с Анхелем семейная чета стариков-маньяков!

Неужели он не понял, что голос у меня сейчас молодой? Возможно, это из-за сильного удара по голове?

– Все не так, – я рывком отклеила накладные усы и бороду. – Я не бабка.

– Гвоздь мне в печень! Гадалка! – взревел Дан. – Так ты ещё ужаснее, чем я думал! В бабку пелеодеваешься и желтв для деда ловишь по столице? А? Плизнавайся! Скольких уже убили?! На площади налоду много было! Выбилай – не хочу!

– Да все не так! – заорала я и взглянула в сторону Нэйта. Он давился истеричным хохотом, прислонившись к стене напротив. И, паскудник такой, даже не думал прийти мне на помощь…

– А я ещё тебя в гостиницу любиться плиглашал… – добавил с омерзением Дан и сплюнул на снег.

Смех Нэйта мгновенно затих.

– Куда приглашал? – рявкнул он.

– А это кто? Ещё один твой длужок? – продолжал беседу Дан, пока я от злости начала собирать в ладошки снег. – Или желтва? Ты беги, мужик, она с головой не в ладах.

Я заставила Дана замолчать. Сделала это при помощи снега, которым остервенело принялась вытирать ему лицо.

– Я ему помочь хочу, а он меня в маньяки записывает, – бурчала злобно, не давая здоровяку опомниться. Как только снег заканчивался, я быстро набирала новую порцию и продолжала успокаивать этого вороватого «сыщика». – А теперь слушай, Даниэль. Не расскажешь все жандармам – я над тобой надругаюсь. С дедом на пару. Не дашь показания против Мартина Д'эстри – я ещё половину площади позову, чтобы над тобой надругались. Видел, сколько там гадалок? Так это все наши! Понял?

– Да-да! – орал Дан, пытаясь выплюнуть снег.

Меня рывком подняли на ноги – и я оказалась в объятьях Нэйта. Он прижал меня к себе, успокаивая. И я вдруг расплакалась на его груди.

– Я ж ему помочь хотела… А он… – хныкала я.

– Ну, как вы тут? – раздался довольный голос Герхарда, который появился в начале переулка. – Где наш преступник?

– Вот она! На виселицу ее и деда! – заорал Дан, и я завыла от обиды.

Нэйт прижал меня к себе ещё крепче, его грудь затряслась от беззвучного смеха, и Герхард тоже тихонько рассмеялся. В этот момент мне стало ещё обиднее… Вот и помогай после такого!

– Вы арестованы, Даниэль, – пробасил Герхард, но я слышала нотки веселья в его голосе.

Он поднял здоровяка на ноги и повел по узкому переходу в сторону улицы.

– Почему я? Ее алестуйте! Я вол! Беззащитный! Я никого не убил! – заголосил Дан. – Бабку покажи! Слышишь, гадалка? Покажи жандалму свою бабку! Пусть сейчас ты в штанах! Но я-то знаю, что под ними плячется бабка!

Я посмотрела Дану и Герхарду вслед и улыбнулась сквозь слезы.

– Почему мне так обидно? – спросила тихо.

– У него ещё мысли путаются, Агата, – со смехом пояснил мне Нэйт. – Он не способен сейчас мыслить здраво. Мы его как-никак три раза по голове огрели. Его в отдельную камеру пока посадят, а утром Герхард с ним поговорит. Надеюсь, к утру он придет в себя…

Я шмыгнула носом и положила голову на плечо Нэйта. Мы с ним двинулись к выходу из переулка.

– Но, если что, я знаю, что бабка ты только в душе, а под штанами прячется клад, – прошептал насмешливо Нэйт, и я тихо рассмеялась.

Нэйт

Сегодня я так и не отпустил Агату домой. Уволок в свою обитель прямо в маскарадном наряде.

Мы вместе приняли ванну, поужинали, и сейчас, уставшие и довольные, сидели у камина в моей спальне.

Агата бережно обрабатывала мои ссадины на лице, пока я, закрыв глаза, наслаждался ее заботой.

У нас снова появилась небольшая передышка.

Герхард сказал, что дальше он справится сам.

Воров увезли в главный отдел Жандармерии, и теперь мы ожидали, когда на «арену» выйдет сам Мартин Д'эстри.

Герхард с полной уверенностью заявил, что уже этой ночью или ранним утром его начальник обязательно примчится в отдел, чтобы взять дело «под свой контроль».

А пока жандарм сообщил, что он ещё раз обыщет стол своего начальника и заберёт оттуда компрометирующие документы. Рискнёт своей карьерой, так сказать…

Все новости он обещал сообщить нам завтра к полудню. И по поводу Дана, и по поводу Мартина Д'эстри.

– Нэйт, а что будет, если Герхард все же не найдет документы в кабинете Д’эстри? Вдруг старик их перепрятал? – спросила шепотом Агата, продолжая неспешно обрабатывать мои увечья.

– Будем надеяться, что они там. Мы ведь не давали Д’эстри повода для подозрений. А вот ты так и не написала свою сенсацию…

– Ещё напишу. Дело только набирает обороты и впереди, я уверена, ещё много сенсаций. Не думаю, что Мартин Д'эстри «сотрудничал» только с контрабандистами и ворами.

Я тихо шикнул, когда ссадины на лице вдруг начали печь.

– Агата, чем ты их обрабатываешь?

Я быстро открыл глаза, и мой недовольный взгляд устремился вниз – на руки Агаты. Она ловко спрятала их за спину и мило улыбнулась.

– Ты сказал, что сегодня я твой доктор, Нэйт Лоури. Поэтому доверься. Я не причиню тебе вреда.